— Все-таки удачно, — задумчиво произнес Колин, — что я не послушался тебя, когда ты велел мне сказать, будто кресло с самого начала было прямо под виселицей.

— Получается, — холодно отвечал Роджер, — что так.

— И удачно, что весь этот вздор, что ты нагородил, Роджер, — будто Агате стало плохо, а Осберт выступил в роли сэра Уолтера Рейли, со своим платком, не привел к серьезным последствиям.

— Теперь это несомненно, — ответил Роджер еще холоднее.

— И что еще удачно, — продолжал размышлять Колин, — так это то, что Осберту хватило ума упомянуть об этом Лилиан вчерашней ночью в спальне, и еще — распутать всю эту путаницу, и еще — сказать про это миссис Лефрой сегодня утром, чтобы она смогла подогнать свою версию под их. Агата великая женщина. Она сразу видит, в чем соль.

— А самое удачное, видимо, — спросил Роджер ледяным тоном, — что никто из них даже не удосужился сообщить об этом мне?

Колин призадумался.

— Ну, зато это ведь предотвратило дальнейшие сложности, да, Роджер?

И с надеждой посмотрел на спутника.

Но Роджер успел уже заморозиться до совершенно арктического состояния.

Да и все равно — что бы он мог сказать?

* 2 *

В гостиной возбужденно щебетали Силия Стреттон, Агата Лефрой и Лилиан Уильямсон.

— Милочка, второй раз я бы этого просто не выдержала. Это было так ужасно. Мне прямо чуть дурно не сделалось, как только я снова села на место.

— Милочка, ты была великолепна. А скажи, милочка, что моя шляпка? А то мне показалась, что она прямо съезжает мне на ухо.

— Милочка, ты выглядела изумительно. И так держалась! А шляпка была там, где нужно! Милочка, а я, что, выглядела страшной дурой?

— Милочка, ты была чудесна! А я?..

— Милочка, ты…

— Милочка…

* 3 *

В кабинете Рональд и Дэвид Стреттоны припали наконец к такой нужной для каждого из них вещи, как шерри.

— Ну, будем, Дэвид!

— Будем!

— Слава богу, все позади.

— Да.

— Ты как, ничего?

— Порядок.

— Сад растет замечательно?

— Не то слово.

— Ну, слава тебе господи, все устроилось. И главное, что это несомненное самоубийство — после всего.

— После всего?

— По-моему, у Шерингэма была как-то безумная идея, что это сделал ты.

— Что сделал?

— Ину удавил. Я все думал — догадываешься ты или нет?

— Так вот он к чему гнул. А я-то не мог понять.

— Он прямо наизнанку выворачивался ради благородного дела — спасти тебя от виселицы.

— Что делает ему честь — если он правда так считал.

— Хотя идея дурацкая.

— Ну, не знаю. Я-то часто подумывал о чем-нибудь таком. Но у меня бы просто пороху не хватило.

— Что ж, она сама избавила тебя от хлопот. Что, повторим?

— С удовольствием!

— Ну, будем!

— Еще как будем!

* 4 *

В саду мистер Уильямсон сражался с этической проблемой. Можно ли считать лжесвидетельством, если человек присягает, причем не кривя душой, в том, о чем ему напомнили другие и чего сам он ну совершенно не помнит.

Или все-таки нельзя?

Мистера Уильямсона это беспокоило не на шутку.

* 5 *

У себя в аптечной комнате доктор Чалмерс снял с полки бутыль с раствором хлороформа и отлил в пузырек. Совсем некстати получилось — коронер промариновал их всех почти весь рабочий день, да еще его фармацевт слег с сильной простудой; все это здорово выбило доктора из графика.

Ладно, дознание прошло вполне гладко. Доктор Чалмерс никогда в этом и не сомневался, но все равно приятно, что все уже позади.

Освидетельствование оказалось штукой на редкость неприятной, но тут уж ничего не попишешь.

Что ж, отличная работа, и выполнена как следует. Доктор Чалмерс ни на мгновение не сожалел о содеянном. Только несколько удивился, что его ни единого раза не терзали ни совесть, ни тревога. Он-то считал раньше, что убийц тянет на место преступления, что они вздрагивают, стоит к ним обратиться. А доктор Чалмерс, наоборот, был очень доволен собой; он никогда бы прежде не подумал, что способен на такой необыкновенный поступок, и находил некоторое удовлетворение в том, что, оказывается, способен.

Но ведь риска-то не было ни малейшего.

Он завинтил бутыль с хлороформом и поставил ее на место, заткнул пробкой пузырек, налепив этикетку, и аккуратно завернул его в чистую белую бумагу.

— Фил! — донесся страдальческий голос из глубины коридора.

— А?

— Ты что, за стол сегодня вообще не сядешь?

— Иду, дорогая моя.

И доктор Чалмерс уселся за стол и съел свой ленч с огромным аппетитом.

Доктор Чалмерс не был чересчур впечатлительным человеком.

* 6 *

В половине седьмого вечера Майк Армстронг появился в крохотной гостиной крохотной квартирки Марго Стреттон в Блумсбери.

