Внизу зазвонил телефон; миссис Феррант вышла из кухни в коридор, впустив с собой шум работающего телевизора.

Рики знал, что звонят ему и что это Джулия.

Миссис Феррант позвала его снизу и вернулась к телевизору.

Как обычно, у Рики возникло ощущение, что он стремительно несется вниз на лифте. Телефон был в коридоре, и еще подходя к нему, Рики слышал, как Джулия говорит в трубке дочери:

– Селина, напихать грязи в нянин ридикюль – самая несмешная выходка, какую только можно представить, и такая глупая. Уйди, пожалуйста.

– Я только подошел и ничего не слышал, – сказал Рики.

– Рики?

– Он самый.

– У вас какой-то странный голос.

– Запыхался, пока спускался.

– Вы что, бегом бежали?

– Нет, – сердито сказал Рики. И решился: – Это вы на меня так действуете.

– Потрясающе! Надо Джасперу сказать.

– Когда вы вернулись?

– Только что. Балет был неземной, а некоторые партии – бесподобны. Друзей столько встретили!

Рики почувствовал укол ревности.

– Как мило…

– Я звоню узнать, правда ли, что ваш знаменитый папа́ находится совсем рядом с нами?

«Ну вот, началось», – подумал Рики.

– Откуда вы узнали?

– Луи видел его в гостинице вчера вечером.

– Вы же сказали, что только что вернулись.

– Луи не ездил в Лондон. Он не любит балет. Он жил в Маунтджое – сбежал подальше от Селины и Джульетты. Трой тоже приехала?

– Нет, она занята, рисует дерево в Лондоне.

– Луи говорит: ваш папа был в компании какого-то пожилого полисмена.

– Да, в местном полицейском управлении какая-то реорганизация.

– Сержанта Планка вознесут до головокружительных высот? Я бы этого хотела, а вы?

– Очень.

– Вы на что-то дуетесь, да?

– Нет! – вскричал Рики. – Вовсе нет. Было бы на что!

– Было на что?

– Нет-нет, я говорю, что и не думал дуться.

– Значит, вы, как обычно, хитрите и не хотите со мной делиться последними новостями.

Наступила пауза, затем голос в трубке сказал:

– Рики, дорогой, сама не знаю, почему я вас поддразниваю.

– Я совсем не против.

– Правда? Тогда скажите, уместно ли будет позвонить вашему отцу и пригласить его к нам на ужин? Ну, или на обед?

– Э-э… да, конечно, разумеется. Он будет очень рад. Единственно, он, похоже, ужасно занят.

– Неужели? Ладно, можно хотя бы попытаться, – сказала Джулия прохладно.

Рики чуть не спросил: «Ну и кто тут дуется?», но лишь что-то неопределенно промычал.

– Конечно, вы тоже приглашены, – бросила Джулия.

– Спасибо, Джулия.

– Все равно вы сегодня какой-то странный.

– Я упал в море в Сен-Пьере.

– Ух, вот это да! А что вы делали в Сен-Пьере? И в море, если уж на то пошло? Вот сказали бы об этом сразу, и мы бы тут не спорили, как два клоуна в телевизоре. Рики?

– Да, Джулия.

– Дознание возобновили?

– Нет.

– Ясно. Так мы никогда и не избавимся от мисс Харнесс.

– Харкнесс.

– Да я не специально. Для меня она Харнесс.

– Я знаю, что не специально.

– Я по глупости надеялась, что балет и развлечения вытеснят из головы мысли о ней. Не помогло. – Потом Джулия добавила поспешно, чуть ли не шепотом: – Она мне снится. Ужасно, да?

– Мне тоже, если это вас хотя бы немного успокоит.

– Правда? Наверное, нехорошо будет, если я скажу, что рада. Рики, не отвечайте, если не можете, но, Рики, ее убили?

– Я не знаю. Честно. Откуда мне знать?

– Ваш отец.

– Джулия, пожалуйста, не надо.

– Простите. Как продвигается работа?

– Не так быстро, как хотелось бы.

– А как поживает мистер Джонс? Хотя бы о нем-то я могу вас спросить?

«Да, боже мой!» – мысленно сказал себе Рики, а вслух произнес:

– Он в отъезде. В Сен-Пьер-де-Рош.

– Понятно. Ладно, мне надо проверить, что делает Селина. У няни свободный вечер, и в доме как-то подозрительно тихо. До свидания.

– Я много думал о всех вас.

– Правда?

– До свидания.

– До свидания.

Рики охватило уныние. Ему совершенно не хватило этого разговора. Казалось, что дружба с Джулией разрушена; он барахтался среди оправданий и уклончивых ответов, а ее тон становился все холоднее. Она даже не засмеялась. Ни разу.

Миссис Феррант открыла дверь на кухне, выпустив в коридор льстиво-вкрадчивые голоса из телевизионной рекламы и тонкий аромат беарнского соуса[27].

– Не собиралась спрашивать, – сказала она, – но вы видели его в Сен-Пьере?

– Да, – ответил Рики. – Случайно встретились.

– Ничего передать не просил?

– Нет. Ничего конкретного.

– Живописный какой у вас фингал, – заметила миссис Феррант.

Рики вернулся к себе в комнату.

