Краска? Пуаро нахмурился. Кто-то еще говорил о краске… Мистер Энтуисл?

Было немало разговоров о живописи – о Пьере Ланскене как художнике, о картинах Коры, восхищавших мисс Гилкрист и с презрением отвергаемых Сьюзен. «Они похожи на почтовые открытки, – говорила она. – Тетя Кора наверняка срисовывала их с открыток».

Это замечание расстроило мисс Гилкрист, которая резко заявила, что «дорогая мисс Ланскене всегда писала с натуры».

– Уверена, что тетя попросту врала, – сказала Сьюзен Пуаро, когда мисс Гилкрист вышла из комнаты. – Фактически я это знаю, хотя не стала сообщать об этом и еще сильнее огорчать бедную старушку.

– А откуда вы знаете?

Пуаро наблюдал за твердыми, волевыми очертаниями подбородка Сьюзен.

«Она всегда уверена в себе, – подумал он. – Возможно, когда-нибудь она окажется чересчур уверенной…»

– Я расскажу вам, – ответила Сьюзен, – только не передавайте это мисс Гилкрист. На одном из пейзажей Полфлексана изображены бухта, маяк и причал – все, что обычно рисуют с натуры любители. Но причал был взорван во время войны, а так как этюд тети Коры был сделан пару лет назад, его никак не могли рисовать с натуры, не так ли? А вот на открытках причал изображен по-прежнему. Одна из таких открыток была в тетиной спальне. Очевидно, тетя Кора сделала грубый набросок в Полфлексане и тайком закончила работу дома, пользуясь открыткой. Забавно, как иногда люди себя выдают!

– В самом деле забавно. – Воспользовавшись удобным случаем, Пуаро продолжил: – Вы не помните меня, мадам, зато я вас помню. Я вижу вас не впервые.

Сьюзен уставилась на него, и он энергично кивнул:

– Да-да, это так. Я сидел в автомобиле, закутанный шарфами, и увидел вас из окошка. Вы говорили с механиком в гараже. На меня вы не обратили внимания – подумаешь, какой-то закутанный иностранец, сидящий в машине. Но я вас заметил, так как вы молоды, хороши собой и стояли на солнце. Поэтому, приехав сюда, я подумал: «Tiens![30] Какое совпадение!»

– В гараже? Где? Когда это было?

– О, совсем недавно – не более недели тому назад. Вот только не могу припомнить где, – солгал Пуаро, который отлично помнил гараж в «Королевском гербе». – Я много разъезжаю по этой стране.

– В поисках подходящего дома для ваших беженцев?

– Да. Слишком многое приходится учитывать – цену, местонахождение, возможность переделок.

– Очевидно, вам понадобится много здесь перестроить. Установить эти ужасные перегородки…

– В спальнях – безусловно. Но большую часть комнат на первом этаже мы не станем трогать. – Пуаро сделал небольшую паузу. – Вас печалит, мадам, что старая семейная усадьба перейдет к иностранцам?

– Конечно нет. – Казалось, вопрос позабавил Сьюзен. – По-моему, это отличная идея. В таком доме, как он выглядит сейчас, никто не смог бы жить. И у меня нет к нему сентиментального отношения. Я не могу назвать его своим домом. Мои родители жили в Лондоне, а сюда только иногда приезжали на Рождество. Честно говоря, дом всегда казался мне ужасным – каким-то непристойным храмом во славу богатства.

– Алтари теперь иные – со встроенной мебелью, скрытым освещением и дорогой простотой. Но богатство все еще имеет свои храмы, мадам. Насколько я понимаю, – надеюсь, вы не сочтете меня нескромным, – вы сами планируете нечто подобное? Не жалея расходов – все de luxe[31].

Сьюзен рассмеялась:

– Ну, это едва ли храм – всего лишь предприятие.

– Возможно – название не имеет значения… Ведь это будет стоить много денег, не так ли?

– В наши дни все ужасно дорого. Но думаю, что расходы окупятся.

– Расскажите мне о ваших планах. Меня удивляет, что красивая молодая женщина может быть такой практичной и деловой. В дни моей молодости – признаюсь, это было очень давно – красивые женщины думали только о туалетах, косметике и прочих удовольствиях.

– Я как раз и рассчитываю, что женщины по-прежнему думают о своей внешности.

– Ну так расскажите об этом.

Сьюзен рассказала ему о своем проекте со всеми подробностями, невольно обнаруживая наиболее существенные черты своего характера. Пуаро по достоинству оценил ее деловую хватку, смелость планов, способность отметить все нужные детали, отбрасывая лишнее. В то же время он чувствовал, что она может быть безжалостной, как все, кто осуществляет рискованные планы…

– Да, вы добьетесь успеха, – сказал Пуаро. – Вам повезло, что в отличие от многих вы не скованы бедностью. Без капитала далеко не уедешь. Иметь творческие идеи и не располагать средствами для их осуществления – должно быть, это невыносимо.

– Я бы уж точно не могла такого вынести! Но я все равно бы достала деньги – нашла кого-нибудь, кто бы меня финансировал.

– Ну разумеется! Ваш дядя, которому принадлежал этот дом, был богат. Даже если бы он не умер, то так или иначе, как вы выразились, финансировал бы вас.

– Ошибаетесь. Дядя Ричард придерживался довольно отсталых взглядов в том, что касалось женщин. Если бы я была мужчиной… – В ее глазах мелькнул гнев. – Он меня очень сердил.

