После того как рассказ был закончен, в комнате повисла тишина. Мистер Энтвисл был готов отвечать на вопросы, однако их не последовало. Пуаро обдумывал услышанное.

— На мой взгляд, — сказал он наконец, — все абсолютно ясно. Вас мучает подозрение, что вашего друга, Ричарда Эбернети, могли убить? Это подозрение или, если хотите, предположение основывается только на одном факте — на фразе, которую Кора Ланскене произнесла во время похорон Ричарда Эбернети. Уберите эту фразу, и ничего больше не остается. Тот факт, что она сама была убита на следующий день после свадьбы, может быть простым совпадением. Правда состоит в том, что Ричард Эбернети действительно умер неожиданно, но за ним следил врач с хорошей репутацией, у которого никаких сомнений не возникло и который подписал свидетельство о его смерти. Ричарда похоронили в гробу или кремировали?

— Кремировали, в соответствии с его последней волей.

— Да, так и положено. А это значит, что свидетельство подписал еще один врач и у него тоже не возникло никаких сомнений. Таким образом, мы опять возвращаемся к самому важному моменту — что сказала Кора Ланскет? Вы там были и слышали это. Она сказала: «Но ведь его же убили, нет?»

— Именно так.

— И самое главное — вы поверили, что она сказала правду.

— Да, поверил, — согласился адвокат, чуть поколебавшись.

— А почему?

— Почему? — повторил вопрос Энтвисл, слегка удивившись.

— Вот именно — почему? Потому ли, что еще раньше, где-то в глубине души, у вас уже возникли сомнения насчет смерти Ричарда?

— Нет-нет, совсем нет! — покачал головой юрист.

— Значит, это связано с самой Корой. Вы хорошо ее знали?

— Я не видел ее лет двадцать.

— А вы узнали бы ее, если б встретили на улице?

Энтвисл задумался.

— На улице я бы мог пройти мимо нее, не узнав. Она была тоненькой девочкой, когда я видел ее последний раз, а сейчас превратилась в коренастую, потрепанную жизнью пожилую женщину. Но мне кажется, что, как только я заговорил бы с ней, я сразу узнал ее бы. У нее и теперь была та же самая прическа, что и в юности, — прямая челка, сквозь которую она смотрит на вас, как робкое животное, а кроме того, у нее была очень специфическая, отрывистая манера говорить, при которой она сначала наклоняла голову к плечу, а уже потом произносила что-то невероятное. Понимаете, она — личность, а личность всегда очень индивидуальна.

— То есть она осталась той же Корой, которую вы знали много лет назад. И продолжала говорить невероятные вещи! А вот те вещи, невероятные вещи, которые она говорила в прошлом, — они обычно подтверждались?

— В этом-то и была ее основная проблема! Когда о правде лучше было умолчать, она громко ее высказывала.

— И эта ее черта тоже не изменилась. Ричарда Эбернети убили, и Кора немедленно сообщила об этом.

Мистер Энтвисл пошевелился:

— Вы считаете, что его убили?

— Нет-нет-нет, мой друг, не так быстро! Давайте согласимся на том, что Кора думала, что его убили. Она была в этом уверена. Для нее это был скорее факт, чем гипотеза. И вот мы подходим к важному моменту — у нее должна была быть причина верить в это. Основываясь на том, что вы о ней знаете, мы предполагаем, что это была не просто попытка посеять раздор между членами семьи. А теперь скажите мне: когда она произнесла эти слова, все немедленно запротестовали, правильно?

— Совершенно правильно.

— А потом она засмущалась, сконфузилась и отказалась от своих слов, сказав, насколько вы можете припомнить, что-то вроде: «Но мне показалось, из того, что он сказал…»

Адвокат согласно кивнул.

— Мне бы хотелось вспомнить их поточнее, но в смысле произнесенного я не сомневаюсь. Она использовала слова «он сказал» или «он рассказал»…

— После этого неловкость ситуации была смягчена и все заговорили о чем-то другом. А сейчас, ретроспективно, вы не можете вспомнить никакого необычного выражения на чьем-нибудь лице? Что-то, что осталось у вас в памяти как… какая-то необычность? А на следующий день Кору убивают, и вы задаете себе вопрос: а не могло ли все это быть причиной и следствием?

Юрист снова пошевелился:

— Вам все это, должно быть, кажется фантастическим?

— Совсем нет, друг мой, — ответил Пуаро. — В случае если наше первое предположение правильно, то все выглядит вполне логично. Было совершено идеальное убийство — убийство Ричарда Эбернети. Все прошло просто прекрасно, и вдруг неожиданно появляется человек, который знает правду! Естественно, что этот человек должен как можно скорее замолчать!

— Значит, вы думаете, что это было… убийство?

— Так же, как и вы, mon cher[15], я думаю, — серьезно сказал Эркюль, — что это дело требует расследования. Вы предприняли какие-нибудь шаги? Вы рассказали о ваших подозрениях в полиции?