II

Закончив осмотр двора, Аллейн зашел в контору – спросить у мистера Харкнесса разрешения взглянуть на комнату племянницы. Харкнесс оглушительно храпел в кресле. Привести его во вменяемое состояние не получилось. В присутствии Фокса Аллейн для проформы высказал свою просьбу и удовлетворился ответом в виде храпа.

Комната Дульси выглядела в точности так, как можно было ожидать: стены, обклеенные фотографиями лошадей, комод и платяной шкаф, набитые одеждой для верховой езды, на полу – сапоги. Постель была скорее скомкана, чем заправлена. На столике рядом с кроватью лежали три потрепанных книжечки порнографического содержания. В ящике комода обнаружился наполовину пустой флакончик противозачаточных таблеток.

– Наверное, проявила неосторожность, – сказал Фокс.

Стали осматривать комнату тщательнее. После нескольких минут бесплодных поисков Планк спросил:

– А вдруг она надеялась, что этот ужасный прыжок подействует, сэр?

– Кто ж знает. Пока больше похоже на то, что прыжок стал кульминацией ссоры с дядей. Часто они ссорились, Планк?

– Только после того, как он своей странной религией увлекся – так в Коуве говорят. До этого они неплохо ладили. Он учил ее ездить верхом и очень гордился тем, какая она выросла.

Фокс откинул голову, рассматривая поверх очков предмет нижнего белья, принадлежавший мисс Харкнесс.

– Свободного поведения, – задумчиво произнес он. – Судя по тому, что говорят. Или, точнее, судя по тому, что вы говорите, сержант.

Сержант Планк покраснел.

– Поговаривают, что это и было камнем преткновения между ними. После того, как Харкнесс на этом своем братстве помешался, стал уж очень сильно злиться на Дульси из-за ее образа жизни. По общему мнению, он пытался выбить из нее эту дурь, но безрезультатно. Я бы даже сказал, что беременность была последней каплей. – Сержант открыл дверь платяного шкафа и наполовину исчез в нем среди пальто.

– Когда Фарамонды и мой сын брали лошадей в конюшне, то как раз стали свидетелем их ссоры: она кричала, что беременна, а он назвал ее вавилонской блудницей.

– Как считаете, могло ли подобное отношение привести к чему-то серьезному? – спросил Фокс.

Планк, все еще с красным лицом, вынырнул из шкафа.

– Нет, мистер Фокс, – громко сказал он. – Не стал бы он натягивать проволоку. Только не Кас Харкнесс. Лошади и конюшня – для него все! А той рыжей кобылкой он дорожит как зеницей ока. Разве стал бы он такое делать хоть пьяный, хоть трезвый, хоть в своем уме, хоть не в своем? – Планк посмотрел на Аллейна. – Я этого человека четыре года знаю, черт побери! Простите. Не в его характере это преступление, если там и правда имело место преступление. Не видать мне повышения по службе, если я не прав!

– Хорошо сказано, – заметил Аллейн. – Только не забывайте, чему нас учили.

– Чему, сэр?

– Не принимать дело слишком близко к сердцу.

– Да уж, – сказал Фокс. – Об этом всегда приходится помнить, сержант. Всегда.

– Я знаю, мистер Фокс. Но даже учитывая…

– Даже учитывая, что Харкнесс запер ее в комнате и под страхом геенны огненной и вечных мук в аду запретил прыгать? – спросил Аллейн. – Это вы хотели сказать, Планк?

– Да, сэр.

В карманах жокейской куртки, висевшей на спинке стула, нашлись грязный носовой платок, немного мелочи и мятый конверт из хорошей бумаги, подписанный аккуратным почерком. Аллейн вынул из конверта листок бумаги с оттиснутым заголовком: «Л’Эсперанс» и адресом. На листке было аккуратным почерком написано: «Утес. Четверг. В обычное время. Л.Ф.»

Аллейн продемонстрировал письмо остальным.

– Л.Ф.? – переспросил Фокс.

– Вряд ли это означает «легкий флирт», – сказал Аллейн. – Разве что в каком-то ироничном смысле.

– Планк, – обратился Аллейн к сержанту, когда они отъезжали от «Лезерс». – Припомните-ка все, что вам говорил Сидни Джонс о разговоре, который у него состоялся с Харкнессом сразу после отъезда компании из конюшни. Не только про ссору с Дульси, но и то, что он говорил самому Джонсу. Не надо заметок, просто расскажите своими словами.

Планк, сидевший за рулем, начал рассказ. Джонс слышал, что они осыпали друг друга проклятиями: Харкнесс со двора, Дульси – из окна своей комнаты. Дульси кричала, что может перепрыгнуть через овраг не только на Рыжухе, но и на Мунго. Дядя угрожал запереть ее в комнате и с яростью запрещал прыгать, особенно на рыжей кобыле. Еще он зачем-то сказал, что она сидит в седле как мешок с картошкой. Она выругалась и с шумом захлопнула окно.

– А потом?

– По словам Джонса, мистер Харкнесс велел ему заехать в Маунтджой и купить несколько мешков овса на корм лошадям.

– По словам Рика, – добавил Аллейн, – после того, как обнаружили тело, мистер Харкнесс сказал, что велел Джонсу переподковать рыжую кобылу у кузнеца, что он специально отдал это распоряжение, чтобы увести ее подальше от Дульси. Харкнесс еще сказал, что раз Джонс не выполнил указание, то, может, он и есть убийца. Джонс упомянул об этом?