— Простите меня, дорогая. Я думал, кстати сказать, о вашем дяде Тимоти — меня он немного беспокоит.

— О дяде Тимоти? Меня он не беспокоит вообще — я уверена, что с ним все в порядке, — пожала плечами молодая женщина. — Просто он законченный ипохондрик.

— Да-да, возможно, вы правы. Признаюсь, что меня беспокоит не его здоровье, — я волнуюсь за миссис Тимоти. Она упала с лестницы, повредила колено и теперь лежит, а ваш дядя в ужасном состоянии.

— И все потому, что теперь ему придется ухаживать за ней, а не наоборот? Ему это будет полезно, — заметила Сьюзан.

— Я согласен с вами. Но будут ли за вашей тетей вообще ухаживать? Вот в чем вопрос. В доме ведь нет слуг.

— Для пожилых людей жизнь и впрямь похожа на ад, — согласилась миссис Бэнкс. — А эти еще и живут в каком-то подобии георгианского помещичьего дома.

Мистер Энтвисл согласно кивнул.

Они осторожно вышли из «Королевского герба», но прессы нигде не было видно. Пара репортеров ожидала женщин у входа в коттедж, и там Сьюзан под руководством адвоката произнесла несколько ни к чему не обязывающих слов. Затем она вместе с мисс Гилкрист прошла в дом, а мистер Энтвисл вернулся в «Королевский герб», в котором у него была заказана комната. Похороны должны были состояться на следующий день.

— Моя машина все еще у карьера, — сказала миссис Бэнкс. — Я совсем о ней забыла. Позже мне надо будет перегнать ее в деревню.

— Только прошу вас, не очень поздно! — взволнованно попросила мисс Гилкрист. — Вы ведь не будете выходить, когда станет темно?

— Вы что, считаете, что убийца все еще где-то неподалеку? — рассмеялась Сьюзан.

— Нет, нет, я уверена, что нет, — смутилась мисс Гилкрист.

«Именно об этом она и думает», — подумала про себя ее гостья.

— Как все это ошеломительно! — Мисс Гилкрист направилась в сторону кухни. — Уверена, миссис Бэнкс, что вы не откажетесь от ранней чашечки чая. Скажем, через полчаса?

Сьюзан подумала, что чай в половине четвертого был явным перебором, но она была достаточно проницательной, чтобы понять, что для компаньонки ее тети «чашечка чая» была способом восстановить душевное равновесие, а у девушки были свои причины на то, чтобы ублажить эту женщину, и поэтому она ответила:

— Как скажете, мисс Гилкрист.

На кухне начался стук кухонных принадлежностей, а Сьюзан прошла в гостиную. Она провела там всего несколько мгновений, когда раздался звонок в дверь, сопровождаемый аккуратным постукиванием.

Миссис Бэнкс вышла в холл, а в дверях кухни появилась мисс Гилкрист в переднике, о который она вытирала руки — они были все в муке.

— Боже, как вы думаете, кто это может быть? — спросила она.

— Опять репортеры, полагаю, — ответила Сьюзан.

— Боже, как это, должно быть, вам надоело, миссис Бэнкс!

— Не волнуйтесь, я сама с ними разберусь.

— Я решила приготовить сдобы к чаю.

Сьюзан подошла к входной двери, а мисс Гилкрист в нерешительности осталась стоять в дверях кухни.

Посетителем, однако, оказался пожилой джентльмен, который приподнял шляпу, когда молодая женщина открыла дверь.

— Полагаю, миссис Бэнкс? — произнес он, добродушно улыбаясь.

— Да.

— Меня зовут Гатри. Александр Гатри. Я друг — старинный друг — миссис Ланскене. А вы, как я понимаю, ее племянница, носившая раньше имя мисс Сьюзан Эбернети?

— Верно.

— Ну, а теперь, когда мы знаем друг друга, могу я войти?

— Ну конечно.

Мистер Гатри аккуратно вытер ноги о коврик в прихожей, вошел, освободился от своего пальто и положил его вместе со шляпой на маленький дубовый комод в холле. После этого он, вслед за Сьюзан, прошел в гостиную.

— Печальное событие, — начал пожилой джентльмен, хотя слово «печаль» по определению не подходило этому человеку, так жизнерадостно было выражение его лица. — Да, очень печальное событие. Я был здесь неподалеку и решил: самое малое, что я могу сделать, так это посетить досудебное расследование и, конечно, похороны. Бедная Кора! Бедная, глупенькая Кора… Я знал ее, миссис Бэнкс, почти с того момента, когда она вышла замуж. В те годы Кора была пылкой девушкой, которая серьезно относилась к искусству и к своему мужу Пьеру Ланскене — я имею в виду, как к художнику. В конце концов, он был ей не таким уж плохим мужем. Он ходил налево, если вы понимаете, что я имею в виду, но Кора считала это проявлением артистического темперамента. Он принадлежал искусству, а значит, был аморальным человеком! Я не уверен, что она не пошла в своих логических построениях еще дальше: дескать, каждый аморальный человек должен принадлежать искусству! Бедная Кора, она ничего не понимала в этом артистическом мире — хотя во многих вещах, должен вам сказать, была очень проницательна. Да, просто удивительно, насколько она бывала мудра.

