— Мне тоже, — сказал я, забирая пустые стаканы.

Когда я вернулся с полными стаканами, Сара стояла возле раскладушек с недоуменным выражением лица.

— Не понимаю, — сказала она. — Кроватей нет, только эти дурацкие брезентовые раскладушки! Да еще и брезент такой грязный! И рваный, и вообще смешной!

— Есть еще заднее сиденье машины и коврик перед камином, — предложил я. — Выбор за тобой.

Она взяла у меня стакан и пошла назад к камину.

— Если бы я не знала наверняка, я бы могла поклясться, что ты это все специально подстроил, Рик Холман, — задумчиво проговорила она.

— Ты о чем? — безразлично спросил я.

Она помахала свободной рукой:

— Отдельные раскладушки… Одна в одном конце домика, другая — в другом: никаких проблем! Но ты же, черт побери, хорошо знаешь, что я слишком напугана, чтобы спать одной, когда вокруг шатается неизвестно кто. Так что у меня не такой уж большой выбор, правда? Или я лягу с тобой на заднем сиденье машины, или растянусь возле тебя перед камином!

— Мне бы хотелось сказать, что при любых обстоятельствах я буду вести себя как джентльмен, но ты же знаешь, что это только шутка.

С напряженным, вопрошающим выражением в серых глазах она повернулась ко мне:

— Поклянись, что ответишь правду на мой вопрос, Рик?

— Клянусь, что отвечу или правду, или вообще ничего, — осторожно сказал я.

— Вы с Клаудией занимались любовью сегодня вечером у тебя дома?

— Нет.

— Она даже не пыталась?

— Конечно пыталась.

— А ты сопротивлялся? — В ее голосе послышались недоверчивые нотки.

— Не совсем, — признался я. — Скорее, этот звонок в дверь все спас.

— Спасибо за честность, Рик. — Она улыбнулась с неподдельной теплотой. — Тогда совсем другое дело.

Я не был настолько глуп, чтобы спрашивать, почему это совсем другое дело. Женская логика — это вещь в себе.

Она села на коврик перед камином, обхватив свой стакан обеими руками. Я сел рядом.

— Сумасшедший мир, — тихо сказала она. — Около двенадцати часов назад ты был просто какой-то псих по фамилии Холман на другом конце провода, а теперь — полюбуйтесь-ка на нас!

— Разговор о психах, — сказал я, — напоминает мне о Мэри Рочестер.

— Давай не будем говорить о ней, да и обо всех остальных. — Она зябко передернула плечами. — Хотя бы сегодня ночью я хотела бы забыть даже о самом существовании всего внешнего мира.

Я щелкнул пальцами:

— Да будет так! Только мы вдвоем.

Она засмеялась:

— Спасибо за то, что ты применил свои магические дарования, Рик. Ты заметил, как сейчас здесь стало?

— Как в духовке, — согласился я.

С задумчивым выражением лица она отпила немного виски.

— По-моему, с этим надо что-то делать.

— Ты первая, — сказал я. — Женщина, стоящая обнаженной перед мужчиной, который все еще одет, смотрится совсем даже неплохо. Но мужчина, стоящий обнаженным перед женщиной, которая все еще одета, выглядит чертовски глупо.

Засмеявшись, она встала и пошла через комнату. Керосиновая лампа потухла, я ждал, и тишина становилась все более напряженной. Потом внезапно она вернулась и остановилась передо мной. Она быстро провела руками по своим длинным белым волосам, освобождая их от прически, и они рассыпались у нее по плечам. Пламя отбрасывало мерцающие блики на ее блестящее тело, когда она стояла не двигаясь и смотрела на меня сверху вниз. Ее груди были чуть-чуть более полными, чем мне казалось раньше. Мой взгляд скользнул вниз вдоль ее тела, и ее непристойный комментарий подоспел как раз вовремя:

— Предмет личной гордости. — Она снова тихонько засмеялась. — Я имею в виду… ну… теперь ты сам видишь, что я натуральная блондинка!

Она отдалась мне со страстью, и наш взаимный экстаз достойно увенчал ее.

Прошло много времени, огонь почти догорел, она спала у меня на руках. Где-то в ночи ухала сова, и это был самый одинокий и самый таинственный звук в мире.

Замерзнув, мы проснулись около восьми утра. Сара быстро встала и оделась.

— Я зажгу горелку на кухне, — сказала она. — А ты принеси воды из бани.

— А где ведро?

— Там же, в бане, — быстро ответила она. — Я его еще ночью обнаружила.

Было по-прежнему холодно, когда я шагнул из домика наружу, но уже поднималось солнце, и все чудесно пахло свежестью и чистотой. Или, может быть, это только так казалось после любовной эйфории? Так или иначе, но под всем этим я мог бы подписаться: «Одобряю. Холман».

