– Сестра Флемминг. Вам она не понравится. Настоящая людоедка!

– Правда? А она не услышит нас?

Она подошла и села рядом.

– Меня это не особенно беспокоит… К тому же в настоящее время она находится в левом флигеле, к которому примыкают гаражи. Мэрилин живет там.

Это было как раз то, что я хотел узнать.

– К черту всяких людоедок! – сказал я, обнимая ее за плечи. – А вы, часом, не людоедка?

Она с готовностью прижалась ко мне.

– Смотря для кого…

Ее лицо было так близко от моего, что губы почти касались ее виска. Но ей это, похоже, нравилось.

– Как вы находите такое начало?

– Пока неплохо.

Я взял у нее из рук стакан и поставил на пол. Она повернулась ко мне лицом и прижалась губами к моим губам, но вдруг отпрянула от меня и встала. Я уж подумал было, что она из тех девушек, которые смущаются от поцелуев, но ошибся.

Она подошла к двери, заперла ее на ключ и вернулась ко мне.

Глава 3

Я оставил свой бьюик возле Каунтри-билдинг на углу Фельдвам и Центральной авеню и прошел в здание. Отдел регистрации рождений и смертей находился на первом этаже. Я заполнил бланк и сунул его в окошечко рыжему клерку, который поставил на бланке штамп и махнул рукой в сторону картотеки.

– Посмотрите сами, мистер Мэллой, – сказал он. – Шестой ящик справа. Как у вас идут дела? Давненько вас не видел…

– Я вас тоже, – ответил я. – Дела идут превосходно.

Мне не очень хотелось с ним разговаривать: встреча с сестрой Гарней несколько утомила меня. Я подошел к картотеке. Ящик с делами на букву «К», казалось, весил тонну, я едва поднял и открыл его. Листая страницы, нашел свидетельство о смерти Дженнет Кросби. Она умерла 16 мая 1948 года от злокачественного эндокардита. Так черным по белому было записано в свидетельстве, подписанном врачами Джоном Бьюли и Зальцером. На всякий случай я записал их имена. Полистав еще несколько страниц, нашел и свидетельство о смерти Макдональда Кросби. Его смерть засвидетельствовали все тот же Зальцер и коронер Франклин Лессуэйс. Я сделал необходимые пометки и вернулся к клерку, который с ленивым любопытством наблюдал за мной.

– Кто такой доктор Джон Бьюли? – спросил я его. – Не скажешь ли, где он живет?

– На Скайлейн-авеню. Но если вам нужен хороший врач, не ходите к нему.

– Это почему же?

Клерк пожал плечами.

– Он очень стар. Лет пятьдесят назад он, возможно, чего-то стоил, но сейчас это настоящий коновал. Он, например, считает, что сделать трепанацию черепа так же просто, как, например, вскрыть банку фасоли.

– А что, разве не так?

Клерк рассмеялся.

– Все зависит от того, о чьей голове идет речь. – Он подмигнул мне. – Работаете над чем-нибудь?

Я вышел на улицу и задумался. Неожиданно умирает богатая девушка, и засвидетельствовать ее смерть вызывают коновала, выжившего из ума старика. Не похоже на миллионеров. Было бы естественно ожидать, что они обратятся к лучшим врачам в городе, дабы убедиться, что это не убийство.

Я влез в бьюик и нажал на стартер. Рядом с моей машиной стоял оливкового цвета додж. За рулем сидел мужчина в желто-коричневой шляпе и читал газету. Я не обратил бы ни на него, ни на машину ни малейшего внимания, если бы он не отложил вдруг газету и не взглянул на меня. Правда, тут же отвернулся и тоже включил мотор. Такое совпадение показалось мне любопытным. Мужчина был широкоплечий, с огромной головой, которая, казалось, росла прямо из плеч. Над верхней губой у него тянулась тоненькая ниточка усов, одно ухо и нос сплющены.

Я влился в поток машин и поехал в восточном направлении, держа курс на Центральную авеню. Ехал не спеша, часто оглядываясь назад, чтобы видеть, что делается у меня за спиной. Додж направился со стоянки в другую сторону, но потом круто развернулся и поехал за мной. Самое интересное, что он развернулся в том месте, где поворот был запрещен, но полицейские в этот момент, видимо, спали.

На пересечении с Этвуд-авеню я снова посмотрел в зеркало. Додж следовал за мной. Мужчина небрежно сидел за рулем, выставив в окно левый локоть. Я на всякий случай запомнил номер его машины. Если он следит за мной, то делает это очень непрофессионально. На Голливуд-авеню я увеличил скорость до шестидесяти миль. Додж тоже прибавил скорость. На бульваре Футхилл я резко свернул к тротуару и тут же притормозил. Додж промчался мимо, мужчина даже не посмотрел в мою сторону. Я записал номер его машины на конверте, рядом с именами доктора Бьюли и Зальцера, и спрятал конверт в карман. Затем тронул машину с места и поехал на Скайлейн-авеню.

Еще издали я увидел на одном из домов блестевшую на солнце медную табличку. За низкими деревянными воротами был небольшой сад, в центре которого стояло двухэтажное строение из канадской сосны. Оно казалось трущобой в сравнении с ультрамодными домами, расположенными по обе стороны от него.

Я притормозил и выглянул в окошко, но разглядеть имя на дощечке не смог. Пришлось остановить машину. Едва я двинулся в направлении ворот, как появился оливковый додж. Мужчина вроде и не смотрел в мою сторону, но я знал, что он следит за мной.