— Нет, — покачал головой мистер Энтвисл. — Мне показалось, что это не приведет ни к чему хорошему. Я представляю семью Эбернети — это моя основная позиция. И мне кажется, что если Ричарда действительно убили, то сделать это можно было только одним способом.

— С помощью яда?

— Вот именно. А тело уже кремировали, и никаких улик не осталось. Однако я хочу, чтобы здесь не оставалось никаких сомнений, и именно поэтому пришел к вам, Пуаро.

— Старый дворецкий, который служит в доме вот уже много лет, повариха и служанка — все говорит о том, что убийцей должен быть кто-то из этих троих…

— Пуаро, не пытайтесь отвлечь мое внимание в сторону. Кора знает, что Ричарда убили, но тем не менее соглашается молчать! Она говорит: я думаю, что все вы правы… Именно поэтому, на мой взгляд, в этом замешан член семьи, кто-то, кого сам убитый не стал бы публично обвинять. В любом другом случае, так как Кора любила своего брата, она никогда не согласилась бы молчать об этом убийстве. С этим вы можете согласиться? Я думаю именно так, — признался Энтвисл, — хотя каким образом в дело может быть замешан один из членов семьи…

Сыщик вдруг резко прервал его:

— Когда дело касается отравлений, то возможно практически все. Скорее всего, его отравили каким-то наркотиком, если он, как вы говорите, умер во сне и если при этом не было никаких подозрительных проявлений. Не исключаю, что этот наркотик давали ему довольно давно.

— В любом случае, — заметил юрист, — то, каким образом он мог быть убит, сейчас не очень актуально. Все равно мы никогда ничего не сможем доказать.

— Если говорить о смерти Ричарда Эбернети, то вы правы. Но ведь есть еще убийство Коры Ланскене. И когда мы поймем, кто убил ее, то получить доказательства будет не очень сложно. — Еще раз внимательно посмотрев на адвоката, сыщик добавил: — И вы, возможно, уже предприняли кое-какие шаги.

— Практически ничего. Я предпочел действовать методом исключения. Понимаете, для меня грустно думать, что один из членов семьи Эбернети — убийца. Я все еще никак не могу в это поверить. Поэтому я надеялся, что несколькими простыми вопросами смогу исключить некоторых членов семьи из списка подозреваемых. А может быть, кто знает, и всех их… Это означало бы, что Кора ошиблась в своих предположениях и ее убийца — это обычный случайный бродяга, который ворвался к ней в дом. Ведь если подумать, то ситуация достаточно проста — надо лишь выяснить, что члены семьи делали в тот день, когда была убита Кора Лангскнет.

— Еh bien[16], — сказал Пуаро. — И что они все делали?

— Джордж Кроссфилд был на скачках в Херст-парке. Розамунда Шайн ходила по магазинам, а ее муж — мы ведь должны включать сюда и мужей…

— Вне всякого сомнения.

— Ее муж обговаривал условия опциона на пьесу. Сьюзан и Грегори Бэнкс весь день провели дома, а Тимоти Эбернети — он инвалид — находился в своем доме в Йоркшире. Жена его в это время возвращалась из Эндерби-холла. — Энтвисл прервался.

— Правильно, это то, что они сами вам говорят. — Эркюль Пуаро посмотрел на рассказчика и понимающе кивнул. — Но говорят ли они всю правду?

— Я просто не знаю, Пуаро. Некоторые из их слов можно попытаться опровергнуть, хотя это будет трудно сделать, не привлекая к себе внимания. Ведь подобные действия можно приравнять к открытому обвинению. Вот послушайте, я просто изложу вам некоторые из своих выводов. Джордж вполне мог быть на скачках в Херст-парке, но я в это не верю. У него хватило наглости сказать, что он поставил на пару победителей. По моему опыту, очень многие преступники попадаются только из-за того, что слишком много болтают, — я спросил его имена этих лошадей, и он назвал их мне без всяких видимых усилий. Как я выяснил, обе лошади в тот день сильно играли, и одна из них действительно пришла первой. Вторая же, даже будучи фаворитом, в результате не смогла войти даже в тройку призеров.

— Интересно… А насколько этот Джордж нуждался в деньгах в момент смерти своего дядюшки?

— По-моему, нуждался, и очень сильно. У меня нет никаких доказательств, но есть сильное подозрение, что он спекулировал на бирже на деньги клиентов фирмы и находился на грани раскрытия. Еще раз — это только мое предположение, но некоторый опыт в таких делах у меня есть. К сожалению, нечестные стряпчие в наше время совсем не редкость. Могу только сказать, что свои деньги я Джорджу не доверил бы, и, мне кажется, Ричард Эбернети, который прекрасно разбирался в людях, был в нем сильно разочарован и никак не связывал с ним будущее семейного бизнеса. Его мать, — продолжил адвокат, — была довольно красивой, но глупой девушкой и вышла замуж за человека с характером, который я бы назвал несколько подозрительным. — Он вздохнул: — Женщины в семье Эбернети никогда не умели выбирать мужей.