А вот дело Элис Тирни неожиданно обернулось в лучшую сторону. Глядя на ее внешний вид и поведение той ночью, Эллери мог бы поклясться, что она потеряла рассудок навсегда. Ему уже приходилось сталкиваться с подобными случаями. Но как ни странно, Элис довольно быстро вошла в норму. Ее продержали в брайтс-виллской клинике доктора Ленгстона Миникина две недели и выпустили под опеку родителей и старшей сестры Маргарет – дипломированного медицинского работника. Доктор Миникин нашел у Элис шизофренические наклонности, но сказал, что тот ночной эпизод был всего лишь истерическим припадком, рецидива которого можно ожидать только в экстремальных условиях.

– Она уже примирилась с тем, – объяснил он Нейби, – что Бенедикт или забыл о своем намерении, или изменил его, никакого документа, во всяком случае, не оставил. Пока она еще в угнетенном состоянии, но с фактами, повторяю, примирилась точно. Вряд ли она снова начнет бушевать, Анс. – Тут он сделал оговорку: – Я имею в виду этот повод. По другому – не гарантирую.

Такие слова Нейби не очень-то вдохновили.

Но самое удивительное событие месяца заключалось в том, что Марсия Кемп-Бенедикт-Фолкс решила добавить себе четвертое имя.

И странен был не сам факт ее нового замужества, а то, кого она сделала своим четвертым избранником. Эллери не мог поверить собственным глазам, изучая отчеты детективов своего отца и разделы светской хроники в газетах.

Златокудрая амазонка из Лас-Вегаса очаровала теперь самого Эла Марша.

– Меня это, конечно, не касается, – сказал Эллери, когда они обедали втроем в ресторане. – Но я просто ума не приложу, как все могло случиться? Никогда не замечал, чтобы вы питали друг к другу хотя бы симпатию. Наоборот, вы вроде бы даже враждовали.

Рука Марсии скользнула по столу, и Марш сжал ее ладонями.

– Нужно уметь скрывать свои чувства. – Марш улыбнулся. – Особенно если ты адвокат…

– Значит, роковой треугольник? – спросил Эллери. – Все совершалось за спиной у Джонни?

Марш улыбнулся еще шире.

– Да нет, – ответила Марсия. – У Эла лицо игрока в покер. Я всегда думала, что он боится меня как чумы. Поэтому и старалась ему досаждать. Вы знаете, каковы мы, женщины.

– Дело в том, – начал Марш, – что я не мог предать Джонни. Мне приходилось сдерживаться. И до того досдерживался, что сам почти забыл о своих чувствах, йначе бы женился на Марсии сразу после их развода. Кстати, он и познакомился с ней через меня. Я ее уже тогда любил, но она, к несчастью, предпочла Бенедикта.

Златовласка нежно потрепала его по руке.

– Я понимаю, Берни умер всего несколько недель назад, но брак с ним здорово меня подбодрил. Все-таки Джонни чувствительно меня ударил. А Фолкса я знала еще с Лас-Вегаса, и потом, он был такой сексуальный.

– Тебе нет надобности оправдываться, дорогая, – заметил Марш. – Все прежнее было ошибкой, Эллери, а теперь ни Марсия, ни я не мыслим жизни друг без друга. Что-нибудь на десерт, дорогая? – спросил он, заметив поблизости официанта.

– О, боже, ни в коем случае! Невеста должна думать о своей внешности – тем более, когда у нее конституция, как у моста Вашингтона.

Дальнейшие расспросы, видимо, были излишни, и Эллери пришлось довольствоваться малым.

Свадьбу отпраздновали в узком кругу, в квартире Марсии на Сеттон-Плейс. Все держалось в строгом секрете. А те несколько человек, которых Марш пригласил (Марсия утверждала, что у него вообще нет друзей, способных хранить тайну), были оповещены в последнюю минуту со строгим предупреждением явиться в воскресенье седьмого июня, к двум часам дня, не привлекая к себе внимания. Марсия решила позвать еще Элис Тирни и Одри Уэстон.

– Конечно, с моей стороны это подло, – призналась она, – но мне хочется посмотреть на их лица, когда они увидят меня вместе с Элом.

К ее величайшему разочарованию, Элис отказалась приехать, ссылаясь на недомогание. А Одри вообще не удосужилась ничего ответить. Так что из гостей присутствовали только Лесли Карпентер, мисс Смит и Квины.

Новобрачных венчал мистер Джастис Шараскогих из судебной палаты, старый друг семьи Маршей.

Потом последовали обычные фразы, принятые на таких церемониях. Появилось шампанское, и даже мисс Смит приложилась к бокалу. Резали свадебный торт, ели, пили за здравие молодых, а потом как-то неожиданно Эллери остался один: все разбрелись по комнатам.

Торт кромсали снизу, и верхняя его часть уцелела. На шоколадном пике, словно гордые альпинисты, под балдахином из сахарного сиропа стояла только что обвенчанная пара.

Фигурки смотрели на Эллери как-то лукаво. Уходя последней, Марсия нечаянно задела их, и балдахин сполз. Теперь молодожены наклонялись в сторону.

Что-то словно щелкнуло у Эллери в голове. Нечто неуловимое и неосязаемое, мучившее его со дня смерти Бенедикта. Такое, что он наверняка видел и чего никак не мог восстановить в памяти. Что-то до сих пор не понятое.

