— Это было ужасно… ужасно! — произнесла она каким-то придушенным шепотом.

— Вы узнали голоса? — спросил я.

— Вне всякого сомнения, это был голос Генри Слоукомба, — сразу же ответила она.

— Что скажете про другой голос? Голос Делии, находящейся у подножия дуба?

Она медленно подняла голову и довольно долго смотрела на меня, ничего не произнося.

— Отец был прав, — наконец прошептала она, — это должно быть какое-то перевоплощение. Они абсолютно одинаковы.

— О чем это вы?

— Их голоса… — В ее глазах читалось подлинное недоумение. — Их совершенно невозможно различить…

— Вы хотите сказать, что голос Делии тождествен голосу Марты?

— Да… — Она энергично закивала. — Это меня пугает, лейтенант.

— Имеется альтернативное объяснение, — хмыкнул я, — и весьма простое. На этой ленте записан голос Марты.

— Голос Марты?

Она с минуту недоуменно глядела на меня.

— Но это бы означало, что она находилась вместе со Слоукомбом в комнате, когда работал магнитофон.

Очевидно, до нее дошло все значение сказанного, потому что ее шелка затрепетали.

— И что, она его убила?..

— Совершенно верно, — холодно произнес я, — есть масса вопросов, которые я хочу задать Марте прямо сейчас.

— Но вы не можете, — быстро заговорила Джастин, — она же…

— Спит. — Я усмехнулся: — И будет спать до полудня. Так мне сказал доктор. Потому что ее старшая сестра предусмотрительно одурманила ее лошадиной дозой снотворного!

— Что вы хотите сказать? — рассердилась Джастин. — Я сделала то, что считала необходимым для Марты в тот момент, не могла же я знать…

Я нетерпеливо махнул рукой, она внезапно замолчала.

— Меня волнует только одно, — я повысил голос, — Марта не в состоянии отвечать на вопросы в течение ближайших шести-семи часов, и, как я полагаю, это весьма удобно для кого-то. Беда в том, что пока я не могу решить — для Марты или для вас.

Ее глаза с такой яростью глянули на меня, что я безошибочно определил: в этот момент в ее голове промелькнуло несколько десятков самых мучительных видов смерти для меня. Она с явным трудом взяла себя в руки и заговорила спокойным голосом:

— Могу я идти, лейтенант?

— Почему нет?

Я мысленно заключил пари сам с собой, когда она двинулась к выходу, и выиграл его, когда Джастин остановилась у порога и оглянулась.

— Я вам уже раз сказала, лейтенант, что вы сукин сын, — задумчиво произнесла она, — но только сейчас сообразила, что это неверно.

— Благодарю вас.

— Правда заключается в том, что вы трудно распознаваемый сукин сын, — заявила она еще более задумчиво, — а это колоссальная разница.

Джастин выскользнула в коридор, я же повернулся к Сэнджеру и убедился, что его брови явно стремятся добраться до края шевелюры.

— Одно несомненно, лейтенант, — произнес он почти благоговейно, — жалованье вам достается нелегким путем!

— Судя по тому, как складываются дела, я серьезно подумываю о том, что мне надо вежливо попросить Делию перебраться назад, в ее обитель у подножия старого дуба, — угрюмо пробормотал я, — как одна девица сказала морячку, хватит — значит хватит для одной ночи. Так что почему бы нам не убраться отсюда, Эд?

— Вы только что произнесли волшебные слова, — просиял он, — я доставлю магнитофон и «дипломат» в ваш офис где-то около двенадцати, пойдет?

— Вы настоящий денди, приятель, — заверил я его, — сам я не рассчитываю появиться в офисе раньше ленча.

Эд с треском захлопнул крышку магнитофона и взял его в одну руку, второй схватил «дипломат», мы двинулись вниз по лестнице.

— Эй, — произнес я задумчиво, уже открывая входную дверь, — кое-чего не хватает.

— Теперь он спохватился! — простонал Сэнджер.

— Керосиновой ламы! — весело сообщил я. — Что вы с ней сделали?

— Какой такой керосиновой ламы?

— Из той комнаты, разумеется!

— Я не видел никакой лампы.

Он взглянул на второго парня, ожидая подтверждения, тот энергично закивал:

— Там не было никакой керосиновой лампы, лейтенант, во всяком случае, когда мы прибыли. Может быть, она там была, когда вы проникли в помещение в первый раз?

— Теперь я вспоминаю, что никакой керосиновой лампы там не было.

— Ну… — Голос Сэнджера звучал успокаивающе. — Ночь была напряженная, лейтенант, и вам необходимо хорошенько выспаться, вы заслужили это.

Дождь прекратился, стих штормовой ветер. Полумрак занимающейся зари превратил дорогу в блестящую ленту, кое-где окрашенную в розовый цвет.

Сэнджер глубоко вздохнул и расправил плечи.

— Утром всегда хочется жить! — сказал он с улыбкой. — Особенно таким утром!

— Говорите про себя, приятель, — буркнул я, залезая в свой «остин-хили» и отметив, что розовая заря ухитрилась перекрасить кожаные сиденья.

