Найо Марш - Последний занавес

Бедная Трой, безуспешно пытавшаяся все это время выйти из комнаты, воспользовалась наступившей после заявления Полин тишиной и пробормотала:

— Если позволите, мне кажется… я бы…

— Дорогая миссис Аллейн, — прервал ее Седрик, — прошу вас, не надо этих церемоний. Оставайтесь, послушайте.

— Не понимаю, — начал Пол, — почему бедная миссис Аллейн должна…

— Она знает, — сказала Фенелла. — Боюсь, Пол, я уже все ей рассказала.

Совершенно неожиданно Полин сделала приглашающий жест в сторону Трой.

— Вот незадача-то, — сказала она, словно приглашая Трой к откровенности. — Видите, что происходит? Право, папа что-то слишком уж разошелся. Мы все ужасно обеспокоены. Пугает, собственно, не столько то, что происходит сейчас, сколько то, что может произойти. А тут еще Солнечный диск. Многовато. Это ведь в своем роде историческая реликвия.

— Своего рода cadeau d’estime[22] от регента моей прапрапрабабушке, — встрял в разговор Седрик. — И не просто историческая реликвия, но своего рода повторение истории. Позволь также заметить, тетя Полин, что лично я потрясен до глубины души. Я всегда считал, что Солнечный диск должен достаться мне.

— Твоей дочери, — поправил его Пол. — Так что вопрос это академический.

— С чего это ты взял, не понимаю, — вскинулся Седрик. — Мало ли, как все может обернуться.

— Право же, Полин, — проговорила Миллимент. — Право, Пол.

— Пол, милый, — обиженно проговорила Полин, — не надо задирать бедного Седрика.

— Как бы там ни было, — вмешалась Фенелла, — я думаю, тетя Полин права. По-моему, он собирается жениться, и, коли так, ноги моей в Анкретоне больше не будет. Никогда!

— И как же ты собираешься называть ее, тетя Полин? — дерзко спросил Седрик. — Мамочкой или каким-нибудь ласкательным именем?

— Нам только одно остается, — сказала Полин. — Надо объединить усилия и что-то предпринять. Я уже говорила с Дженеттой и говорила с Десси. Обе едут. Томасу тоже надо быть здесь. В отсутствие Клода главным должен стать он. Это его долг.

— А как ты это себе представляешь, дражайшая тетя Полин? Мы что же, засаду Старику устроим и всей ватагой набросимся?

— На мой взгляд, Седрик, мы попросим его принять нас и просто… просто…

— Да, извини, Полин, но толку от этого не будет, — ухмыльнулась Миллимент.

— Миллимент, ты не из Анкредов и потому не можешь переживать такие вещи так же болезненно, как мы. И как только папа, с его обостренным чувством собственного достоинства — мы ведь ведем свой род с эпохи Нормандского завоевания, мисс Аллейн, — как это папа позволил так окрутить себя? Это же просто унизительно.

— Будучи, как ты, Полин, заметила, не из Анкредов, я хорошо понимаю, что у папа в жилах течет не только голубая, но и горячая кровь. Больше того, он упрям и тщеславен как индюк. Ему нравится видеть себя мужем озорной юной дамочки.

— Относительно юной, — заметил Седрик.

Полин сцепила пальцы и, поворачиваясь от одного члена семьи к другому, воскликнула:

— Я придумала! Слушайте. Буду совершенно откровенной и объективной. Понимаю, что речь идет о моем ребенке, но это меня не остановит. Пэнти!

— При чем тут Пэнти, мама? — нервно осведомился Пол.

— Твой дед обожает ее. А теперь представь себе, что, если Пэнти вдруг что-нибудь такое детское ему скажет?

— Например, — подхватил Седрик, — обовьет ручонками его шею и прошепчет на ухо: «Дедушка, когда же наконец уедет от нас эта стласная тетя?» Одно скажу: вряд ли она сможет сыграть такую роль.

— Он обожает ее, — упрямо повторила Полин. — И ведет себя с ней как большой мальчик. Ты не можешь с этим не согласиться, Миллимент.

— Пожалуй, что так, Полин.

— Все это хорошо, мама, — резко бросил Пол, — да только Пэнти всегда подыграет деду.

— К тому же они с Соней закадычные друзья, разве не так? — добавил Седрик.

— Насколько я знаю, — сказала Миллимент, — именно мисс Орринкурт подговорила Пэнти сыграть со мной очень глупую шутку в прошлое воскресенье.

— А именно? — поинтересовался Седрик.

Фенелла захихикала.

— Когда я пошла в церковь, она приколола к моему пальто, сзади, совершенно дурацкую записку, — сердито сказала Миллимент.

— И что же в ней говорилось, Милли, дорогая? — с любопытством спросил Седрик.

— Кати бочку[23], — сказала Фенелла.

— Ну, так мы далеко зайдем, — заметила Миллимент.

— Знаете, — поспешно вставила Трой, — я все же вынуждена извиниться и…

На сей раз попытка удалась. Анкреды смущенно пожелали ей покойной ночи. Она отклонила предложение проводить ее до комнаты, чувствуя, что они ждут не дождутся, пока она закроет за собой дверь, чтобы возобновить разговор.