— Здравствуй, милый! — с чувством приветствовала его Марго.

— Здравствуй.

— Как день прошел?

— Да неплохо. Вот, принес вечернюю газету, там заметочка про Ину и дознание.

— Ой! Дай-ка сюда. Где?

Майк Армстронг ткнул пальцем в заметку. Марго поспешно пробежала ее глазами.

— "Самоубийство в результате временного помешательства". Ну, все правильно, — произнесла она со вздохом облегчения.

— Кроме слова "временного".

— Это точно.

Уронив газету на колени, Марго устремила взгляд на жениха.

— Значит, на этом точка?

— Ну да.

— Их это вполне удовлетворило? Я хотела сказать — они не сомневаются, что это было самоубийство?

— Ну, очевидно.

— Ты уверен, что больше никаких дознаний не будет?

— Думаю, не будет. А с какой стати их устраивать?

Вместо ответа Марго сообщила:

— Милый, я тебе не говорила, но я чуть не умерла, когда вчера вечером сюда заявился тот мужчина.

— Кто, этот парень, инспектор? А что? Ведь он сказал, что это обычная процедура. Они обязаны опросить всех, кто там был.

— Знаю. Но я испугалась, что он заставит меня сегодня давать показания.

— Да, но твои показания не дали бы ничего нового — всё уже рассказали остальные свидетели.

— Неужели всё?

— Ты о чем, милая?

— Милый, если я не откроюсь кому-нибудь, я просто лопну. Ты можешь хранить тайны?

— Надеюсь.

— Да, я знаю, ты падежный. Слушай — Ина на самом деле не совершала самоубийства.

— Что?

— Понимаешь, я это точно знаю.

— Откуда?

— Можешь поклясться, что не скажешь ни словечка ни единой душе?

— Клянусь!

— Слушай — Фил Чалмерс пытался ее убить!

— Что?!!

— Я случайно узнала.

— Как? Почему?

— Потому что она собиралась стукнуть королевскому адвокату насчет Рональда с Агатой и потому что она устроила Дэвиду сущий ад.

— Но ты-то, милая, ты-то откуда все это знаешь?

— Милый, сейчас все расскажу. Помнишь, я пошла тебя искать — как раз перед тем, как Чалмерс уехал? Так вот, я пошла на крышу.

— Да?

— Милый, но ты обещаешь молчать об этом?

— Конечно!

— Значит, так, я стою в дверях и окликаю тебя. Сперва мне показалось, что там никого нет. А потом слышу, кто-то зовет "Марго!" таким сдавленным голосом. Я смотрю по сторонам — никого. И вдруг вижу Ину. Сначало-то я не узнала ее, но это была Ина. И знаешь, дорогой, где она была?

— Не могу себе представить!

— Дорогой! Она висела на веревке! Правда! На веревке!

— Что? — недоверчиво переспросил Майк. — Девочка моя, если бы она висела на веревке, то не смогла бы говорить!

— Но она висела не за шею! Она уцепилась руками за веревку над головой и подтянулась, чтобы ослабить петлю. Она болталась на этой самой веревке дорогой, это, наверное, звучит ужасно. Но она правда болталась — качаясь, как мартышка на лиане.

— О господи!

— Я, конечно, бросилась к ней, но она крикнула мне, таким же придушенным голосом, принести кресло. Я оглянулась, вижу — кресло валяется у самой двери, взяла его и поставила ей под ноги, и она на него встала.

— Да разрази меня господь!

— Вот почему я чуть не умерла, когда приходил тот мужчина. Я думала, кто-нибудь вспомнит, что она сумела подтянуться на стропило в гостиной, и сообразит, что она могла точно так же подтянуться и по веревке. Но к счастью, никто об этом не вспомнил.

— О господи. Ну, и что же произошло?

— Значит, стоит она на кресле, все еще с петлей на шее, и дышит, дышит тяжело. Отдышалась — и как понесла!

— Понесла?

— Дорогой мой, она была прямо черная. В смысле, от злости. Наверное, и перепугалась тоже, но злости было явно больше. Какие вещи она обещала устроить! Оказывается, мы все виноваты — Рональд, Дэвид, Агата, Силия, это не считая Фила. Она, видимо, решила, что мы тайно сговорились ее убить, и послали на это дело Фила. В общем, она собиралась тут же вызвать полицию, сдать Фила по обвинению в попытке убийства и не дать Рональду с Агатой пожениться, а Дэвиду устроить такое, чтобы он пожалел, что на свет родился (думаю, он, бедняга, только этим и занимается с первого дня своей женитьбы!), и бог знает что еще!

Знаешь, милый, в каком-то смысле это было даже забавно, хотя сама она, конечно, этого не сознавала, — представляешь, стоит и грозит всех предать огню и мечу, а у самой петля на шее! Она была в таком бешенстве, что даже не потрудилась ее снять, только чуточку ослабила, а может, решила, что так оно будет эффектнее. Понимаешь, эдакий агнец на закланье!

— Но как она не задохнулась еще прежде, чем успела ухватиться за веревку?