– Во-первых, хотелось бы узнать о цели вашего визита, мисс Уэстон, – улыбнулся Эллери. – А во-вторых, сообщить вам, что мы с отцом приняли приглашение Бенедикта, дабы найти здесь покой и уединение. Но у вас, похоже, какие-то проблемы?

– Если так… – начал инспектор.

– Исчезло мое вечернее платье, – перебила его Одри Уэстон.

– Исчезло? – удивился инспектор. – Платье?

– Какая чепуха! – отрезал Эллери. – Просто кто-нибудь переложил его в другое место.

– А я говорю, оно пропало!

– Украдено, что ли?

– Значит, вы заинтересовались, дорогуша?

– Как вам оказать… но поскольку вы уже здесь…

– Платье стоило бешенных денег. Представляете – парижская модель? Черный шелк, вырез на спине и декольте. Оно мне необходимо, черт возьми! Разумеется, его стащили. Такие платья не суют куда попало… По крайней мере – я.

Эти слова сопровождались такой бурной жестикуляцией, что Эллери на ее месте почувствовал бы себя утомленным.

– А может, все просто объяснится, мисс Уэстон? Когда вы видели платье в последний раз?

– Я надевала его вчера вечером. Джонни любит соблюдать формальности, если в обществе собираются женщины…

«Значит, она намерена что-то у Джонни выманить, – подумал Квин-младший. – Или же все трое намерены…» Впрочем, он тут же отбросил эти мысли. Зачем думать о подобных вещах, словно тебя уже втянули в какое-то дело? Да и стоит ли ерунду называть таким словом?

– Перед сном я повесила его в шифоньер. Сегодня утром оно было на месте. Но когда я хотела переодеться к ленчу, платья в шкафу не оказалось. Я всю комнату перерыла. Ничего.

Кто еще живет в особняке?

– Эл Марш, конечно, Джонни, две другие бывшие жены, горничная и дворецкий. Последние, правда, уходили ночевать к себе домой. Но утром вернулись, и я спросила их о платье. Они на меня так посмотрели, словно я потеряла рассудок.

– А у других вы интересовались?

– Вы что, меня совсем за дуру принимаете? Какой в этом толк? Вор наверняка станет отрицать, а остальные… О, какая гадость! Скажите, вы не могли бы помочь мне, не привлекая ничьего внимания? Я бы сама обыскала комнаты Марсии и Элис, если бы не боялась, что меня застанут на месте преступления. И потом, не хочется, чтобы Джонни волновался. Я имею в виду, если он решит… Ну, да вы понимаете, о чем я толкую, мистер Квин.

Дабы не накалять атмосферу, Эллери ответил, что все прекрасно понимает, хотя на самом деле даже не догадывался, о чем идет речь. Инспектор смотрел на сына, как психиатр на своего пациента.

– А больше у вас ничего не похитили?

– Нет. Только платье.

– Мне кажется, – произнес инспектор, – что его по каким-то соображениям одолжили, либо мисс Кемп, либо мисс Тирни, и если спросить у них…

– Вот и выходит, что вы ничего не смыслите во французских моделях, – протянула гостья. – Они же словно картины Рембрандта. Их нельзя надеть, не выдав себя. Так зачем же им понадобилось мое платье? Нет, эта история для меня сплошная загадка.

– А горничная? – спросил Эллери.

– Да в ней всего-то от горшка два вершка и вес не меньше двухсот фунтов.

– Я подумаю, чем вам помочь, мисс Уэстон.

На прощанье она произвела несколько соблазнительных телодвижений, еще раз пять сказала «дорогуша» и удалилась, оставив после себя запах парижских духов. Не успела захлопнуться за ней дверь, как инспектор фыркнул.

– Только не вздумай, Эллери, действительно искать это идиотское платье. Ты же испортишь отдых и себе, и мне.

– Но я обещал…

– Значит, обещания не сдержишь, – буркнул инспектор и, устроившись поудобнее, принялся читать местную газету.

– Ты же собирался вздремнуть?

– Ну да, уснешь здесь! Глупая гусыня! Совсем меня взбаламутила. И все будет именно по-моему. Понятно, Эллери?

Но получилось совсем по-другому. В тринадцать минут второго к ним снова постучали, и в дверях возникла не девушка, а мечта, которую господь бог одарил пышным телом и, золотыми волосами. Ростом она была почти с Эллери и имела фигуру танцовщицы варьете из последнего ряда: длинные мускулистые ноги, крепкие бедра и высокая грудь. Одежда ее отличалась экстравагантностью: короткие штанишки на бретельках, а сверху свободный открытый жакет, который позволял демонстрировать все, что вообще можно было демонстрировать. Волосы на голове были завязаны в узел.

– Марсия Кемп? – сказал Эллери.

– Откуда, черт возьми, вы знаете мое имя? – У рыжей красотки был глубокий хриплый голос с нью-йоркским выговором («Судя по всему, из Бронкса», – подумал Эллери.) Ее зеленые глаза сверкали от гнева.

– Мне вас описали, мисс Кемп, – улыбнулся Эллери. – Входите, пожалуйста. Разрешите представить вам моего отца. Инспектор Квип из нью-йоркской полиции.

– Именно полиция мне и нужна! – воскликнула Кемп. – Никогда не угадаете, что со мной произошло. И главное – где? В доме у Джонни!