В зале, где было относительно тихо и очень холодно, поскольку уголь в камине догорел, оставалась зажженной одна-единственная лампа. Поднимаясь по лестнице, Трой испытала ощущение, которое раньше в этом необъятном доме не испытывала, — у него есть индивидуальность. Он простирался во все стороны — загадочная территория. Помимо странностей, свойственных Анкредам, он скрывал их потаенные мысли, как и мысли их предков. Дойдя до галереи, тоже едва освещенной, она почувствовала, что гостиная осталась где-то далеко позади, — подводный остров. Вереница посредственных портретов и сомнительных пейзажей, мимо которых она сейчас проходила, жили в этом сумраке своей собственной жизнью. И казалось, им до нее нет никакого дела. Вот наконец и ее коридор, заканчивающийся винтовой лестницей, ведущей в башню. Перед тем как ступить на нее, Трой на секунду задержалась. Показалось ей или действительно дверь пролетом выше, которой отсюда не было видно, бесшумно закрылась? «Может, в комнате подо мной кто-нибудь живет», — подумала она и от этой мысли поежилась. С чего бы это, покачала головой Трой, и повернула выключатель, расположенный рядом с лестницей. Свет, брызнувший из невидимой отсюда лампы, ввинченной за первым завитком лестницы, как-то незаметно оживил изогнутую стену.

Трой быстро шла наверх в надежде, что в ее белой комнате еще горит огонь. Следуя за изгибом ступеней, она правой рукой приподняла свое длинное платье, а левую положила на узкие перила.

Перила были липкими.

Она испуганно отдернула руку и поднесла ее к глазам. На ладони и чуть выше ее что-то темнело. Сейчас Трой стояла в тени, но, сделав шаг, оказалась на месте, куда падал свет от лампы, и стало видно, что пятно на ладони — красное.

Прошло не менее пяти секунд, прежде чем она сообразила, что это краска.

На следующее утро, в половине одиннадцатого, Трой, увешанная ящиками с красками, со свернутым холстом и подрамником в руках, направлялась в домашний театр. Сопровождаемая Полом и Седриком, несшими ее студийный мольберт, Трой прошла длинным коридором, ведущим из зала, мимо двери цвета грубого зеленого сукна, «за которой, — тяжело дыша, проговорил Седрик, — все крушат вокруг себя трудные дети», повернула направо и двинулась дальше, в тыльную часть этого дома-лабиринта. Путешествие прошло не без приключений — когда они проходили мимо двери, за которой, как впоследствии обнаружила Трой, располагалась малая гостиная, она распахнулась и на пороге, спиной к ним, появился пухловатый коротышка. «Если вы не доверяете мне как врачу, сэр Генри, — сердито говорил он, — у вас всегда есть выход, А я буду только рад избавиться от неблагодарной задачи выписывать рецепты упрямому, черт бы его побрал, пациенту и его внучке». Трой попыталась было мужественно пробиться вперед, но дорогу ей преградил Седрик. Он поставил мольберт поперек коридора и принялся с живейшим интересом вслушиваться в начавшийся диалог.

— Ну, ну, успокойтесь, — журчал невидимый сэр Генри.

— Я умываю руки, — заявил его собеседник.

— Ничего подобного. И вообще, что это за выражения, Уизерс? Следите за своим языком. И занимайтесь своим делом и прислушивайтесь, как полагается, к честной критике.

— Черт знает что, — проговорил посетитель, но на сей раз скорее с нотой отчаяния в голосе. — Я официально отказываюсь от дальнейшего лечения. Считайте это моим последним словом.

Последовала продолжительная пауза, во время которой Пол безуспешно пытался сдвинуть Седрика с места.

— Я не принимаю отставки, — сказал наконец сэр Генри. — Повторяю, Уизерс, успокойтесь. Вы должны понять. У меня много всяких проблем. Очень много. К тому же потерпите капризы старика, а? Не пожалеете. Право, не пожалеете. Закройте-ка дверь и выслушайте меня.

Не поворачиваясь, посетитель медленно прикрыл дверь.

— Ну а теперь, — прошептал Седрик, — он посулит бедному доктору Уизерсу, что упомянет его в завещании.

— Ну пошли же наконец, ради Бога, — проговорил Пол, и они направились к театрику.

Полчаса спустя Трой установила мольберт, растянула холст и приготовила для этюдов бумагу и дощечки. Театрик представлял собой точную копию настоящей сцены с довольно просторной площадкой. Задник декорации «Макбета» был прост и превосходен в своем замысле. Сценограф исключительно точно воплотил первоначальный набросок Трой. Прямо перед ним, в точном композиционном порядке, располагались трехмерные фигуры, в нужных местах разрывающие тканую поверхность. Трой сразу решила, где она поместит своего героя. Никаких попыток актуализировать фон. Чисто театральное решение. «Вообще-то тут бы хорошо подошла болтающаяся веревка, — подумала она, — но вряд ли это понравится заказчикам. А вдруг он согласится?»

Седрик и Пол начали показывать ей, что можно сделать со светом. Трой пребывала в превосходном расположении духа. Ей нравился запах холста и клея и приятно было ощущать, что вот место, где люди работают. В театрике даже Седрик стал не похож на самого себя. Он обнаружил хорошее знакомство с предметом, живо откликался на предложения Трой, придержал Пола, когда тот предложил залить сцену снопами огня, заставил его уняться, пока он сам выбирал какое-то одно световое пятно.