— О да, сэр, конечно. Он вызвал меня звонком, как обычно. Звонок зазвонил в полночь, и я пошел к нему в комнату. Я прислуживал ему, сэр, после того как уволился его личный камердинер.

— Он позвонил из комнаты?

— Нет, сэр. Он всегда звонил из коридора, по пути к себе. Так что, когда он подошел к спальне, я уже успел подняться по лестнице для слуг и ждал его на месте.

— И как он выглядел?

— Ужасно. Его так и трясло от ярости.

— Из-за семьи?

— Да, он страшно гневался на всех них.

— Продолжайте.

— Я помог ему надеть пижаму и халат, а он все бушевал, да, видно, и обычные желудочные боли его донимали. Я дал ему лекарство. Он сказал, что примет его позже, и я поставил у кровати бутылку с лекарством и стакан. Собрался уж помочь ему лечь, когда он сказал, что ему нужно поговорить с мистером Рэттисбоном. Честно, сэр, видя, как он устал, как ему плохо, я старался его отговорить, но он и слушать не пожелал. Я взял его за руку, и он так и взорвался. Мне стало страшно, я попытался удержать его, но он вырвался.

Аллейну вдруг представилось, как два старика сражаются в этой гигантской спальне.

— Делать нечего, — продолжал Баркер, — я сделал, как он велел, — привел к нему мистера Рэттисбона. У двери он окликнул меня и велел найти двух официантов со стороны, которых мы всегда приглашаем прислуживать на дне рождения. Некие мистер и миссис Кэнди, раньше они работали у нас, а потом завели собственное небольшое дело в деревне. Насколько я понял, сэр Генри хотел, чтобы они засвидетельствовали его подпись под завещанием. Я провел их в спальню, и тогда-то он мне и велел передать мисс Орринкурт, чтобы она принесла ему через полчаса горячий напиток. Он сказал, что я ему больше не понадоблюсь. И я ушел.

— Выполнять поручение?

— Да, только предварительно переключил звонок так, что если ему что-нибудь понадобится ночью, он зазвонит в коридоре, рядом с комнатой сэра Генри. Это давно было устроено, на случай тревоги, но на сей раз, сэр, звонок явно сломался у него в руках, не сработал, потому что, пусть даже миссис Генри и не услышала, мисс Десси, с которой они жили вместе, должна была проснуться. У нее, насколько мне известно, очень чуткий сон.

— А вам не показалось странным, что он никого не окликнул?

— Так ведь его никто не услышал, сэр. На этой стороне дома стены в комнатах очень толстые, это часть первоначальной внешней стены. Это крыло, сэр, пристроил к замку прежний баронет.

— Ясно. А где в это время находилась мисс Орринкурт?

— Она, сэр, оставила общество. А остальные перешли в гостиную.

— Все?

— Да, сэр. Все, кроме нее и мистера Рэттисбона. И миссис Аллейн, она же гостья. А так — все. Миссис Кентиш сказала, что юная леди отправилась к себе в комнату, где я ее и нашел. Мистер Рэттисбон сидел в зале.

— А что это за горячий напиток?

Старик подробно все описал. Раньше, до появления Сони Орринкурт, напиток всегда готовила Милли. Потом дело взяла в свои руки мисс Орринкурт. Молоко вместе с какими-то ингредиентами оставляла у нее в комнате служанка, приходившая постелить постель. Соня подогревала молоко, переливала его в термос и относила сэру Генри через полчаса после того, как он уходил к себе. Спал он плохо и часто пил молоко посреди ночи.

— А что с термосом, чашкой и блюдцем?

— В этот раз их, как всегда, унесли и вымыли, сэр. И все это время они находятся в употреблении.

— Он хоть немного выпил?

— Молоко, сэр, как и всегда, было налито в чашку и немного в блюдце — для кота. Блюдце стояло на полу. Но чашка, и термос, и лекарство в бутылке были опрокинуты, и молоко вместе с лекарством впитались в ковер.

— Он принял лекарство?

— Стакан был грязный. Он упал в блюдце.

— И разумеется, тоже попал в мойку, — сказал Аллейн. — А что с бутылкой?

— Говорю же, сэр, она валялась на полу. Бутылка новая, раньше ею не пользовались. Конечно, мне было очень не по себе, сэр, но я все же постарался прибраться в спальне, не особенно, правда, понимая, что делаю. Помню, я прихватил с собой вниз и грязное фарфоровое блюдце, и бутылку, и термос. Бутылку выбросили, остальное пошло в мойку. Ящик с лекарствами тщательнейшим образом вычистили. Он находится в ванной, сэр, напротив. Убрали до последней пылинки все покои, — добросовестно добавил Баркер.

Фокс что-то невнятно пробормотал.

— Так, — сказал Аллейн. — Вернемся к тому поручению, которое вы должны были передать в тот вечер мисс Орринкурт. Вы видели ее?

— Нет, сэр, просто постучал, и она ответила, не открывая двери. — Баркер неловко закашлялся.

— Что-нибудь еще?

— Да так, одна странность… — Голос его замер.

— Что за странность?

