– Минутку, дорогой! Ты не сможешь так просто его изменить. Дядя Сэм постоит за права оскорбленной женщины!

– По-моему, ты невнимательно прочитала документы, Одри, – сказал Бенедикт. – Согласно договору отказ от приданого и других претензий на мою собственность не зависит от того, что я вам завещаю. Советую снова ознакомиться с этими бумагами и избавить себя от расходов на адвоката. Я правильно говорю, Эл?

– Все верно, – ответил Марш. – Иными словами, добрачные договоры не препятствуют ему изменить завещание.

– И если я не пожелаю оставлять вам три миллиона, вы поделать ничего не сможете. – Бенедикт улыбнулся, ощерив зубы. – Мы совершаем все на законном основании.

– Говоря по-другому, ты – дерьмо! – Златовласка гоже оскалилась в улыбке. – Но мы будем бороться за свои-права не на жизнь, а на смерть!

– Это – как угодно.

– Но ведь ты обещал… – пробормотала бывшая медсестра. – Джонни… что…

– Чепуха!

Однако Марсия уже приняла какое-то решение. Она закурила сигарету и сказала:

– Ну, хорошо, Джонни! Как же будет звучать новый договор?

– Я обязуюсь и впредь выплачивать каждой по тысяче в неделю вплоть до ее замужества либо до моей смерти, но миллиона теперь не ждите.

Марсия выплеснула только одно слово:

– Почему?

– Хотя это вас и не касается, – проговорил Джонни, – я все же отвечу. Я снова собираюсь жениться.

– Ты что, шутишь? – воскликнула Одри. – Каждую весну у тебя появляется любовный зуд, словно насморк. И потом, очередная женитьба вовсе не причина!

– Ты не имеешь права поступить с нами так несправедливо, – прогнусавила Элис. – Ведь миллион – большие деньги.

Проживешь с этой коровой несколько месяцев, – буркнула Марсия, – а потом…

– На сей раз все будет по-другому, – улыбнулся Джонни. – Сейчас речь идет о взаимной любви.

– О любви? – вскричала светлокудрая Одри. – Разве ты вообще способен любить?

Поскольку сентенция могла принадлежать любой из жен, все три громко рассмеялись.

– Хоть бы ты повлиял на него, Эл, – сказала златовласка. – Иначе он растранжирит все свое состояние… Послушай меня, крошка! Единственное, что ты любил, была грудь твоей матери. А больше о любви ты ничего не знаешь.

Бенедикт пожал плечами.

– Называйте как хотите, но я увлечен. Мечтаю стать добропорядочным семьянином – можете смеяться, иметь кучу детей и так далее. Больше никаких афер и скоропалительных решений. Эта женщина будет последней в моей жизни.

Все три таращились на него, словно куры на насесте, раскрыв клювы.

– Это основная причина для изменения завещания. Если у меня родятся дети, я должен буду позаботиться об их будущем. И о будущем их матери. Что бы ни случилось, я от своего решения не отступлю.

– А я по-прежнему утверждаю, что все это обман, – фыркнула блондинка. – Или тот документ, согласно которому ты оставлял мне миллион, тоже был липой?

– Если так, то он и меня обманул! – пролаяла Марсия. – Настоящее убийство – лишить людей наследства, после того как они…

– Знаю, Марсия, знаю… – перебил ее Бенедикт, – После того как они подарили мне лучшие месяцы своей жизни. Вы никак не даете договорить. Дело в том, что никто из вас не уйдет с пустыми руками. Кроме того, у вас есть время на обдумывание до завтрашнего полудня. Ваш бывший супруг сказочно добр!.. Эл, ты не приготовишь мне кофе по-казацки?

О таком напитке Эллери и не слыхивал. Марш принялся орудовать возле бара. Похоже, он смешивал водку с кофейным ликером и льдом.

– Обдумывание чего, Джонни? – спросила Элис упавшим голосом.

– Завтра утром, с вашего разрешения, Марш составит новое завещание.

– И как оно будет звучать? – Такой вопрос отлично характеризовал Одри.

– По тысяче в неделю каждой до ее повторного замужества, а после моей смерти – по сто тысяч долларов. Сто тысяч, разумеется, не миллион, но сумма все же приличная. Даже для таких дорогостоящих особ, как вы. Подумайте над этим, мои дорогие! Если же дело дойдет до суда, то уверяю вас при свидетелях, вы не получите ни цента. Мало того, я, пожалуй, откажу вам и в недельной тысяче. Спокойной ночи!

Джон Леверинг Бенедикт Третий залпом выпил свой кофе по-казацки, приветливо махнул им стаканом, затем поставил его на столик и зашагал наверх в спальню так, словно провел утомительный, но удачный день.

Оставшиеся немедленно впали в раздражительность, уныние и любопытство. Причем любопытство оказалось на первом плане.

– Что это за куколка, на которой Джонни собирается жениться?

– Ты знаешь? Ну конечно знаешь!

– Расскажи, Эл! Не стесняйся!

Амазонки обступили Марша, буквально задавив его своими телесами.

– Прошу вас, девочки, только не в присутствии мисс Смит. Не будем искушать добродетель, не правда ли, мисс Смит? На сегодня вы свободны, можете располагать своим временем, как вам будет угодно. Например, сделайте налет на кухню, если у вас появился аппетит.

