— Благодарю. Для начала распорядись, чтобы вахтенный машинист Гаррисон выключил регенераторную установку и систему сжигания двуокиси углерода. У нас каждый ампер на счету. Кроме того, нашим изнеженным морячкам полезно испытать на своей шкуре, каково приходилось подводникам в былые времена, когда они были вынуждены лечь на грунт и двадцать часов не высовывать носа на поверхность.

— Это может вредно сказаться на больных, — заметил я. — Я имею в виду Бенсона и Фолсома, находящихся в лазарете, а также братьев Харрингтон, Браунелла и Болтона, которые лежат в помещении дозиметрической лаборатории. У них и без того хватает проблем.

— Знаю, — отозвался командир подлодки. — Мне чертовски жаль их. Позднее, когда дышать станет совсем невмоготу, мы снова пустим в ход систему очистки воздуха, но подключим к ней только дозиметрическую лабораторию и лазарет. — Он замолчал, увидев, как в открытую со стороны кормы дверь ворвались новые клубы черного дыма. Это из машинного отделения вернулся матрос в противогазе. Несмотря на то что от едкого дыма у меня из глаз струились слезы, я разглядел, что ему не по себе. Суонсон и двое моряков, находившихся в центральном посту, бросились к нему. Двое из них подхватили вошедшего, третий принялся закрывать тяжелую дверь, чтобы дым не проник в центральный пост.

Суонсон стащил с вошедшего противогаз. Это был Мерфи — тот самый моряк, который помогал мне задраить крышку торпедного аппарата. Такие люди, как Мерфи и Ролингс, всегда оказываются там, где трудно.

Лицо его было белым как мел, он судорожно хватал ртом воздух, глаза закатились. Было похоже, что он вот-вот потеряет сознание. По-видимому, ядовитая атмосфера центрального поста после той дряни, какой моряк успел надышаться, показалась ему горным воздухом. Через какие-то полминуты он успел прийти в себя и, опустившись на подставленный стул, с усилием улыбнулся.

— Прошу прощения, командир, — проговорил он с трудом. — Этот противогаз не рассчитан на те условия, которые возникли в машинном отделении. Что там творится — кошмар, доложу я вам. — Снова улыбнувшись, моряк добавил: — Хочу вас обрадовать, командир, утечки излучения не обнаружено.

— Где счетчик Гейгера? — спокойно спросил Суонсон.

— Боюсь, что разбит, сэр. Там ничего не было видно. Честное слово, собственной ладони было не разглядеть. Я споткнулся и чуть не упал на механизмы. Но счетчик уронил вниз. Перед этим я успел заметить его показания. Утечки излучения не зарегистрировано. — Протянув руку к плечу, Мерфи отцепил пленочный дозиметр. — Сами можете убедиться, сэр.

— Сейчас же проявить. Отличная работа, Мерфи, — с теплотой в голосе произнес Суонсон. — А теперь ступай в носовую столовую. Там воздух гораздо чище.

Через несколько минут пленочный дозиметр был проявлен и доставлен командиру. Взглянув на пленку, тот улыбнулся. Последовал долгий вздох облегчения.

— Мерфи прав. Утечки излучения нет. Слава Богу. Иначе бы нам крышка.

Открылась и тотчас закрылась носовая дверь. Я догадался, кто это, не успев даже разглядеть вошедшего.

— Разрешите обратиться, сэр. «Добро» от старшего уорент-офицера Паттерсона получено, — официально произнес Ролингс. — Мы только что видели Мерфи. Он сам не свой. Мы с шефом считаем, что таких зеленых юнцов не следует...

— Насколько я понимаю, ты намерен предложить свои услуги, Ролингс? — спросил Суонсон. Чувство ответственности и нервное напряжение давали себя знать, но командир субмарины внешне оставался невозмутим.

— Не то чтобы намерен, сэр... Но кому же еще идти?

— Минно-торпедная боевая часть никогда не отличалась излишней скромностью, — ядовито заметил Суонсон.

— Пусть он наденет кислородный прибор, сэр, — вмешался я. — От этих противогазов, похоже, никакого толку.

— Нет ли утечки радиоактивного пара, командир? — спросил Ролингс. — Вы это хотите знать?

— Вижу, ты сам выдвинул свою кандидатуру и сам же за нее проголосовал, — заключил Суонсон. — Именно.

— Вот этот костюм надевал Мерфи? — ткнул пальцем в комбинезон Ролингс.

— Да. А что?

— Если бы имелась утечка пара, на нем были бы следы влаги или конденсата, сэр.

— Возможно. Но возможно и другое. Что, если частицы сажи и дыма удерживают конденсат пара во взвешенном состоянии? А может, в машинном отделении было так жарко, что влага, осевшая на костюме, успела испариться. Можно предположить все, что угодно. Долго там не задерживайся.

— Выясню, в чем дело, и обратно, — доверительно произнес Ролингс. Повернувшись к старшему офицеру, он улыбнулся: — Тогда, на льду, ты мне помешал, лейтенант, но на этот раз я свою медаль заработаю. Как пить дать. Навеки прославлю весь экипаж корабля.

— Если торпедист Ролингс соизволит придержать язык, я смогу кое-что предложить, командир, — проговорил Ганзен. — Я понимаю, он не сможет снять там маску, но что, если через каждые четыре или пять минут он будет звонить нам по телефону или вызывать по машинному телеграфу? Тогда мы будем знать, что с ним все в порядке. Если звонки прекратятся, пошлем вслед за ним кого-нибудь еще.

