– Вы покидали свою комнату ночью?

– Нет.

– Может, слышали что-нибудь? Попытайтесь вспомнить, мисс Смит.

– Еще до вашего приезда, мистер Нейби, я говорила мистеру Квину, что у меня очень крепкий сон. («Как у мертвой», – подумал Эллери.) День мне выпал очень утомительный, и я посчитала, что имею право на отдых, тем более, наутро предстояло работать. Меня пригласили сюда не в гости, а как секретаря мистера Марша.

– Мисс Смит не имеет к происходящему никакого отношения, – сказал Марш. («Ого, как резко», – подумал Эллери.) – Я не хочу давать вам никаких советов, шеф, но, по-моему, вы напрасно тратите время. Скорее всего, Джонни убил какой-нибудь грабитель, застигнутый на месте преступления.

– Если бы все действительно было так просто, мистер Марш… – Нейби взглянул на Эллери. Тот вышел и вскоре вернулся, держа в руках шелковое вечернее платье, зеленый парик и белые вечерние перчатки.

– Так как всех вас можно считать «миссис Бенедикт», – сказал Эллери, обращаясь к бывшим женам, – я облегчу себе задачу и стану обращаться к вам просто по имени. Одри, вчера днем вы сообщили, что из вашей комнаты пропало платье. Это оно?

Та недоверчиво взглянула на наряд, потом медленно поднялась и пощупала его.

– Очень похоже… Наверное… Да, конечно оно. Где вы его отыскали?

Эллери отложил платье в сторону.

– А это ваш парик, Марсия?

– Вы же сами видите! Готова поклясться, что в этом городе ни одного такого не найдется! – Златовласка натянула его на голову. – Конечно мой!

– Перчатки ваши, Элис?

– Указательный палец на левой был немного подштопан, – ответила шатенка. – Ну вот, так и есть. Да, это мои перчатки, мистер Квин. Где вы нашли их? У кого?

– Мы не знаем, кто тут виноват, – ответил Нейби. – Но они лежали в комнате у Бенедикта. Рядом с мертвым.

Последовало тягостное молчание.

– Что здесь происходит?! – наконец выкрикнула Элис. – Зачем понадобилось красть мои перчатки и подбрасывать их к трупу Джонни?

– И мое платье?

– И мой парик?

– Теперь я вообще ничего не понимаю. – Марш снова стоял у бара, но на рюмку в своей руке даже не смотрел. – Вечно ты так, Эллери. В чем же, наконец, дело? Не веришь, что в дом кто-то проник?

– Да, как ни прискорбно, – ответил Эллери. – Но ты, Эл, можешь кое-что прояснить.

– Я?

– Анс, разрешишь мне?

Нейби покачал головой.

– Только забудь о субординации. Ты же знаешь сейчас гораздо больше, чем я.

– Хорошо, сформулирую все коротко, – бросил Эллери. – Вчера вечером я подслушал, как Джонни говорил о новом завещании. Поскольку ты, Эл, был его адвокатом и составлял прежнее, то, наверное, и это должен был составить. Значит, старое завещание находится у тебя?

– Да, – воинственным тоном ответил Марш. – Так ты, говоришь, подслушивал? С какой целью?

– За Джонни боялся. И не напрасно, как показали дальнейшие события. Короче, мне нужно видеть документ.

Подбородок у Марша по-прежнему был грозно выпячен вперед.

– Теоретически я могу отказать тебе в такой просьбе…

– Мы это знаем, – решительно перебил его комиссар. – Но когда речь идет об убийстве, нельзя относиться к делу формально. В моем районе с подобными вещами считаются, мистер Марш. Прошу вас показать нам эту бумагу.

Некоторое время адвокат пребывал в нерешительности, а потом пожал плечами.

– Она в моей комнате, в портфеле. Мисс Смит…

– Не стоит утруждать мисс Смит, – вмешался инспектор. – Я сам схожу.

Все даже забыли о его присутствии. А инспектор быстро исчез и так же быстро появился.

– Если будет составляться протокол, хочу заявить, что портфеля я не открывал.

Марш бросил на него какой-то странный взгляд, потом вынул из портфеля толстый пергаментный конверт и передал его Нейби. Тот достал завещание на нескольких страницах, быстро просмотрел и протянул Эллери, который занялся им более детально.

– Похоже, документ был составлен уже давно и дополнялся каждый раз после нового брака и развода.

– Совершенно верно.

– Здесь сказано, что со смертью Бенедикта прекращается еженедельная выплата по тысяче долларов каждой из трех жен, но зато им отходит по миллиону, если они к этому времени не выйдут замуж вторично.

– Да.

– В таком случае любая из них была заинтересована в том, чтобы документ остался в силе до кончины бывшего мужа…

– Верно. Все так. Но к чему ты клонишь?

– А вот сейчас мы расставим точки над «i», Эл. Разумеется, ни один адвокат в твоем положении не захочет вляпаться в такое дело, но ты, тем не менее, уже вляпался и потому должен теперь смотреть на все открытыми глазами. Ночные события полностью оправдали мои опасения, возникшие после того, что я слышал вчера на веранде. Джонни говорил, что в новом завещании еженедельную выплату бывшим женам но тысяче долларов оставит, но после его смерти каждая из них унаследует не по миллиону, а только по сто тысяч. Почему же им не сообразить, что с его кончиной они получат в десять раз больше, если завещание не будет изменено? А коли они обратятся в суд, им вообще не светит ни цента. Вот я и спрашиваю тебя, Эл: не было ли у всех троих заинтересованности в том, чтобы Джонни не пережил эту ночь?

