— Кем? Вами?

— Не только мною.

Майкл Шейн бросил на него быстрый испытующий взгляд.

— Вы хотите сказать, что полиция…

— Я хочу сказать, что полицию интересует, где был каждый из родственников миссис Ланскене в день, когда она была убита.

— Вот как? Ну и влип же я! — Майкл говорил с обезоруживающей искренностью. — Я ведь в тот день сказал Розамунд, что завтракал с неким Оскаром Льюисом.

— А на самом деле?

— На самом деле я отправился к одной даме. Ее зовут Соррел Дэйнтон, и она довольно известная актриса. Можете себе представить, в каком я сейчас идиотском положении. Полиция-то будет удовлетворена, но вот Розамунд! Дело в том, что я обещал ей больше не встречаться с Соррел. Не то чтобы я питал к той какое-то особо сильное чувство… Так, знаете, обычная интрижка.

— Но эта леди любит вас?

— Пожалуй, но женщины вообще народ привязчивый. Итак, хотя полиция и будет удовлетворена…

— Вы в этом уверены?

— Ну, вряд ли я мог наброситься с топоров на Кору, если в тот момент я увивался за Соррел совсем в другом месте. У Соррел коттедж в Кенте.

— Понимаю. И эта мисс Дэйнтон, она подтвердит ваши слова?

— Ей это наверняка не понравится, но, поскольку речь идет об убийстве, я полагаю, ей придется дать показания.

— И она, быть может, подтвердит ваше заявление, даже если вы в тот день не увивались, говоря вашими словами, за ней.

— Что такое? — Только что беспечно улыбавшийся Майкл внезапно стал похож на грозовую тучу.

— Эта леди любит вас, а женщины, когда они любят, принесут присягу в чем угодно, даже если это будет ложь.

— Вы хотите сказать, что не верите мне?

— Дело не во мне. И не меня вам придется убеждать.

— Кого же?

— Инспектора Мортона, который только что вышел на террасу из боковой двери.

Майкл Шейн стремительно обернулся.

Глава двадцать третья

Эркюль Пуаро и инспектор Мортон рядышком прогуливались по террасе. Пуаро говорил:

— Прошу вас, друг мой, дайте мне еще несколько часов. К тому времени я буду знать, правильны ли мои предположения. И если они правильны…

— Тогда?

— Тогда я смогу дать вам в руки конкретную улику.

— Видит бог, она нам здорово пригодилась бы, — с чувствам отозвался инспектор Мортон. — Я приехал сюда из Беркшира, договорившись, с местной полицией, чтобы в связи с расследованием дела об убийстве Коры Ланскене задать несколько вопросов ее родственникам. Они все, — тут он лукаво подмигнул собеседнику, — как раз случайно собрались здесь. Только задать несколько вопросов и лишь в одном случае официально предупредить насчет возможных последствий.

— А, вы имеете в виду миссис Банке?

— Угадали. Она была там в тот день. Ее машина была припаркована в старом карьере.

— А за рулем ее никто не видел?

— Нет. Но плохо, что она умолчала об этой поездке. Ей придется дать объяснения.

— Будьте уверены, она объяснит вам все, что угодно, — сухо заверил собеседника Пуаро. — В этом деле она мастер.

— Охотно верю. Умная молодая особа. Возможно, слишком умная. Кстати, у меня есть кое-какие любопытные данные. От матери-настоятельницы одного монастыря. Две ее монахини собирали пожертвования и заглянули в коттедж миссис Ланскене. Это было за день до того, как ее убили. Они не могли достучаться и дозвониться, и это вполне естественно: сама она уехала на похороны брата на север, а компаньонка получила свободный день и отправилась с экскурсией в Борнмут. Но странная вещь: монахини утверждают, что в коттедже все-таки кто-то был, что они ясно слышали вздохи и стоны. Я подумал, может, это было день спустя, но настоятельница совершенно уверена, что нет. Все их походы за пожертвованиями заносятся в какую-то книгу. Что скажете? Может, какой-то неизвестный искал что-то в коттедже, воспользовавшись отсутствием обеих женщин, и, ничего не найдя, вернулся на следующий день? Что касается вздохов и стонов, то это, по всей вероятности, просто плод воображения монахинь. Они ведь рассказывали о своем визите после того, как стало известно об убийстве, и наверняка что-нибудь присочинили. Важно другое: был ли кто-нибудь в коттедже? И если да, то кто именно? Ведь вся семейка Эбернети пребывала здесь, на похоронах.

Пуаро вместо ответа сам задал, казалось бы, не относящийся к делу вопрос:

— Эти монахини, они не повторили своей попытки попасть в коттедж позднее?

— Представьте себе, да. Примерно неделю спустя. Кажется, в день предварительного следствия. Но я вижу, вас эти монашенки сильно заинтересовали. Почему, собственно?

— Потому что мое внимание привлекают к этому обстоятельству — и весьма настойчиво. Вы, разумеется, отметили, инспектор, что монахини приходили в коттедж в тот же день, когда там неизвестно откуда появился отравленный свадебный пирог?

— Но вы ведь не думаете, что… Эта идея просто смешна!

— Мои идеи никогда не бывают смешными, — сурово отпарировал Эркюль Пуаро. — А теперь, дорогой мой, я предоставлю вам заниматься выяснением обстоятельств покушения на миссис Эбернети, которые, несомненно, вас весьма интересуют, а сам отправлюсь побеседовать с племянницей покойного Ричарда.