Суонсон кивнул. Надев защитный костюм и кислородный дыхательный прибор, Ролингс вышел. В течение нескольких минут дверь, ведущая в машинное отделение, открывалась уже в третий раз. В центральном посту скопилось столько едкого дыма, что кто-то решил раздать всем очки. Некоторые надели противогазы.

Зазвенел телефон. Старпом ответил и, произнеся несколько слов, повесил трубку.

— Звонил Джек Картрайт, командир. — Лейтенант Картрайт занимал должность командира дивизиона движения, который нес до этого вахту на посту управления энергетической установкой. — Похоже, он потерял сознание, наглотавшись дыма, и его отнесли в кормовой отсек. Сейчас, по его словам, с ним все в порядке. Он просит, чтобы им принесли противогазы или спасательные дыхательные аппараты для него и его людей. До противогазов, находящихся в машинном, им не добраться. Я обещал выполнить его просьбу.

— Конечно, у меня было бы спокойнее на душе, если бы Джек Картрайт сам выяснил, что стряслось, — признался Суонсон. — Пошлите к нему кого-нибудь, хорошо?

— Пожалуй, я сам схожу к нему. Подежурить у ледомера смог бы и кто-нибудь другой.

С сомнением посмотрев на раненую руку Ганзена, командир субмарины кивнул:

— Добро. Сходи в машинное отделение и сразу назад.

Минуту спустя старпом вышел из центрального поста.

Вернувшись через пять минут, он стал снимать с себя кислородный аппарат. Лицо его было бледным и потным.

— Совершенно верно, пожар в машинном отделении, — произнес он угрюмо. — Жара — хуже, чем в преисподней. Ни искр, ни пламени не видно. Но это еще ничего не значит. Дым настолько густой, что в двух футах и жерло печи не увидишь.

— Ролингса видел? — спросил Суонсон.

— Нет. Разве он не звонил?

— Два раза, но... — Коммандер замолчал на полуслове, услышав звон машинного телеграфа. — Выходит, с ним все в порядке. Что с кормовым отсеком, Джон?

— Там гораздо хуже, чем здесь. Больные, которые там находятся, в довольно тяжелом состоянии. Особенно Болтон. По-видимому, дым проник туда раньше, чем они задраили дверь.

— Прикажи Гаррисону включить систему очистки воздуха. Но только в дозиметрической лаборатории. Остальные помещения отключить.

Прошло пятнадцать минут. Трижды звонил машинный телеграф. Дыму прибавилось, дышать становилось все труднее. За это время в центральном посту была организована и оснащена нужной аппаратурой группа для тушения пожара. В задней части поста снова открылась дверь, и с нею в помещение ворвались новые клубы дыма.

Вернулся Ролингс. Он вконец ослаб, ему помогли снять дыхательный аппарат и комбинезон. По белому как мел лицу моряка ручьями струился пот. Костюм и волосы были также мокры от пота. Казалось, юноша только что вылез из воды. Однако он торжествующе улыбался.

— Утечки радиоактивного пара не обнаружено, командир. Это точно, — произнес он с трудом. — Но в нижней части дизельного отсека пожар. Искры летят во все стороны. Пламя небольшое. Я обнаружил очаг пожара, сэр. Правая турбина высокого давления. Горит изоляция.

— Ты получишь свою медаль, Ролингс, — заявил Суонсон. — Даже если мне самому придется ее изготовить. — Повернувшись к аварийной группе, он продолжил: — Вы слышали, турбина правого борта. Работать по четыре человека. Не больше пятнадцати минут. Лейтенант Рейберн, возглавите первую партию. Взять с собой ножи, молотки с расщепом, плоскогубцы, ломы, баллоны с углекислым газом. Сначала изоляцию обработайте, затем сдирайте. Остерегайтесь выбросов пламени, когда станете снимать ее. Относительно паропроводов предупреждать вас не буду. Ну, с Богом.

После того как аварийная партия покинула центральный пост, я обратился к Суонсону:

— Похоже, ничего страшного не случилось. Сколько времени им потребуется, чтобы потушить пожар? Минут десять — пятнадцать?

Угрюмо взглянув на меня, командир субмарины ответил:

— Самое малое — часа три или четыре. Да и то если повезет. Это же у черта на куличках. Кругом вентили, трубы, конденсаторы, целые мили паропроводов. Стоит до них дотронуться, сразу руки обожжешь. Даже в нормальных условиях в такой тесноте работать почти невозможно. Кроме того, там находится гигантский кожух, обмотанный изоляцией. Механики, которые ее устанавливали, дело свое знали. Прежде чем начать работу, ребятам придется обработать изоляцию с помощью огнетушителей, да и то проку от этого будет немного. Как только они снимут участок обгоревшей изоляции, пропитанная маслом оболочка кабеля, соприкоснувшись с кислородом, вспыхнет.

— Пропитанная маслом?

— В том-то и беда, — объяснил Суонсон. — Когда имеешь дело с механизмами, требуется масло. В турбинном отсеке таких механизмов предостаточно, да и масла тоже. Некоторые материалы чрезвычайно гигроскопичны, и вот эта окаянная изоляция притягивает к себе масло, словно магнит — железные опилки, и впитывает его как промокашка.