– Ну, и что же стряслось? – спросил Эллери, делая вид, будто не замечает взгляда отца.

– Какой-то проходимец стибрил у меня парик!

– Парик? – непроизвольно повторил инспектор.

– Господи, да парик же! Зеленый парик… Причем этот салат на голове обошелся мне в сто пятьдесят долларов. Сегодня утром иду я на завтрак или на ленч… все равно… не знаю, а когда возвращаюсь, парик-то уже тю-тю… усекли? Это событие так подействовало на мою нежную душу, что мне просто необходимо выпить… чистого «Бурбона».

Эллери налил ей такую порцию, которая свалила бы с ног полковника из Кентукки, но она проглотила ее, словно молоко, и опять протянула ему стакан. Он вторично наполнил его до краев. Однако теперь она просто взяла стакан в руку.

– Когда вы видели свой парик в последний раз, мисс Кемп?

– Я надевала его вчера к обеду, вместе с зеленым платьем. Джонни любит, чтобы женщины были в форме. Утром парик еще лежал на туалетном столике, а вернувшись с завтрака, я обнаружила, что там пусто. Если бы Джонни не был так чувствителен к разным скандалам, я бы переворошила все вещи этих вонючих потаскух… Не могли бы вы помочь мне отыскать его, Эллери? Как-нибудь незаметно? Чтобы Джонни не узнал.

– Может, вы сами засунули его куда-нибудь? – с надеждой спросил Квин-старший.

– Помилуйте, инспектор, кому же в голову придет засовывать куда-нибудь парик?


– Платье и парик, – произнес Эллери, когда они избавились от общества рыжеволосой танцовщицы. – Две бывшие жены лишились по одной вещи. Значит, логично было бы предположить, что и третья…

– Ах, мальчик, мальчик! – с упреком сказал инспектор, хотя и не вполне искренне. – Лучше вспомни о своем обещании.

– Я все понимаю, отец. Но ты должен признать…

Эллери и вправду становился сам собой: походка сделалась пружинистой, глаза сверкали былым огнем. Инспектор решил утешиться мыслью, что на сей раз проблема была совсем несложной, а значит, Эллери успеет еще хорошенько отдохнуть.

И когда Эллери во второй половине дня сказал: «Послушай, отец, если вся эта история имеет хоть какой-нибудь смысл, то и с третьей женой должно случиться нечто подобное…» – инспектор только ответил: «Я забираю удочки и иду на ручей, мой мальчик».


Позади главного здания был устроен бассейн длиной в шестьдесят футов. Пока его еще не освободили от зимнего тента, но садовая мебель на террасе уже стояла. Там в шезлонге грелась на солнце Элис Тирни.

Эллери тотчас же ее узнал. Посещая однажды по какой-то надобности брайтсвиллскую больницу, он видел Элис в форме медсестры. Она была рослой девушкой с отличной кожей, роскошной фигурой и простыми, но приятными чертами лица.

– Мисс Тирни? Вы наверняка меня не помните.

– Ошибаетесь! Прекрасно помню. – Она выпрямилась в шезлонге. – Вы знаменитый Эллери Квин – божий дар Брайтсвиллу!

– К чему же такие дифирамбы? – произнес Эллери и опустился в кресло поблизости.

– Я говорю от чистого сердца.

– Правда? И кто же меня так называет?

– Старожилы в основном. – Ее холодные голубые глаза блестели на солнце. – Правда, некоторые говорят, что дар это не божий, а дьявольский. Но ведь люди, которые все видят в черном цвете, повсюду встречаются.

– Вероятно, они так считают оттого, что преступность в этих местах возросла с тех пор, как я стал здесь появляться. Вы курите, мисс Тирни?

– Конечно нет. И хорошо бы вам тоже бросить… О, черт возьми! Опять я с нравоучениями. Всему виной моя профессия.

Брюки пепельного цвета и такая же куртка никак не красили ее фигуру.

Гладко зачесанные волосы тоже ни с чем не гармонировали. Но все это были мелочи по сравнению с тем обаянием, которое буквально струилось из нее. Только сейчас Эллери понял, что именно Джонни понравилось в девушке.

– Я рада, что вы решились выползти из своего коттеджа, – оживленно говорила Элис Тирни. – Джонни грозился сурово наказать всякого, кто осмелится нарушить ваш покой.

– Меня, можно сказать, здесь еще нет. Я пришел только за тем, чтобы задать один весьма странный вопрос.

– О-о! – удивленно воскликнула она. – Что же вы медлите, мистер Квин?

Эллери наклонился к ней ближе.

– У вас ничего не пропало?

– О чем вы? Что у меня может пропасть?

– Что-нибудь из личных вещей. Из одежды, например?

– Нет…

– Вы уверены?

– Ну, честно говоря… Я пока не осматривала свой гардероб. – Она рассмеялась, но, поскольку Эллери не поддержал ее смеха, замолчала. – Вы хотите подшутить надо мной, мистер Квин?

– Нет. Вам не трудно было бы незаметно пройти в свою комнату и проверить, все ли на месте? Предпочтительно, кстати, чтобы никто ни о чем не догадался.

Элис поднялась, глубоко вздохнула и, пригладив куртку, быстро направилась к дому.