Янчи даже не пытался скрыть своего удивления.

— Здесь? Вы уверены в этом, мистер Рейнольдс?

— Полковник Макинтош в этом уверен.

— В таком случае Дженнингс должен быть здесь, несомненно здесь. — Янчи повернулся в кресле и посмотрел на Графа. — Ты слышал об этом?

— Ни слова. В нашем управлении никто об этом не знает, могу поклясться.

— Весь мир узнает об этом на следующей неделе, — спокойно и уверенно пообещал Рейнольдс. — Когда Международная научная конференция откроется здесь в понедельник, с первым докладом выступит профессор Дженнингс. Его готовят на роль звезды в этом спектакле. Это будет самый большой триумф коммунистической пропаганды за последние годы.

— Понимаю, понимаю. — Янчи задумчиво побарабанил пальцами по столу и резко вскинул голову. — Профессор Дженнингс... Вы сказали, что вам нужен только профессор?

Рейнольдс кивнул.

— Только профессор.

Янчи уставился на него.

— Побойтесь Бога, приятель, разве вы не понимаете, что произойдет в таком случае с его женой и сыном? Заверяю вас, мистер Рейнольдс, если вы ждете от нас помощи...

— Миссис Дженнингс уже в Лондоне. — Рейнольдс поднял руку, предваряя дальнейшие расспросы. — Она серьезно заболела около десяти недель назад, и Дженнингс настоял, чтобы она отправилась на лечение в лондонскую клинику. Он заставил коммунистов уступить его требованиям. Невозможно принудить, пытать или промывать мозги человеку масштаба профессора, чтобы не повредить его способности плодотворно работать, а он наотрез отказался работать, пока не выполнят его требования.

— Должно быть, он серьезный человек, — восхищенно кивнул Граф.

— Он на всех наведет страх, если что-то делается не так, как он хочет, — улыбнулся Рейнольдс. — Но это не такое уж большое достижение. Русские, во всяком случае, не проиграли. Они получили возможность пользоваться знаниями величайшего на сегодняшний день действующе-го знатока баллистики. У них в руках две козырные карты — Дженнингс и его сын. Они знали, что миссис Дженнингс вернется. Они только потребовали, чтобы все делалось в атмосфере абсолютной секретности. В Британии и полдюжины людей не знает, что миссис Дженнингс находится там. Даже врач, сделавщий ей две серьезные операции.

— Она поправилась?

—Все висело на волоске, но обошлось благополучно, и она очень быстро идет на поправку.

— Старик будет доволен, — пробормотал Янчи. — Его жена скоро возвращается в Россию?

— Его жена никогда не вернется в Россию, — категорически заявил Рейнольдс. — И у Дженнингса нет причин быть довольным. Он думает, что его жена находится в критическом положении, а маленькая надежда на ее выздоровление быстро исчезает, мы ему сообщили именно это. Вот почему он так думает.

— Что? Что? — Янчи вскочил на ноги. Его серые глаза были холодны и тверды как камень. — Господь Небесный, Рейнольдс! Что за бесчеловечное поведение? Вы и в самом деле так и сказали старику? Сказали, что его жена умирает?

— Наши люди дома нуждаются в нем. И нуждаются в нем отчаянно. Вся работа остановилась. Исследования по последнему проекту полностью в тупике. Уже целых десять недель. Они убеждены, что Дженнингс является единственным человеком, который может помочь им сделать прорыв в исследованиях.

— Поэтому ваши использовали такой... низкий трюк?..

— Это вопрос жизни и смерти, Янчи, — резко оборвал его Рейнольдс. — Это может стать в буквальном смысле слова жизнью или смертью для миллионов. Дженнингса нужно убедить вернуться, и мы используем любую возможность, какая нам доступна, чтобы добиться цели.

— Вы думаете, это этично, Рейнольдс? Вы думаете, все, что угодно, можно оправдать?

— Думаю я так или нет, не имеет никакого значения, — равнодушно ответил Рейнольдс. — Решать «за» или «против» не мое дело. Меня сейчас заботит единственное: порученную работу я должен сделать. Если только в какой-то мере это возможно, то задание я выполню.

—Беспощадный и опасный человек, — пробормотал Граф. — Я говорю вам, убийце, случайно оказавшемся на стороне закона.

— Да, — Рейнольдса это совсем не задело, — и еще одно. Дженнингс становится довольно наивным и беспомощным, когда дело не касается его специальности. Миссис Дженнингс рассказывала нам, когда русские уверили ее мужа, что проект, над которым он сейчас работает, будет использован только в мирных целях, он поверил им. Он пацифист в душе и поэтому...

— Все талантливые ученые в душе пацифисты. — Янчи снова сел, но глаза его все еще оставались враждебными. — Везде все лучшие люди в душе пацифисты.

— Я с вами не спорю. Я только говорю, что Дженнингс Находится сейчас в таком состоянии, что скорее станет работать на русских, если решит, что работает для мира, чем для своего собственного народа, если будет знать, что работает на войну. Это делает задачу — уговорить его вернуться — более трудной. А это, в свою очередь, допускает необходимость использовать любой рычаг, каким только мы можем воспользоваться.