— Будьте осторожны в разговоре с миссис Бэнкс, не спугните ее раньше времени.

— Вы меня не поняли. Я имею в виду другую племянницу покойного мистера Эбернети.

Пуаро нашел Розамунд сидящей на скамье у ручья в зарослях рододендронов. Она смотрела на воду и о чем-то размышляла.

— Надеюсь, я не помешаю Офелии, — галантно сказал он, устраиваясь рядом с ней. — Быть может, вы учили эту роль?

— Я никогда не играю Шекспира. Правда, один раз я была Джессикой в «Венецианском купце». Вшивая роль.

— Но очень трогательная, согласитесь. А знаете, мадам, я сидел вон в той маленькой беседке, надеясь, что вы окажете мне честь и заглянете ко мне туда.

Розамунд с удивлением посмотрела на него.

— Я думала, вы уже уехали.

— Опоздал на поезд. Кстати, сидя в беседке, я рассчитывал на ваш визит.

— Чего ради? Вы же более или менее попрощались с нами всеми в библиотеке.

— Да. Но разве вы лично ничего не хотели сказать мне?

— Нет. — Розамунд покачала головой. — Но зато мне о многом нужно было подумать. Я не очень часто думаю, жаль терять на это время. Но на этот раз дело действительно важное. Я пыталась решить для себя кое-что…

— Это касается вашего супруга? — В некотором смысле да. Пуаро секунду помедлил и сказал:

— Приехал инспектор Мортон. Он расследует дело о смерти миссис Ланскене и хочет услышать от всех вас, что вы делали в день ее убийства.

— Ага, понимаю. Алиби, — весело подхватила Розамунд. Ее очаровательное личико озарилось плутоватой улыбкой. — Интересно, как выкрутится Майкл? Он думает, я не знаю, что на самом деле он в тот день ездил к этой бабе.

— А почему вы так решили?

— Ну, хотя бы по его виду, когда он сказал, что отправляется завтракать с Оскаром. Так небрежно, так между прочим, а кончик носа у него слегка дергался, как всегда, когда он врет. Ну а потом, конечно, я просто позвонила Оскару.

— Боюсь, мистер Шейн не самый верный из мужей? — отважился Пуаро.

Розамунд, однако, ничуть не обиделась.

— Нет, не самый верный, — спокойно подтвердила она. — Но это даже забавно. Я бы не хотела, как бедняжка Сьюзен, быть замужем за мужчиной, на которого другие женщины и не смотрят. Право же, Грег в этом смысле полное ничтожество. Пуаро испытующе смотрел на нее.

— Но, положим, кому-то удастся отбить у вас мужа?

— Теперь уже не удастся. Никуда он не уйдет сейчас, когда у меня в руках денежки дяди Ричарда. Он порядочный юбочник, но на первом месте для него всегда будет театр. Он, знаете, честолюбив и по-настоящему талантлив. Не то что я. Я обожаю сцену, но как актриса ничего не стою, если не считать, конечно, внешности. Нет, теперь, когда у меня есть деньги, Майкл меня ни за что не бросит.

Ее глаза спокойно встретили взгляд Пуаро. Помолчав, она продолжала:

— Я должна принять важное решение на будущее. Майкл еще ничего не знает. — Она снова улыбнулась улыбкой, делающей ее похожей на прелестного лукавого бесенка. — Я проговорилась ему, что не ходила в тот день за покупками, а была в Риджентс-парке. Так у него от ревности вся шерсть дыбом встала.

— Риджентс-парк? — Пуаро, казалось, не понимал, в чем дело.

— Ну да. Я сначала была на Харли-стрит, где живут все эти врачи. А потом пошла в парк просто походить и подумать. Майкл, естественно решил, что уж если меня туда понесло, так не иначе как на свидание с кем-нибудь. Ему это было как кость поперек горла.

Пуаро посмотрел на собеседницу еще внимательнее и вдруг сказал:

— Мне кажется, мадам, вы должны уступить зеленый малахитовый столик вашей кузине.

— С какой это стати? Он мне самой нужен.

— Знаю, знаю. Но вы сохраните при себе мужа, в то время как бедная Сьюзен своего потеряет.

— Потеряет? Вы думаете, Грег удерет от нее с кем-нибудь? Этот рохля?

— Мужей теряют не только так, мадам.

— Вы ведь не думаете… — Розамунд воззрилась на Пуаро с искренним удивлением. — Вы ведь не думаете, что это Грег отравил дядю Ричарда, укокошил тетю Кору и стукнул по голове тетю Элен? Какая чепуха! Даже я знаю, кто все это сделал в действительности.

— Кто же?

— Да Джордж, разумеется. Я знаю, он запутался в каких-то валютных махинациях. Мне говорили мои друзья, которые как раз тогда были в Монте. Наверняка дядя Ричард пронюхал про это и собирался вычеркнуть его из своего завещания.

Розамунд улыбнулась улыбкой мадонны и заключила с полнейшим благодушием:

— Я-то всегда знала, что это Джордж.

Глава двадцать четвертая

Телеграмму принесли около шести часов вечера. Согласно особой просьбе ее не передали по телефону, а прислали с посыльным, и Пуаро, вот уже некоторое время слонявшийся у входной двери, выхватил ее у Лэнскомба, как только тот взял ее из рук парнишки с телеграфа.