Баня была примитивно проста. Там имелись резервуар для воды и древний эмалированный тазик, стоявшие рядом на шатком столике. В поисках более жизненно важных мест общего пользования я прошел еще ярдов десять по узкой тропинке, и точно — там стоял простой и грубый деревенский туалет. Но там было и еще кое-что. Справа привольно раскинулся большой куст, и из него торчала голая грязная нога. Тело лежало лицом вниз, хлопчатобумажное платье было разорвано. Я подумал, не дочь ли это Эрла Рэймонда, но эта мысль меня почему-то не взволновала. Наверное, я сразу не поверил в нее. Я осторожно перевернул тело и увидел лицо, обросшее густой бородой. В широко раскрытых глазах застыл ужас, а в центре лба зияла дырка с корочкой запекшейся крови. Я вернул тело в первоначальное положение, лицом вниз под кустом. Оно было уже окоченевшим, и я с достаточной долей вероятности предположил, что этот человек, должно быть, умер около двенадцати часов назад. Значит, он уже лежал мертвый под кустом, когда мы подъехали к домику. От этой мысли моя утренняя эйфория мгновенно улетучилась.

— Что-то долго, — сказала Сара, когда я принес ведро воды на кухню.

— Наслаждался красотой природы, — сообщил я ей. — Я даже умыл лицо и руки.

— Могу предложить тебе яичницу с беконом по-деревенски.

— Нет, спасибо, только кофе. Я не голоден.

Ее брови слегка приподнялись.

— Я удивлена, мистер Холман. Ты же должен чем-то восполнить всю ту энергию, которую истратил прошедшей ночью?

— Всего один взгляд на тебя, и мои батареи мгновенно подзаряжаются, — соврал я.

Она вздрогнула:

— Пожалуйста, не раньше, чем я поем!

Я зажег сигарету и, допивая вторую чашку кофе, наблюдал за тем, как Сара методично расплавляется с яичницей. «Сейчас она в любой момент может опять начать мурлыкать, — мрачно подумал я, — придется, наверное, стукнуть ее по носу».

— Клаудиа говорила мне вчера вечером, что у Чарити был дружок-хиппи, — сказал я как бы между прочим. — Джонни Легарто, кажется?

— A-а, этот чудак!

— Который носил рваное хлопчатобумажное платье и нитку бус.

Она кивнула:

— Я же сказала, чудак!

— Как ты думаешь, может, он какой-нибудь трансвестит — достигает полового удовлетворения, переодеваясь в женскую одежду? — предположил я.

— Нет, это просто часть обряда хиппи. Видимый протест против условностей мещанского мира. — Она положила вилку на пустую тарелку. — А с чего это вдруг такой интерес к Джонни Легарто, Рик?

— Может быть, если мы найдем его, то обнаружим и Чарити?

— Дом в Бель-Эре показался ему слишком мещанским, и, насколько я догадываюсь, он посчитал, что Чарити тоже постепенно становилась обычной мещанкой под влиянием дома и отца. Вот почему он тихо смылся однажды ночью.

— А ты не знаешь, почему Чарити внезапно отважилась все-таки явиться на свое ежегодное свидание с отцом?

— Трудно сказать. Она странный ребенок. Может быть, она решила, что ей требуется помощь, а отец мог бы поспособствовать ей лучше всех?

— Глупо искать помощи у целого букета заядлых лжецов, — подумав, сказал я.

— У кого, например?

— У отца, матери, у Клаудии, у тебя.

— Почему ты думаешь, что я заядлая лгунья?

— Потому что ты мне очень много лгала. И другие — тоже.

Ее серые глаза стали холодными как лед.

— Мне это не нравится, Рик Холман!

— Есть у меня дурная привычка задевать за живое, — пожал я плечами. — Если ты кончила есть, хочу спросить: где ты предлагаешь искать Дэнни Малоуна?

— Я знаю только одно место, где его можно искать, и это явно не здесь. Если ты такой умный, подумай.

— «Санктуари», — догадался я. — Психушка. Ты знаешь, где это?

— Да, я знаю, где это… или — нет, понятия не имею, где это, — огрызнулась она.

— Ну и что это значит, черт возьми?

Она насмешливо улыбнулась:

— Одно из тех утверждений — ложь, так по-твоему? Вот и вычисли, какое из них?

— Не думай, что я не могу ударить женщину, — я ударю! — зарычал я.

— Я знаю, где это, — холодно сказала она. — Хочешь ехать сейчас?

— Почему бы и нет?

— Мне сначала надо сходить кое-куда.

— Позади домика есть тропинка, которая ведет к туалету, ярдов десять, — сказал я.

— Спасибо.

Я подождал, пока она дошла до двери домика, и сказал:

— Если чего-нибудь захочешь, кричи.

Она нахмурилась:

— Какой-нибудь розыгрыш?

— Серьезное предложение.

Она закатила глаза, недоуменно пожала плечами и вышла. Я закурил еще одну сигарету и ждал, когда она закричит. «Если бы она не была такой неисправимой лгуньей, я бы этого не сделал, — оправдываясь перед самим собой, подумал я. — Но может быть, эта неисправимая лгунья, внезапно столкнувшись с трупом, начнет говорить правду?» Ждал я долго, а крика все не было. Она могла упасть в обморок, увидев тело, подумал я, надо пойти проверить. Голая нога все так же торчала из-под куста, но Сары, лежащей в обмороке, рядом не обнаружилось. Я решительно постучал в дверь — ответа не было. Тогда я открыл дверь и увидел, что туалет пуст. Я почувствовал, что волосы у меня на затылке неприятно зашевелились, — не могла же она растаять в воздухе? Может быть, она в панике убежала в лес? Я мог бы бродить среди огромных деревьев дня два и все равно не найти ее. Несколько раз я позвал ее, но в ответ только шелестели листья.