Аллейн не ответил. Он встал и посмотрел на по-прежнему закрытое окно Рики. В деревне было очень тихо в это время дня.

– Куда же он мог пойти, – задумчиво произнес Аллейн. – Я надеялся, он вернется, пока мы здесь.

– Он не мог нас не заметить.

– За столом его нет – когда он пишет, его хорошо видно с улицы. Боже мой, я начинаю себя вести как курица-наседка.

Лицо Фокса выражало беспокойство.

– Рассиживаемся тут, бездельничаем, – сказал Аллейн. – Есть ли у нас хоть какие-то доказательства, которые можно увидеть и потрогать? Нет, черт побери.

– Пуговица.

– Разве что.

– Она ведь была не рядом с изгородью, – сказал Фокс. – Может, он просто забыл?

– Может, и забыл, но вряд ли. Фокс, я хочу получить ордер на обыск конуры Джонса.

– Серьезно?

– Да. Больше тянуть нельзя. Даже если все, что мы тут насочиняли, просто фантазии, Джонс не только крайне сомнительный тип, но еще и связующее звено между двумя запутанными преступлениями. Надеюсь, Дюпон со своей стороны нарыл что-нибудь конкретное, только пока не тронул крупную рыбу, чтобы не распугать мелкую рыбешку. Бездействию есть предел, и мы к нему подошли.

– На поиски! – Фокс поглядел на французский берег вдалеке. – Как вы думаете, они оба вернулись? И Джонс, и Феррант?

– В аэропорту говорят, что нет.

– Ну, тогда по морю, как мы и представили. Ночью.

– Скоро узнаем. Вон, констебль на машине суперинтенданта едет. Нам надо в ближайший суд за ордером.

– Жаль будет, если в конуре никого не окажется, – заметил Фокс. – Тогда версии нашей конец, и придется вернуться к тому же, с чего начали. – Какое-то время он раздумывал над таким исходом. – Нет, хоть я и не верю во всякие там предчувствия, сдается мне, в конуре кто-то есть.

III

По-настоящему удивительной особенностью положения, в котором оказался Рики, была неспособность поверить, что все это происходит на самом деле. Ему приходилось постоянно напоминать себе, что у Ферранта настоящий пистолет. Он заявил, что пустит в ход оружие, если Рики не сделает того, что ему велят. Но даже после этого Рики с трудом поверил в происходящее и еле удержался от того, чтобы не припустить вниз по холму на свой страх и риск.

Ситуация, в которой он оказался, скорее смущала его, нежели пугала. Когда из дома вышел Сид и ремнем связал ему руки за спиной, Рики еще казалось, что их троица выглядит очень глупо, и сохранить серьезное выражение лица не получится. Эта реакция была тем более странной, что он понимал: Феррант с Сидом не шутят и пора по-настоящему испугаться.

И вот – он снова в конуре Джонса, сидит на том же самом сломанном стуле, что и в прошлый раз, в ужасно неудобной позе из-за связанных рук. В комнате та же вонь и то же запустение, что и раньше. Окна занавешены одеялами. Свет шел только от настольной лампы с абажуром. Руки болели, пружины сиденья впивались в мягкое место.

Однако, помимо одеял на окнах, в комнате изменилось еще кое-что. Там, где к стенам были пришпилены наброски, теперь висела картина, кое-как оформленная в раму: «Леда с лебедем».

Феррант прислонился к столу, безуспешно пытаясь придать своему лицу оскорбительно-надменное выражение. Сид лежал на кровати и время от времени украдкой поглядывал на пленника. Рики заговорил первым:

– Что все это значит? Меня похитили?

– Верно, мистер Аллейн, – ответил Феррант. – Именно так. Мы взяли вас в заложники. – Он закурил, выпуская дым через ноздри.

«Как театрально!» – подумал Рики.

– А с какой целью, не расскажете?

– С удовольствием, мистер Аллейн. С превеликим удовольствием.

«Просто сцена из дешевого чтива», – думал Рики. Вслух он сказал:

– Говорите.

– Вы напишете маленькую записочку своему отцу, мистер Аллейн.

По спине Рики впервые за это время пробежал настоящий холодок.

– И что писать?

Феррант вел себя как гангстер из низкопробного фильма. Рики напишет записку и ее доставят (кто – неважно) в полицейский участок Коува.

Рики ответил, что ему плевать, кто ее доставит. Что еще он мог сказать?

– Полегче, полегче. – Феррант обошел вокруг стола, сел напротив Рики, взгромоздил ноги в очень подходящих гангстеру туфлях на стол и, поставив руку с пистолетом между коленей, нацелил его на Рики.

Рики, который сам испытывал ужасное неудобство, подумал, что в такой позе долго не просидишь.

Раскрытый перочинный нож, кружки и полупустая бутылка коньяка на столе свидетельствовали о том, что тут недавно кутили. Около лампы лежал лист альбомной бумаги и художественный мелок. С другой стороны стола, напротив Ферранта, стоял стул.

– Вот такая у нас идея, – сказал (или, как бы написали в дешевом романе, «промурлыкал») Феррант. – Приступим к делу? – Он важно кивнул Сиду.

Тот встал с кровати, подошел к Рики и склонился над ним, избегая смотреть ему в глаза.