Марш быстро осушил свою рюмку, а женщины словно окаменели.

– Судя по всему, красотки, – нарушил молчание Нейби, – у каждой из вас были и мотив, и возможность для убийства. Даже орудие преступления вы могли использовать с равными шансами.

– Какое еще орудие?! – вскричала Одри Уэстон, вскакивая на ноги. – Я вообще ни о чем не знаю. О, боже ты мой! Да я бы муху не смогла убить! Может, Элис Тирни, медсестра, и привыкла к виду крови, но мне от нее сразу становится плохо…

– Я тебе это еще припомню, Одри! – сказала Элис Тирни гробовым тоном.

– Когда речь заходит о девятистах тысячах долларов, мисс Уэстон, с убийством практически любой справится, – заметил начальник полиции. – Кстати, ваше платье тоже было найдено радом с покойным.

– Но я же объясняла мистеру Квину, что его у меня украли, – запричитала она. – Вы и парик Марсии, и перчатки Элис там нашли. Почему же именно на меня набросились?

– Я этого не хотел, мисс Уэстон. То, что я говорил, в равной мере касается вас всех. Во всяком случае, пока… Естественно, что наличие ваших вещей в комнате мистера Бенедикта ничего не доказывает, но суд присяжных, тем не менее, руководствуется не фантазией и домыслами, а голыми фактами.

– Существует еще один факт, о котором никто не знает, – сказал Эллери. – Отец!

Старик достал из кармана продолговатый конверт, полученный на хранение от Бенедикта.

– Мой сын и я присутствовали при том, как мистер Бенедикт снабдил сей рукописный вариант завещания датой и подписью. Мы тоже расписались тут в качестве свидетелей. Потом он вложил бумагу в конверт и попросил меня ее сохранить.

– Содержание нам не известно, – сказал Эллери. – Читать его он нам не давал, но здесь, очевидно, изложено именно то, что мистер Марш должен был официально оформить сегодня утром. Теперь, в связи со сложившимися обстоятельствами, ты, Анс, имеешь право конверт вскрыть.

Инспектор передал его Нейби. Тот взглянул на Марша. Адвокат, в свою очередь, пожал плечами.

– Вы уже познакомили меня со здешними обычаями, шеф. – И вернулся к бару, чтобы снова наполнить рюмку.

– Бенедикт как-нибудь намекал вам на то, что собирается написать временное завещание?

– Ни словом. – Марш залпом выпил виски и взмахнул рукой. – Спрашивал, правда, как завещания составляют, в какой форме и так далее. Конечно же, никаких выводов из этого я не сделал.

Нейби вскрыл конверт перочинным ножом и вытащил оттуда бумагу. Оба Квина вытянули шеи, пытаясь рассмотреть, что там написано. И пока они читали, их лица становились все более и более удивленными.

Наконец Нейби резко произнес:

– Вам тоже следует ознакомиться с этим завещанием, Марш.

Он сделал знак бывшим женам отойти в сторону и протянул документ адвокату.

– Читайте вслух, Эл! – Эллери посмотрел на Одри, Марсию и Элис. Трио насторожилось. – Но только то, что относится непосредственно к делу.

Марш нахмурил лоб.

– Тут он объявляет все предшествующие завещания недействительными и говорит, что оставляет все свое состояние «Лауре и детям». Далее цитирую: «Если по какой-нибудь причине к моменту моей смерти я не буду женат на Лауре, то все свое состояние я завещаю своему единственному родственнику Лесли». Вот, собственно, и все. – Адвокат пожал плечами. – Написано небрежно, но в моих глазах это совершенно законный документ. – Он отдал бумагу Нейби и опять занялся рюмкой и сигаретой.

– Лаура… – пробормотала Марсия. – Кто, черт возьми, эта Лаура?

– Уж наверняка не та барменша, с которой его видели в последнее время, – заметила Одри. – В газетах ее называли Винсентиной Астор.

Элис добавила:

– При мне он никогда ни о какой Лауре не упоминал.

– При мне тоже, – плаксиво сказала Одри. – А не могло быть так, что он женился на этой крысе уже здесь?

– Нет, – ответил Эллери. – Тогда бы, наверное, он называл ее своей женой, а не просто Лаурой. Нет, Джонни только собирался жениться, потому и оговорил, что если к моменту своей смерти будет еще не женат на ней и так далее… Эл, ты ее не знаешь?

– Нет.

– Я согласен с тобой, Эллери, – заметил Нейби. – Он хотел вступить в брак с Лаурой как можно скорее и самым умным посчитал сделать ее своей наследницей уже в рукописном завещании. А собственные интересы подчеркнул в специальной оговорке.

– Какой жестокий удар для Лауры, – произнесла Марсия со смехом, который больше походил на лошадиное ржание. – С кем бы наш Джонни ни якшался в последнее время, ее он лишил и русских мехов, и драгоценностей, и парижских моделей.