Но сейчас все стало ясно.

Осенило его как раз в ту минуту, когда он машинально потянулся поправить маленьких альпинистов. И тут, либо мысли его были где-то далеко, либо бешенство им овладело, но пластиковая парочка потеряла почву под ногами, и новоиспеченный супруг упал на ковер, оставив свою избранницу одну под балдахином.

Эллери недовольно нахмурился.

«Какой-то здесь подвох», – подумал он, надеясь, что падение фигурки не стоит истолковывать как дурное предзнаменование для Марша: неудачные браки и без того слишком часто встречаются…

Такова была первая мысль Эллери.

Затем промелькнула вторая, о том, что фигурку нужно вернуть на прежнее место. Разве можно было бы придумать более горестную минуту для разлуки? Маленькая невеста так отважно стояла под своим балдахином. А маленький жених выглядел таким печальным и потерянным на ковре.

Эллери нагнулся и словно прозрел. Будто чистое небо увидел, вырвавшись из тяжелых облаков.

– Мы должны немедленно отправиться в Брайтсвилл, – говорил он отцу уже через пару минут. – Если ты не хочешь, я поеду один.

Они стояли на балконе, в стороне от других. Нью-Йорк купался в солнечных лучах. Был один из тех редких дней, которые точно созданы для свадеб и прочих торжеств. Марсия и Эл удачно его выбрали.

– Полетим вместе, – ответил инспектор.

– И без всяких вопросов?

Отец пожал плечами.

– Разве я хоть словом о них обмолвился?

– Я же твой сын! Сын мудрого отца. Как Джонни ее называл?

– Называл? Кого?

– Лауру. «Последней женщиной в своей жизни». Или по-другому? Ах, да, ты же не слышал. Бедняга Джонни!

– Надеюсь, ты все-таки объяснишь, что происходит? – спросил инспектор.

– По-моему, я напал на след, – ответил Эллери.

У старика даже уши зашевелились.

– Ты имеешь в виду Лауру?

– Отчасти. По крайней мере, я могу назвать ее фамилию. Во всяком случае, приблизительно.

– Не говори загадками, Эллери! С чего вдруг на тебя озарение нашло?

– Понимаешь, она должна начинаться на «муж» и быть очень длинной. Например, Мужаскилл или Мужессон, в общем как-то похоже.

Инспектор недоверчиво взглянул на сына и, сокрушенно покачивая головой, направился к телефону.

Только сейчас Эллери заметил, что по-прежнему держит в руке маленького пластикового жениха.

Выйдя с балкона, он прошел в комнату, где красовался свадебный торт. Кроме Эстебана, собирающего пустые бокалы из-под шампанского, там никого не было.

– Вы случайно не знаете, куда мистер и миссис Марш поедут в свадебное путешествие? – спросил Эллери.

– Никуда, мистер Квин. – Слуга огляделся с видом заговорщика. – Во всяком случае сейчас. Может, через неделю… Миссис Марш должна решить вопрос со своей квартирой, да и дел у нас невпроворот. Только, пожалуйста, никому ни слова.

– Ни одной живой душе не скажу, – пообещал Эллери и поставил жениха рядом с невестой.

Глава 3

Жизнь

Они прибыли в Брайтсвилл в жаркий солнечный день. Инспектор Квин позвонил Нейби из телефонной будки, стоящей в крошечном зале аэропорта.

– Приезжайте к дому Бенедикта, – сказал инспектор. – И никого за нами не присылайте. Мы доберемся на такси.

Нейби уже отпер дверь и с волнением ждал Квинов у входа.

– Что случилось, инспектор?

– Спрашивайте его. Может, вам повезет больше. Я так и не сумел выжать из него ни слова.

Начальник полиции с упреком посмотрел на Эллери.

– Я не из пугливых, – заметил тот. – Просто сперва нужно все тщательно обдумать. Давайте лучше войдем!

Воздух в помещении был спертым и затхлым. Нейби прошелся по дому, распахивая окна.

– Кто-нибудь хочет выпить? – спросил Эллери, а когда оба отказались, добавил: – А я хочу.

Налил себе ирландского виски, выпил, наполнил стакан снова, поставил бутылку на место и сказал:

– Давайте поднимемся на второй этаж.

Стремительно преодолев лестницу, он подошел к комнате Джонни и, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стал ждать, пока Нейби ее откроет.

– Ответ на все вопросы с самого начала находился здесь, – констатировал он. – Кажется, несчастье случилось в субботу, двадцать восьмого марта, верно? С тех пор прошло два с половиной месяца. Если бы догадаться обо всем раньше, нам бы не потребовалось столько ненужных усилий, да и подленькая жизнь несчастного Фолкса сохранилась бы. Но все тайное рано или поздно становится явным. Входите и садитесь. О доказательствах можете не беспокоиться, их уничтожить нельзя.

– Что? Что? – Нейби был похож на рыбу, выброшенную из моря.

– Даже и не пытайтесь до чего-то додуматься, – бросил ему инспектор Квин. – Во всяком случае пока. Мой сын всегда так начинает: «Садитесь, господа, и слушайте внимательно». Лично я так и поступлю. – И инспектор уселся на единственный в комнате стул, предоставив начальнику полиции кровать Бенедикта, на которую тот и опустился с величайшей осторожностью, поглядывая при этом на дверь, словно готовил себе нуть к отступлению.