– У тебя изо рта воняет, Джонс, – сказал Рики.

Сид грязно выругался – первые его слова за все это время – и попытался перетащить Рики на другое место. Какое-то время они безуспешно боролись друг с другом, пока наконец стул вновь не занял прочное положение на полу прямо перед Феррантом.

– И что теперь?

– Действовать будем преде-ельно аккуратно и тихо, – сказал Феррант, и Рики подумал, что он все ждал, когда кто-нибудь произнесет эту фразу.

«Значит, аккуратно и тихо», – повторил он про себя, а вслух сказал:

– Если вы хотите, чтобы я что-то писал, придется развязать мне руки.

– Тут я отдаю приказы, ясно, приятель? – рассердился Феррант. Он снова кивнул Сиду, и тот встал позади Рики.

Руки затекли, уже трудно было ими пошевелить. Крепко связанные предплечья онемели.

Феррант слегка приподнял пистолет.

– Мы ведь не будем глупить, правда? Мы внимательно все выслушаем и послушно исполним то, что скажут. Так ведь? – Он подождал ответа и, когда его не последовало, начал излагать свой план: Рики напишет записку отцу своими словами; если попытается схитрить, будет переписывать. В записке надлежало сообщить, что его взяли в заложники и освободят только при условии, что полиция даст Ферранту и Сиду уехать.

– Пиши, что если вздумает хоть что-то сделать, то с тобой разберутся. Радикально!

«Сколько мыслей может быть у человека в голове одновременно?» Рики ощущал и какое-то оцепенение, и глубокую неспособность поверить в происходящее, как будто через несколько мгновений он должен быть где-то в другом месте, цел и невредим. Вместе с этим в душе поднимался ужас, приходило осознание, что необходимо трезво оценить непосредственную угрозу.

– Допустим, я не стану писать, – сказал он. – Что вы тогда сделаете?

– Что-то очень нехорошее. Что-то, чего мы не хотим делать.

– Если вы имеете в виду, что пристрелите меня, то вы, наверное, спятили. Чего вы добиваетесь? Удрать, потому что вляпались по самые уши? Вы меня не пристрелите.

– Мы не шутим, – промямлил Сид. – Помнишь ведь, что было вчера?

– Заткнись, – велел ему Феррант.

– Ага, – сказал Рики. – Вчера. А что было вчера? Всего лишь неудачная попытка со мной расправиться.

К своему собственному удивлению, он вдруг разозлился на Сида.

– Ты все это время вел себя как полный кретин! Думал, я вынюхиваю, что ты там делаешь с наркотиками? Да мне бы это в голову не пришло, если бы ты себя не вел как осел. Ты думал, я послал тебя к моим родителям, потому что мой отец полицейский? А я по доброте душевной тебя к ним отправил. Думал, я за тобой слежу и в Сен-Пьер за тобой увязался поэтому? Да ты вообще ничего не понял и сам себе навредил. Какой ты идиот, Сид. И если ты меня пристрелишь, тебе конец. Как думаешь, что сделает мой отец? Достанет вас обоих где угодно с помощью полиции двух стран. Так что вы блефуете. Феррант из тебя делает дурака, а ты то ли слишком глуп, то ли перебрал с наркотиками, чтобы это понять. Называешь себя художником! А сам просто посыльный на побегушках и неудачник.

Сид ударил его по лицу. Зубы впечатались в верхнюю губу. По щекам непроизвольно потекли слезы. Рики пнул Сида, отчего тот отлетел и плюхнулся задом на пол. Сквозь слезы Рики увидел в руке Сида нож.

Бормоча ругательства, Феррант встал со своего места. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Он обошел вокруг стола и кулаком ударил пленника под ребра. Сложившись от боли пополам, Рики чувствовал, как Феррант чем-то связывает ему лодыжки. Потом тряхнул его за плечи и стал бить ладонью по больной щеке.

Теперь нож был у Ферранта. Он схватил Рики за волосы и приставил нож ему к горлу.

– Теперь убедился, что тут не шутят? – прошипел Феррант. – Еще хоть раз вякнешь, умник, я заткну тебе рот. Только попробуй не послушаться – глотку перережу и утоплю за домом. Папаша твой тебя там не найдет, а если найдет, то не узнает. – Употребив французский эквивалент слова «дерьмо», Феррант встряхнул Рики за волосы и снова ударил его по лицу.

Позже вспоминая этот эпизод, Рики не мог понять, затуманилось ли его сознание от такого обращения или, наоборот, прояснилось. Он вдруг явственно увидел за кругом света, отбрасываемым единственной лампой, знакомые чемоданы – те самые очень дорогие с виду чемоданы («Шикарные до неприличия». Кто-то уже говорил так, но кто?), которые Феррант держал в обтянутых перчатками руках, идя к пристани ранним утром.

Рики смутно увидел на столе знакомый открытый этюдник, а рядом лежащие в беспорядке тюбики с краской; один из тюбиков зиял развернутым концом.

«Сматывают удочки. Готовятся сбежать со всеми уликами. Сегодня. Притащили меня сюда, а теперь не знают, что со мной делать. На ходу придумывают».

Из тумана возникло лицо Ферранта.