Глава 5

Я явился в офис шерифа около половины третьего на следующий день, и его секретарь, пышная блондиночка с юга по имени Аннабел Джексон, которой всегда удавалось держать меня на почтительном расстоянии, подняла голову от бумаг с преувеличенно удивленным выражением на очаровательном личике.

— Ну и ну, кого я вижу! — воскликнула она, нарочито утрируя свой певучий акцент, — пойду доложу, что лейтенант Уилер почтил нас, бедных работяг, своим присутствием!

— Вы оскорбляете несчастного, замученного копа! — сказал я обиженным тоном. — По ночам вы спите, а если нет, то по собственному желанию, в то время как я вынужден постоянно бодрствовать!

— У меня есть послание для вас от Джеки. — Она мило улыбнулась.

— Да? — осторожно спросил я.

Она велела вам передать, что разбила себе колено, когда бежала по вестибюлю своего многоквартирного дома вчера вечером, и собирается подать на вас в суд.

— Она помешалась, — убежденно заявил я, — все наделала проклятая гроза. Бедняжка их смертельно боится!

— Ой ли? Могу поспорить, что вы в это время ее преследовали?

— Даже такой скверный бегун, как я, догнал бы ее, да еще с разбитым коленом!

— Вы и догнали, вот почему она собирается подавать дело в суд!

— Аннабел Джексон! — Я тяжко вздохнул. — Вы испорчены до мозга костей!

— Этим я обязана вам одному, лейтенант! Если бы мы с вами не встретились, я бы оставалась непорочным цветком магнолии, каким и приехала сюда из Вирджинии.

— В каком году это было? — произнес я, задумчиво почесав затылок. — До войны или после?

Я поспешил в кабинет шерифа, дабы у нее не появилась возможность уничтожить меня.

Магнитофон и «дипломат» находились на письменном столе, поверх них на меня смотрела пара налитых кровью глаз.

— Добрый день, шериф, — произнес я вежливо, — как обстоят дела?

Его челюсти задвигались, так что он сразу стал походить на громадного бульдога: такое увидишь нечасто!

— Вы были на ногах почти всю ночь, — заговорил он негромко, — вам необходимо было поспать, это я понимаю.

— Благодарю вас, сэр.

— Десять часов? — заревел он.

— Я все еще расту, — ответил я (или мой рефлекс самозащиты). — А что случилось с сержантом Полником? Около двух часов ночи вы собирались послать его туда.

— Я и послал!

Он сунул сигару в рот и какое-то время возился со спичкой, но в конце концов закурил.

— Он прибыл в тот дом приблизительно через двадцать минут после того, как вы оттуда уехали:

— Как это могло случиться? Он добирался пешком?

— Он заблудился, — со вздохом пояснил Лейверс. — Полагаю, в основном это была моя ошибка, я велел ему поехать направо от шоссе на Старый каньон.

— Чудак человек! — усмехнулся я. — Могу поспорить, он добрался до Невады, когда ему пришло в голову, что он едет не туда и нужно справиться о дороге. Где он сейчас?

— В полдень я послал туда полицейского в форме, даже Полник должен поспать… Вы хотели, чтобы он там присматривал за порядком?

— Нет, я собирался попросить его поговорить с Мартой Харвей, сразу как она проснется, чтобы его никто не опередил. Теперь это уже не имеет значения.

Он несколько секунд внимательно смотрел на меня.

— Вы бы упростили собственную задачу, если бы сообщили кому-нибудь, что у вас на уме!

— Знаете, шериф, в данном случае лучше оставлять свои мысли при себе, потому что пока это лишь домыслы.

Он похлопал по магнитофону:

— Я прослушал эту ленту уже дважды и, признаться, едва не помешался. Прошу вас, Уилер, объясните мне, что к чему. Я ровным счетом ничего не понимаю…

Я принялся за подробный доклад. Постепенно физиономия Лейверса все сильнее вытягивалась, зато О-образная форма его рта становилась еще более округлой. К тому времени, когда я закончил, он совершенно скис.

Может быть, там собралась целая свора психов, как я и сказал вам ночью по телефону? — пробормотал он растерянно. — Кстати, что заставило меня употребить слова «может быть»? Человек убит в запертой комнате с забитым досками окном, а доктор совершенно серьезно высказывает мнение о том, что его глотка была вырвана когтями какого-то гигантского зверя? Затем, у нас есть магнитофонная запись разговора жертвы с каким-то привидением или духом вплоть до того времени, когда он был убит? — Он умоляюще посмотрел на меня: — Пожалуйста, скажите мне, лейтенант, причем совершенно откровенно. Не является ли все это плодом моего воображения?

— Мне бы очень хотелось, чтобы я мог сказать «да», шериф, но куда это меня приведет? Что это нам даст?

— Есть ли у вас хоть какие-то идеи?

— Штук пятнадцать, причем все они идут в разных направлениях, — ответил я. — Скажите, Эд Сэнджер ничего новенького не сообщил?

Лейверс покачал головой: