Энтони Беркли - Попрыгунья

Миссис Стреттон была в последнем градусе безумия, и все три врача без колебаний это подтвердили. К несчастью, однако, все трое так же твердо сошлись в невозможности признать ее недееспособной, равно как поместить в лечебницу без ее согласия. Так что при всем своем безумии она была не настолько уж невменяема. Ни единой фальшивой ноты не прозвучало в превосходном выступлении врачей!

Но малым утешением послужила Роджеру собственная предусмотрительность. Что проку от нее теперь, когда Уильямсон, миссис Лефрой и Колин с ними вместе взяли его отменно выстроенные доказательства самоубийства и порвали в мелкие клочья перед самым его носом.

Что ж, он сделал для Дэвида Стреттона все что мог. Парень заслуживает того, чтобы ему дали шанс, и Роджер его ему дал. Теперь пусть сам выкручивается.

Коронер тем временем продолжал что-то бубнить.

— …еще одного свидетеля, прежде чем мы заслушаем заключение полиции, каковое и завершит сегодняшнее дознание. Миссис — да, миссис Уильямсон. Прощу вас.

Роджер поднял голову. Он не ожидал, что вызовут миссис Уильямсон, чья роль в происходящем была ничтожной. Чего от нее хотят? Наверняка очередных подтверждающих показаний о вечеринке, притом что у них вроде бы и так этих показаний пруд пруди.

— Я не собираюсь, миссис Уильямсон, задавать вам какие-либо вопросы про начало вечеринки. Думаю, с этим все ясно. Я хотел бы, чтобы вы сообщили жюри присяжных одну-единственную вещь. Вы поднимались на крышу дома мистера Стреттона в ту ночь?

— Да.

Роджер оцепенел. Боже милостивый! Неужели она видела, как он это сделал?

— В котором часу это было?

— Сразу после ухода доктора Чалмерса и доктора Митчелла.

Роджер взглянул на Колина.

— Какого черта?.. — прошептал он.

Колин пожал плечами.

— Да, — кивнул коронер. — Это получается примерно через час после того, как миссис Стреттон покинула зал, не так ли?

— По-моему, так.

— Да. Вы поднялись туда с какой-то конкретной целью?

— Нет. Просто захотелось немного побыть одной. Отдохнуть от всех и подышать ночным воздухом.

— Да-да, конечно. Вполне понятно. А теперь, миссис Уильямсон, не будете ли вы так любезны рассказать как можно подробнее, что вы делали на крыше.

Роджер и Колин изумленно переглянулись.

— Я постояла одну-две минуты, дыша прохладным воздухом. А затем взобралась по лесенке на верхнюю крышу. Я…

— Да. Одну минуточку, миссис Уильямсон. Думаю, мне стоит пояснить вам, господа, — более подробно мы услышим об этом чуть позже от суперинтенданта Джеймисона, но я думаю, лучше объяснить вам теперь же, что крыша в доме мистера Стреттона весьма необычная. Помимо просторной плоской ее части, о которой шла речь все это время, имеется и другая, небольшая плоская крыша, образованная перекрытием между двумя фронтонами и располагающаяся с краю основной крыши. Туда ведет небольшая железная лестница, помещающаяся возле двери на крышу. Именно эту лестницу и имеет в виду свидетельница. Да, миссис Уильямсон?

— Я влезла по лесенке на верхнюю крышу и стояла там какое-то время и смотрела на далекие огни Лондона — оттуда их видно. Ночь была такая прекрасная, что я решила притащить туда кресло и немножко посидеть вот так, в одиночестве. Я спустилась на большую крышу и увидела, что одно кресло валяется под виселицей. Я его взяла и уже снова полезла наверх, когда услышала, что муж меня зовет. Я оставила кресло и снова спустилась в дом.

— Да. Вы помните, где вы оставили кресло?

— Где-то между виселицей и той железной лесенкой, но точно не помню.

— Железная лестница находится у самой двери. Получается, господа, что лежавшее на боку кресло, о котором мы слышали от троих свидетелей, было тем самым креслом, которое миссис Уильямсон унесла из-под виселицы, что и объясняет его последующее местоположение. Да, миссис Уильямсон. Вы говорите, что оставили кресло. Вы его аккуратно поставили или, скажем так, уронили?

— Я его поставила не очень аккуратно и слышала, как оно упало, но не пошла его поднимать.

— Разумеется. Теперь мы знаем, на основании медицинского освидетельствования, что миссис Стреттон была уже мертва в тот момент, когда вы забрали кресло почти из-под ее ног. Вы этого не осознавали?

— Нет, — ответила миссис Уильямсон, непритворно вздрогнув.

— Вы и правда не знали, что она пропала?

— Нет.

— Вы сказали, что кресло лежало под виселицей. Не могли бы вы уточнить? Находилось ли оно, например, под какой-то из перекладин?

— Нет. Насколько я помню, оно было посередине треугольника.

— Как по-вашему, не могла миссис Стреттон толкнуть туда кресло, в случае если она им воспользовалась для того, чтобы повеситься?

— О, думаю, вполне могла.

— Благодарю вас, миссис Уильямсон. Это все.

Роджер стиснул локоть Колина отчаянной хваткой.

— Колин! Ты понимаешь? Это правда самоубийство! Она все-таки это сделала, — возбужденно шептал он под общий гул, сопровождавший возвращение миссис Уильямсон на место. — Все наши хлопоты выеденного яйца не стоят!

— А я никогда и не верил, что это бедный крошка Дэвид, — невозмутимо отозвался Колин.

* 7 *

Вердикт никаких сомнений не вызывал.

Итоговая речь коронера оказалась краткой и милосердной. Он не воспользовался возможностью, которая доставила бы немало удовольствия многим его коллегам, и не счел своим долгом прочитать мораль Рональду Стреттону, что виселица — вряд ли уместный комплимент даже для его прославленного гостя, хотя был вынужден указать на то, что ее провоцирующего воздействия на неуравновешенную, впечатлительную психику нельзя не отметить. И облегчив таким образом душу, он приступил к обобщению доказательств, причем делал это так, чтобы была ясна не только его собственная точка зрения, но и то, что в столь простом деле никакой иной просто быть не может. И правда, судя по свидетельским показаниям, все выходило именно так. А психические особенности умершей только подчеркивали очевидность подобного вывода.

— В конце концов, господа, — завершил коронер свою речь, — все, что вам остается, — это спросить себя, убеждены ли вы, во-первых, в том, что миссис Стреттон умерла в результате удушения, и если да, то, во-вторых, произвела ли она его сама без всякой посторонней помощи. Если вы согласны с обоими пунктами, тогда фактически возможно вынести только один вердикт.

И жюри присяжных его вынесло.

* 1 *

Роджер с Колином шли пешком из Уэстерфорда назад в Седж-парк на ленч. Для них хватило бы места в машине Уильямсонов, но после краткой, но пламенной дискуссии по выходе из зала, где проводилось коронерское дознание, Роджер решил, что лучше пройтись и выпустить из себя лишние эмоции. Он надеялся, что Колин в этом ему поможет.

— Она все рассказала полиции еще вчера утром! — патетически восклицал Роджер. — Ходила, оказывается, на крышу, чтобы посмотреть, что поделывает муженек. Вот взяла и все выложила суперинтенданту. Но сказать мне об этом хоть слово — это нет, об этом она даже не подумала.

— А какого, собственно, лешего? — резонно поинтересовался Колин.

Роджер, однако, резонов не принимал.

— Ну могла бы она по крайней мере упомянуть об этом хоть Рональду, да хоть кому-нибудь. "Как-то не придала этому значения!" Точь-в-точь моя набожная тетка!

— Да хватит, Роджер, не принимай так близко к сердцу!

— Нет, но ты подумай, как мы могли лажануться! Это просто милость божья — что меня об этом не спросили, а то я бы точно ляпнул, что, когда мы снимали тело, кресло лежало под виселицей. Непременно так бы и сказал!

— Тогда ты бы совершил лжесвидетельство, — невозмутимо указал ему шотландец.

— А вот и нет.

— Как это?

— Потому что я не приносил никакой присяги — что мог видеть и ты сам, и остальные, у кого есть глаза. Равно как этого, к твоему сведению, не делала и миссис Лефрой.

— А, не выкручивайся, старик.

— А я и не выкручиваюсь. Но штука-то не в этом. А в том, что если бы Лилиан Уильямсон хотя бы словечком обмолвилась об этом феноменальном факте, Рональд не заподозрил бы брата в убийстве, я бы мог не заниматься ерундой, да и совесть многих не была бы травмирована.

— К тебе-то это точно не относится, Роджер. Нельзя травмировать то, чего нет.

— Но это все-таки самоубийство. Что ж, я рад, в самом деле.

— А я тебе больше скажу — полиция это прекрасно знала со вчерашнего утра.

— Да, и весь этот сыр-бор разгорелся только из-за того, что мы вытерли кресло, — услуга не только непрошеная, но и бессмысленная.

— Чем меньше ты будешь разглагольствовать, почему да зачем я вытер кресло, тем будет лучше. В тот раз, Роджер, я, по крайней мере, застал тебя врасплох.

— Застал, что и говорить, — с напускным великодушием согласился Роджер. Хоть вычислил убийцу не лучше, чем я. Но слушай, если ты правда хочешь мне помочь, замолви за меня словцо инспектору. Нет, ну каков змей — развлекается с этим порошком при совершенно явном случае самоубийства! В сыщика играет! Кстати, теперь понятно, что, когда мы с Рональдом были на крыше на другое утро и инспектор делал вид, что его очень беспокоит положение кресла, это был чистейший блеф. Он нанес порошок на кресло еще раньше и, естественно, воодушевился полученным результатом, но решил нам ничего не говорить, прежде чем не сообщит этой потрясающей новости своему суперинтенданту.

— И суперинтендант понял, что хотя причина смерти, может, сомнений и не вызывает, но тут что-то такое было, какой-то шахер-махер, и решил докопаться до истины.

— Именно. И продолжал нагонять на нас тоску и тревогу в убойных дозах. Что ж, видимо, он решил, что это его долг, и соответственно его исполнял.