– Понимаю…

– Старики не должны становиться на пути у молодых. Я… О, прошу прощения.

Эркюль Пуаро весело рассмеялся и подкрутил усы.

– Я стар, но не препятствую молодежи. Никому незачем дожидаться моей смерти.

– Что за дикая мысль!

– Но ведь вы реалистка, мадам. Признаем без лишних споров: мир полон молодых и даже не слишком молодых людей, терпеливо или нетерпеливо ожидающих чьей-нибудь смерти, которая предоставит им если не богатство, то хотя бы возможности.

– Возможности, – повторила Сьюзен, глубоко вздохнув. – Вот что необходимо каждому.

– А вот и ваш муж! – воскликнул Пуаро. – Он может присоединиться к нашей маленькой дискуссии… Мы говорим о возможностях, мистер Бэнкс. О тех возможностях, за которые следует хвататься обеими руками. Как по-вашему, насколько далеко можно при этом зайти?

Но ему было не суждено выслушать мнение Грегори Бэнкса о возможностях или о чем-то еще. Фактически Пуаро вообще не удалось поговорить с Грегом. Либо по собственному желанию, либо по желанию жены Бэнкс старательно избегал вступать с ним в беседу.

Зато Пуаро смог поговорить с Мод Эбернети – о запахе краски, о том, как хорошо, что Тимоти смог приехать в «Эндерби», и как любезно было со стороны Элен пригласить даже мисс Гилкрист.

– Она нам просто необходима. Тимоти часто хочется слегка перекусить, а от чужой прислуги нельзя требовать слишком многого, но в комнатке возле буфетной есть газовая горелка, на которой мисс Гилкрист может подогреть овалтин или еще что-нибудь, никого не беспокоя. И она всегда охотно сбегает за какой-нибудь вещью по лестнице хоть дюжину раз в день. Я чувствую, что само Провидение внушило ей испугаться оставаться одной дома, хотя признаю, что сначала это меня рассердило.

– Испугаться?

Пуаро с интересом выслушал рассказ Мод о внезапном паническом страхе мисс Гилкрист.

– Выходит, она боялась и не могла точно объяснить, чего именно? Любопытно, весьма любопытно.

– Я приписала это замедленному шоку.

– Возможно, вы правы.

– Помню, во время войны, когда бомба взорвалась примерно в миле от нас, Тимоти…

Пуаро поспешил абстрагироваться от Тимоти.

– В тот день произошло что-нибудь особенное? – спросил он.

– В какой день?

– Когда испугалась мисс Гилкрист.

– Да нет, не думаю. У нее это чувство нарастало со времени отъезда из Литчетт-Сент-Мэри – по крайней мере, так она говорила. Там мисс Гилкрист вроде бы ничего не боялась.

И результатом, подумал Пуаро, явился кусок отравленного свадебного пирога. Неудивительно, что с тех пор мисс Гилкрист начала бояться… А с переездом в мирную сельскую местность, где находился «Стэнсфилд-Грейндж», страх не только сохранился, но даже усилился. Почему? Казалось бы, уход за капризным ипохондриком вроде Тимоти должен отнимать столько сил, что любой страх поглотило бы чувство раздражения.

Но что-то в доме Тимоти заставляло мисс Гилкрист бояться. Что? Знала ли она сама?

Оказавшись на короткий промежуток времени перед обедом наедине с мисс Гилкрист, Пуаро заговорил на интересующую его тему, подчеркивая свое присущее иностранцам любопытство.

– Понимаете, я не могу говорить об убийстве с членами семьи. Но я заинтригован. Да и кто бы не был на моем месте? Такое жестокое преступление – пожилую художницу убивают в уединенном коттедже. Как ужасно для близких! Впрочем, полагаю, и для вас тоже. Миссис Тимоти Эбернети дала мне понять, что вы проживали там в то время?

– Да, проживала. Прошу прощения, мсье Понтарлье, но мне не хотелось бы говорить об этом.

– Ну конечно! Прекрасно вас понимаю.

Произнеся эту фразу, Пуаро выжидающе умолк. Как он и думал, мисс Гилкрист сразу же об этом заговорила.

Пуаро не узнал от нее ничего нового, но он безупречно сыграл свою роль, издавая сочувственные возгласы и демонстрируя напряженное внимание, которое не могло не польстить мисс Гилкрист.

Когда она во всех подробностях описала, что ей пришлось перенести, что сказал доктор и как добр был мистер Энтуисл, Пуаро рискнул перейти к следующему пункту:

– Думаю, вы поступили разумно, не оставшись одна в этом коттедже.

– Я просто не могла этого сделать, мсье Пуаро.

– Вы как будто даже боялись остаться одна в доме мистера Тимоти Эбернети во время их пребывания здесь?

Мисс Гилкрист выглядела виноватой.

– Мне ужасно стыдно. Это так глупо! Но меня охватила паника – сама не знаю почему.

– Но это вполне понятно. Вы едва оправились после попытки отравить вас…

Мисс Гилкрист вздохнула и сказала, что не в состоянии понять, почему кто-то мог захотеть ее отравить.

– Очевидно, дорогая леди, этот убийца думал, будто вам что-то известно и это может привести к его разоблачению.

– Но что я могла знать? Какой-то бродяга или полоумный…

– Если только это в самом деле был бродяга. Я в этом сомневаюсь.