Я сдвинул шляпу на затылок и достал пачку сигарет.

Додж скрылся за углом.

Я толкнул калитку и направился к дому. Сад был небольшой и чистый, как казарма перед инспекторской проверкой.

Я позвонил. Никто не открыл. Некоторые окна дома были закрыты от солнца желтыми жалюзи, другие – занавесками. Понимая, что меня могут рассматривать из окна, я придал своему лицу максимально приятное и доброжелательное выражение. Когда я уже решил, что придется позвонить еще раз, послышался тихий скребущий звук. Дверь открылась. Передо мной была маленькая, худенькая, как птичка, женщина, одетая в черное шелковое платье, вышедшее из моды лет пятьдесят назад. Худое усталое лицо было расстроенным.

– Доктор дома? – Я снял шляпу.

– Дома. Он в саду. Сейчас я его позову.

– Благодарю вас, не надо. Я не пациент. Я сам к нему подойду.

– Хорошо. – Надежда, мелькнувшая было на ее лице, исчезла. Не пациент – следовательно, не будет и гонорара. – Только не задерживайте его долго. Он не любит, чтобы ему мешали в саду.

– Я не задержу его.

Она закрыла дверь. Отходя, я заметил, как за одной из занавесок мелькнула легкая тень.

Тропинка привела меня к тыльной стороне дома.

Не знаю, каким врачевателем был доктор Бьюли, но садовником он был отменным. В глубине сада, возле громадного куста георгин, возился старик в белом полотняном костюме. Он осматривал цветы с видом доктора и, когда я приблизился, резко выпрямился и посмотрел на меня. Я увидел темное морщинистое лицо, спадающую на плечи седую гриву волос. Доктор выглядел очень довольным человеком.

– Добрый день, – сказал я. – Надеюсь, не помешал?

– Приемные часы с семи до девяти, – пробурчал он таким низким голосом, что я едва расслышал его. – Сейчас я не могу принять вас.

– Я не пациент, – ответил я, любуясь георгинами. – Моя фамилия Мэллой, я старый друг мисс Кросби.

– Кого? – равнодушно переспросил он.

– Дженнет Кросби.

– А что с ней?

– Вы подписали свидетельство о ее смерти.

Он пристально посмотрел на меня.

– Как, вы сказали, ваша фамилия?

– Виктор Мэллой. Меня немного беспокоят обстоятельства смерти мисс Кросби.

– Почему это вас беспокоит? – Глаза его тревожно забегали. Он знал, что достаточно стар и вполне мог допустить ошибку…

– Видите ли, – начал я, – я был в отъезде три года. Мы с Дженнет Кросби – друзья детства, но я и понятия не имел, что у нее слабое сердце. Для меня было большим ударом известие о ее кончине. И теперь я хочу убедиться, что в ее смерти не было ничего подозрительного.

Его ноздри дрогнули, глаза расширились.

– Что вы имеете в виду? Она умерла от злокачественного эндокардита. Симптомы явные. Кроме того, там был доктор Зальцер. В ее смерти не было ни-че-го подозрительного!

– Я рад это слышать. А что такое злокачественный эндокардит?

Он помрачнел, нахмурился. Я ожидал, он ответит, что не знает такой болезни, но он медленно и четко произнес, как будто держал перед глазами страницы медицинского справочника:

– Шансов у нее не было, даже если бы они позвали меня раньше. Я все равно ничем не смог бы ей помочь.

– Вот это и беспокоит меня, док. Почему они пригласили вас? Ведь вы не лечили ее, не так ли?

– Конечно, нет, – ответил он почти сердито. – Но я живу неподалеку, и кроме того, было бы неэтично подписывать свидетельство одному доктору Зальцеру.

– Кто такой этот Зальцер?

– Он содержит частную клинику неподалеку от поместья Кросби. Вы понимаете, что в его положении он не мог подписать свидетельство в одиночку. К тому же, у него недостаточная практика в такого рода заболеваниях. Я был польщен, когда он пригласил меня.

– Послушайте, доктор. Я хочу поговорить с вами откровенно. Я попытался сегодня утром увидеть Мэрилин Кросби, но она, оказывается, больна. Я сейчас уйду, но перед уходом хотел бы выяснить одну деталь. Мне известно, что Дженнет умерла внезапно. Вы сказали, что из-за сердца. Что же случилось на самом деле? Вы были там, когда она умирала?

– Нет, – ответил он, и глаза его снова тревожно забегали. – Я прибыл спустя полчаса после наступления смерти. Она умерла ночью. Симптомы были явные. Доктор Зальцер сказал, что он уже несколько месяцев лечил ее… Я не могу понять, почему вы задаете такие вопросы?

– Единственное, что я хочу, – это убедить себя, – снова улыбнулся я. – Когда вы прибыли в дом Кросби, доктор Зальцер уже был там, не так ли?

Он кивнул с еще более обеспокоенным видом.

– Кто еще там был?

– Мисс Кросби-младшая.

– Мэрилин?

– Кажется, ее зовут именно так.

– И Зальцер провел вас в спальню Дженнет… Мэрилин вошла с вами?

– Да, она вошла вместе с доктором. Молодая женщина выглядела очень расстроенной, она все время плакала. Возможно, следовало произвести вскрытие, – неожиданно добавил он. – Хотя в этом не было необходимости. Это был злокачественный эндокардит, никакого сомнения.