— Да, все подчеркивают именно это, — сказала Сьюзан. — Сама-то я ее почти не знала.

— Да-да, она ведь полностью порвала с семьей из-за того, что родня не оценила ее драгоценного Пьера. Она никогда не была хорошенькой, но в ней, без сомнения, что-то было. Никогда не знаешь, что она скажет в следующий момент, и невозможно определить, серьезна ли она в этой своей наивности или разыгрывает вас… Она здорово смешила всех нас. Вечное дитя — именно такой мы все ее запомнили. И последний раз, когда я ее видел — а я посещал ее время от времени после смерти Пьера, — я был потрясен тем, что она все еще была все тем же ребенком.

Миссис Бэнкс предложила гостю сигарету, но старик покачал головой:

— Спасибо, моя дорогая, но я не курю. Вам, должно быть, интересно, зачем я здесь? Честно сказать, я испытываю угрызения совести — поскольку обещал Коре навестить ее еще несколько недель назад. Обычно я приезжал к ней раз в год; а не так давно у нее появилось хобби: она стала покупать картины на местных распродажах и хотела, чтобы я на них посмотрел. Я, знаете ли, художественный критик. Естественно, большинство приобретений Коры были полной ерундой, но если смотреть на это с глобальной точки зрения, то это не такое уж плохое занятие. Обычно на таких распродажах картины не стоят практически ничего — часто багет стоит дороже самого изображения. Естественно, на всех значимых распродажах присутствуют профессиональные торговцы, и шанс для любителя наткнуться на истинный шедевр очень невелик. Хотя совсем недавно я купил маленького Кёйпа[19] всего за несколько фунтов на одной распродаже на ферме. Очень интересная история. Картину подарила старой служанке семья, в которой она прослужила долгие годы, — они не представляли ее ценности. Старушка отдала картину своему племяннику-фермеру, которому на ней нравилась лошадь, но в целом он считал картину грязной мазней! Да-да, такие вещи иногда случаются. Кора была уверена, что у нее нюх на такие картины. Конечно, она глубоко ошибалась. В прошлом году вот хотела, чтобы я приехал и оценил ее Рембрандта… Рембрандта, вы только подумайте! Это была даже не приличная копия — так, полная ерунда. Но однажды ей удалось приобрести очень приличную гравюру Бартолоцци[20] — хотя и всю во влажных пятнах. Я продал ее за тридцать фунтов, и это невероятно вдохновило Кору. А теперь она с большим воодушевлением написала мне об одном итальянском примитивисте, которого купила, и я обещал заехать и посмотреть на него.

— Думаю, что это там, — сказала Сьюзан, указывая на стену за своей спиной.

Мистер Гатри встал, надел очки и подошел к картине.

— Бедная милая Кора… — произнес он наконец.

— Там есть еще, — заметила миссис Бэнкс.

Александр перешел к неторопливому изучению художественных «драгоценностей», собранных никогда не унывавшей миссис Ланскене. Время от времени критик цокал языком, а иногда глубоко вздыхал. Наконец он снял очки.

— Пыль времен, миссис Бэнкс, — сказал он, — вещь сама по себе прекрасная. Она покрывает романтической патиной даже самые ужасные произведения художника. Боюсь, что Бартолоцци был той удачей, которая приходит к любому новичку. Бедная Кора! Но, с другой стороны, это делало ее жизнь интереснее. Слава богу, что теперь мне не придется разочаровывать ее.

— В столовой тоже есть какие-то картины, — сказала Сьюзан, — но мне кажется, что это все работы ее мужа.

Гатри слегка пожал плечами и поднял руку в знак протеста:

— Прошу вас, не заставляйте меня смотреть на это еще раз. Жизнь нас многому учит! Я всегда старался беречь чувства Коры. Она была очень преданной женой — всю себя целиком отдавала своему мужу. А теперь я не хочу больше злоупотреблять вашим вниманием, миссис Бэнкс.

— Прошу вас, останьтесь и выпейте с нами чаю. Я думаю, что он почти готов.

— Это очень мило с вашей стороны. — Мистер Гатри с готовностью сел.

— Сейчас я проверю.

На кухне мисс Гилкрист как раз вынимала последний противень со сдобными булочками из печи. Поднос с чаем стоял на столе, а чайник с кипятком тихонько позвякивал крышкой на плите.

— К нам пришел мистер Гатри, и я предложила ему выпить с нами чаю, — сказала Сьюзан.

— Мистер Гатри? Ну конечно, он большой друг бедняжки миссис Ланскене! Он известный художественный критик. Очень удачно — я приготовила много сдобных булочек, и у нас есть домашний клубничный джем и несколько пирожных. Сейчас я заварю чай — чайник уже согрелся. Прошу вас, миссис Бэнкс, не трогайте этот тяжелый поднос, я все сделаю сама.

Однако Сьюзан все же взяла поднос, а мисс Гилкрист — заварной чайник и чайник с кипятком. В столовой компаньонка Коры поздоровалась с мистером Гатри, и все трое уселись за стол.

— Горячие булочки просто великолепны, — заметил критик, — а этот джем восхитителен. Такого в магазине не купишь!