— Судьба его юного сына, конечно, для вас безразлична. — Граф помахал рукой. — Когда ставки так высоки...

— Брайан, его сын, весь день вчера был в Познани, — перебил его Рейнольдс, — на какой-то выставке молодежных организаций. Два человека следили за ним с самого первого момента, как он там показался. К полудню завтрашнего дня он будет в Штеттине, то есть уже сегодня. Еще через сутки он будет уже в Швеции.

— Ах так! Вы слишком самоуверенны, Рейнольдс. Вы недооцениваете бдительность русских. — Граф смотрел на него задумчиво сквозь ободок стакана с бренди. — Известны случаи, когда агенты проваливаются.

— Эти два агента никогда не проваливаются. Они лучшие наши люди в Европе, Брайан Дженнингс будет завтра в Швеции. Кодовое сообщение об этом придет из Лондона в обычной радиопередаче на Европу. После этого, но не раньше, мы попытаемся связаться с Дженнингсом.

— Итак, в вас все-таки, возможно, есть какая-то человечность, — кивнул Граф.

— Человечность... — все еще холодно и презрительно отозвался Янчи. — Просто еще один рычаг, чтобы надавить на бедного старика. Люди Рейнольдса знают очень хорошо, что если они оставят мальчика умирать в России, то Дженнингс никогда больше не станет на них работать.

Граф закурил еще одну коричневую сигарету в их бесконечном ряду.

— Возможно, мы слишком резки с вами. Может быть, здесь заинтересованность и человечность идут рука об руку. Возможно, сказал я... И что будет, если Дженнингс все ещё будет упорствовать и откажется ехать?

— В таком случае ему просто придется поехать, хочет он этого или нет.

— Замечательно. Просто замечательно, — криво усмехнулся Граф. — Какая картинка для «Правды»! Наши друзья тащут Дженнингса за ноги через границу, и заголовок: «Британские секретные службы освобождают западного ученого». Разве вы не понимаете этого, мистер Рейнольдс?

Рейнольдс молча пожал плечами. Он заметил, как накалилась сама атмосфера за последние пять минут: подспудная враждебность, сильно направленная против него. Но он должен был сказать Янчи все. Полковник Макинтош на этом настаивал. Это неизбежно, если они хотят получить поддержку Янчи. Предложение о помощи фактически висело на волоске, а без этой помощи Рейнольдс мог бы сократить свои хлопоты и вообще не приезжать сюда. Пару минут они молчали. Янчи и Граф взглянули друг на друга и обменялись еле заметными кивками. Янчи прямо посмотрел на Рейнольдса.

— Если все ваши соотечественники такие, как вы, мистер Рейнольдс, я бы и пальцем не пошевелил, чтобы вам помочь. Хладнокровные, бесчувственные люди, которые справедливость и несправедливость, правду и ложь, а также страдания считают вопросами академическими, но они так же виновны своим молчаливым согласием с происходящим, как и те убийцы и варвары, о которых вы еще так недавно распространялись. Однако я знаю, уверен, что не все англичане похожи на вас. Только для того, чтобы обеспечить вашим ученым возможность изготавливать орудия войны, я не стал бы помогать, но полковник Макинтош был и остается моим другом. Думаю, бесчеловечно оставлять старика Дженнингса умирать на чужой земле среди равнодушных чужестранцев, вдалеке от семьи и тех, кого он любит. Если это в наших силах, то мы с Божьей помощью сделаем все возможное, чтобы старик безопасно вернулся домой.



Глава 4

Все тот же мундштук, все та же очередная зажженная русская сигарета. Граф надавил тяжелым локтем на кнопку и держал ее так до тех пор, пока из маленькой клетушки за стойкой в отеле не выбежал коротышка в рубахе с короткими рукавами, небритый и все еще протирающий со сна глаза. Граф недовольно смотрел на него.

— Ночные портье должны спать днем, — холодно объяснил он. — Управляющего, маленький человек, и немедленно.

— Вам нужен управляющий в такое время ночи?! — Ночной портье с плохо скрытым оскорбительным высокомерием уставился на часы у себя над головой, перевел глаза на Графа в сером костюме и сером плаще-реглане и не пытался даже скрыть грубости в голосе: — Управляющий спит. Приходите утром.

Внезапно раздался звук рвущейся материи, вскрик от боли. Держа правой рукой портье за рубаху, Граф почти вытащил того из-за стойки. Налитые кровью, расширившиеся сначала от удивления, потом от страха глаза находились в нескольких дюймах от бумажника, как по волшебству появившегося в левой руке Графа. Минута неподвижности, пренебрежительный толчок, и вот уже портье с трудом пытается сохранить равновесие, чтобы не упасть за стойкой.

— Прошу прощения, товарищ! Я очень прошу простить меня. — Портье облизнул губы, ставшие внезапно сухими и жесткими. — Я... я не знал...

— А кого ты еще ждал в такое время? — вкрадчиво спросил Граф.

— Никого, товарищ... Нет, никого, совсем никого... Это просто... ну, ваши были здесь только двадцать минут назад.