– Я придерживаюсь строгой диеты, – неожиданно ответила секретарша. Адвокат взглянул на нее так удивленно, что Эллери понял: подобные заявления не в характере мисс Смит.

– Спокойной ночи, мистер Марш, – произнесла она многозначительно, с шумом захлопнула свой блокнот и направилась вверх по лестнице, не удостоив бывших жен ни единым взглядом, словно они были пустым местом.

Всю предыдущую беседу она застенографировала.

– Я уверена, что ты с ней знаком, Эл, – повторила Одри и начала его тормошить.

– Какая-нибудь глупая овечка? – поинтересовалась Марсия.

– Такой ошибки он бы уже не допустил, – бросила Элис.

– Во всяком случае, я его не высасывала, в отличие от тебя, которую вытащили из грязи! – парировала златокудрая амазонка. – А что может быть хуже кровопийцы?

– Ну, быстро, Эл! – настойчиво твердила блондинка. – Хватит ходить вокруг да около! Лучше налей мне чего-нибудь и проследи, чтобы мы получили свои денежки!

Марш прорвался из их окружения к бару.

– Я же не могу составлять завещание самостоятельно. Все делается по указанию Джонни. А вам я хочу дать бесплатный совет: примите его предложение и исчезните отсюда навсегда. И учтите: если вы откажетесь, то закончите свои дни как последние подонки. Больше чем на сто тысяч вы не можете рассчитывать, и, чтобы, как говорится, ухватить кобылу за хвост, у вас еще есть двенадцать часов. Подумайте над этим. Можете сообщить мне свои решения завтра утром.

– Плевать мне на тебя, дорогой! – огрызнулась Одри. – Где мой стакан?

– А почему бы вам не отправиться спать?

– Я еще в норме… Ну, хорошо, сама коктейль приготовлю. – Светловолосая актриса направилась к бару.

– Знаешь, кто ты? – спокойно сказала Марсия адвокату. – Вшивый крючкотвор! Одри, смешай и мне.

– Подходи да смешивай.

– Ты просто золото!.. Что ж, подойду. – И златокудрая амазонка присоединилась к блондинке.

– Эл… – начала шатенка из Брайтсвилла.

– Ты из меня тоже ничего не вытянешь, Элис. Спокойной ночи!

– Тебе со мной не справиться так быстро, как с мисс Смит!

Эллери внимательно смотрел на Марша. Тот действительно был здорово пьян и, кроме того, очень часто курил. «Да, нелегко быть адвокатом, советчиком, другом и доверенным лицом Джонни Бенедикта, – подумал Эллери. На такой работе запросто невроз наживешь».

Возвращаясь к себе в коттедж, он пользовался фонариком лишь изредка. Все эти события встревожили его, но определенного вывода он так и не сделал.

Когда инспектор пришел домой, Эллери уже спал и бормотал что-то во сне.

Проснулся Эллери от телефонного звонка. Он ощупью снял трубку, включил свет и автоматически взглянул на время. Три часа ночи. Однако стоны и кряхтение вл рубке подействовали на него как холодный душ.

– Кто это?

– Дж…

– Джонни? Джонни, ты?

– Да… – Бенедикт так судорожно дышал, словно на него навалился тяжелый груз. – Эл…

– Слушаю. Что случилось?

– Умираю.

Ты? Умираешь? Погоди! То есть я хочу сказать, что сейчас буду у тебя.

– Не усп… Нет…

– Оставайся у телефона…

– О-у-у. – Вслед за этим забулькали какие-то гортанные звуки, и, наконец, Бенедикт произнес еще одно слово: – …ом… – А чуть позже, будто из последних сил, прошептал: – Убийство!..

Эллери быстро спросил:

– Кто, Джонни? Скажи мне, кто это был?

На этот раз последовала длинная пауза, и опять донеслось:

– …ома…

Эллери почувствовал, что теряет терпение. «Зачем он говорит, что находится дома? Я и так это знаю. Звонит по внутреннему телефону. А значит, не потерял способность мыслить здраво».

– Ответь же, кто на тебя напал?

Но до него долетело только нечленораздельное мычание, от которого можно было сойти с ума.

– Не исчезай, Джонни! Кто это был? – Эллери говорил таким тоном, словно убеждал непослушного ребенка.

Джонни напрягся, но из его уст снова выдохнулось одно «ома». Теперь, похоже, он понял тщетность своих усилий – послышался какой-то стук: либо Джонни выронил трубку, либо вообще упал аппарат.

– Что случилось, мальчик?

Эллери нажал на рычаг телефона и неожиданно для самого себя зевнул. В дверях стоял отец. «Сегодня инспектору больше не заснуть», – подумал Эллери, – Сынок?

Тот рассказал о звонке Джонни.

– Чего же ты ждешь? – вскричал Квин-старший и исчез в спальне.

«Теперь не к спеху, – подумал Эллери, надевая брюки. – Что посеешь, то и пожнешь. Джонни уже собрал свой урожай».

В Брайтсвилле снова произошло преступление.

Машина пролетела четверть мили в одно мгновение. Весь особняк, кроме двух окон на втором этаже, за которыми, очевидно, находилась спальня Джонни, был погружен во тьму.