— Кроме нее, в комнате никого не должно было быть, — задумчиво проговорил Баркер, — ибо, как я уже сказал, сэр, все остальные находились внизу, и потом, именно потом, после того как я принес грог, никто никуда не уходил. Но перед тем как постучать к ней в дверь, сэр, готов поклясться, я слышал, как она смеется.

3

Когда Баркер вышел, Фокс глубоко вздохнул, надел очки и с усмешкой посмотрел на болтающийся конец веревки от звонка.

— Да, да, братец Фокс, именно так, — проговорил Аллейн и подошел к туалетному столику. — Эта дама нам и нужна.

Посредине столика стояла огромная фотография Сони Орринкурт.

— Производит впечатление, — подошел к Аллейну Фокс. — Забавно, знаете ли, мистер Аллейн. Таких вот и называют кинодивами. Полон рот зубов, волосы, ножки. Сэр Генри заключил фотографию в серебряную раму, но это, пожалуй, единственное отличие. Производит впечатление.

Аллейн потянул на себя верхний левый ящик.

— Первый удар, — прокомментировал Фокс.

Аллейн надел перчатки и осторожно вынул деревянный колокольчик в форме груши.

— Такие трогательные предосторожности, а толку что? — заметил он. — Ладно, посмотрим, что к чему. — Аллейн отвинтил кнопку и заглянул внутрь. — Смотрите, Фокс. Обратите внимание на две вещи. Все цело. Один винт и гайка на месте. Никаких следов проволоки. Другой винт и гайка ослаблены. Лупа при вас? Давайте-ка еще раз поглядим на веревку.

Фокс вынул карманную лупу и вернулся к кровати.

— Один проводок цел, — сразу сказал он. — Потемнел, как всегда от времени, и ничего не зачищено, а вот с другим иначе. Мне кажется, его зачистили. По крайней мере выглядит именно так.

— В таком случае, — заметил Аллейн, — почему один винт так затянут и блестит только одна проволока? Знаете что, Фокс, давайте-ка возьмем этот колокольчик с собой.

Он обернул его носовым платком и сунул в карман. В этот момент открылась дверь, и в комнату вошла Соня Орринкурт.

4

Она была в черном, но выглядела так эффектно, что мысль о трауре как-то не приходила в голову. Блестящая грива пепельных волос и челка, голубые веки, потрясающие ресницы, идеально гладкая кожа. На ней были бриллиантовая брошь, браслет и серьги. Соня остановилась прямо у порога.

— Извините за вторжение, — сказала она, — я так понимаю, вы из полиции?

— Правильно понимаете, — ответил Аллейн. — Мисс Орринкурт?

— Она самая.

— Добрый день. Это инспектор Фокс.

— Послушайте-ка! — Мисс Орринкурт двинулась к ним профессиональной сценической походкой. — Хотелось бы знать, что здесь происходит. У меня, как и у любого, есть права, и я их должна отстаивать, не так ли?

— Вне всяких сомнений.

— Спасибо. Очень любезно с вашей стороны. В таком случае, быть может, вы скажете, кто пригласил вас в покои моего покойного жениха и чем вы тут занимаетесь?

— Нас пригласила его семья, и занимаемся мы своей работой.

— Работой? И что же это за работа? Впрочем, можете не отвечать, — сердито продолжала мисс Орринкурт. — Я и так знаю. Они что-то затевают, верно? Решили отделаться от меня. Итак, в чем дело? Хотелось бы знать. Выкладывайте. В чем дело?

— Для начала скажите, как вы узнали о нашем приезде и почему решили, что мы — офицеры полиции?

Опершись о локти, она села на кровать, и волосы ее упали на плечи. Позади алело расстеленное стеганое одеяло. «С чего это ей вздумалось стать театральной актрисой, — подумал Аллейн, — ей бы гораздо больше подошла роль модели на обложке журнала». Соня лениво перевела взгляд на ноги Фокса.

— Да и так понятно, что вы из полиции. Посмотрите на башмаки своего дружка. Смех, да и только!

— Что скажете, приятель? — пробормотал Аллейн, перехватывая взгляд Фокса.

Тот откашлялся.

— Э-э… туше. С юной дамой, да еще с таким острым зрением, мне мало что светит, как думаете, сэр? — осторожно вымолвил Фокс.

— Ладно, хватит, — оборвала его мисс Орринкурт. — Так в чем все-таки дело? Решили, что ли, что в завещании что-нибудь не так? Или что-то еще? И с чего это вы принялись рыться в ящиках моего покойного жениха? Выкладывайте!

— Боюсь, вы неправильно оцениваете ситуацию. Все наоборот, — сказал Аллейн. — Мы на работе, и часть этой работы состоит в том, чтобы задавать вопросы. И уж поскольку вы здесь, мисс Орринкурт, не соблаговолите ли ответить на один-другой?

Аллейн отметил, что она смотрит на него, как смотрит на чужака какое-нибудь животное или совершенно лишенный детских комплексов ребенок. Вряд ли от нее можно добиться чего-нибудь, кроме безупречно артикулированных звуков. Его передергивало всякий раз, как он слышал ее диалект кокни с гортанными обертонами, а также фразы, само построение которых казалось совершенно фальшивым, словно она отказалась от своего естественного выговора ради плохо усвоенного кинематографического жаргона.