— Вы ищете какую-нибудь книгу, сэр? — спросила она.

— Вы мисс Максуэлл? — спросил он.

— Миссис Максуэлл, — поправила она.

— Ах, вот оно что, — протянул он.

— Вам нужна книга?

Он посмотрел на ее левую руку. Обручального кольца она не носила.

— Я из полиции, — представился он. — Детектив Хейз, восемьдесят седьмой участок.

— Что-нибудь случилось?

— Нет. Я пытаюсь установить происхождение листка писчей бумаги. В «Истерн шиппинг» мне сказали, что ваш магазин единственный в участке, где продается такая бумага.

— Какая именно?

— Картрайт 142-Y.

— Да, конечно.

— Она у вас есть?

— Да, и что же? — ответила она вопросом на вопрос.

— Вы ведете это хозяйство вдвоем с мужем? — спросил Хейз.

— Моего мужа нет в живых. Он служил в морской авиации. Его сбили во время сражения в Коралловом море.

— Простите, — произнес Хейз с неподдельным сочувствием.

— Не стоит извиняться. Это было давно. Человек ведь не может всегда жить прошлым. — Она мягко улыбнулась.

— Вы молодо выглядите для своих лет. Я имею в виду, для женщины, которая уже была замужем во время войны.

— Я вышла замуж в семнадцать лет.

— Значит, сейчас вам?..

— Тридцать три.

— На вид вы гораздо моложе.

— Спасибо.

— Я едва дал бы вам двадцать один.

— Спасибо, но это не так. Правда.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

— Странно, — сказал Хейз. — Такой магазин и в таком районе.

— Да, я знаю. Именно поэтому я здесь.

— То есть?

— Люди в этом районе и без того лишены многого. Так пусть хоть книги у них будут.

— У вас много покупателей?

— Сейчас больше, чем вначале. Честно говоря, магазин держится на канцелярских товарах. Но теперь дела идут лучше. Вы не поверите, как много людей хотят читать хорошие книги.

— Вы не боитесь здешних жителей?

— С какой стати? — удивилась она.

— Ну… для такой интересной женщины это, пожалуй, не совсем подходящее место.

На ее лице отразилось удивление.

— Район, конечно, бедный, но бедный еще не значит опасный.

— Да, вы правы, — согласился он.

— Люди есть люди. И люди, живущие здесь, ничуть не хуже и не лучше тех, кто живет в шикарном Стюарт-сити.

— Где вы живете, мисс… миссис Максуэлл?

— В Айсоле.

— Где именно?

— Почему вы спрашиваете?

— Я хотел бы увидеться с вами.

Кристин помолчала. Она внимательно посмотрела на Хейза, точно хотела прочитать его мысли. Потом она сказала:

— Хорошо. Когда?

— Скажем, сегодня вечером?

— Хорошо.

— Подождите, — он задумался. — Ну да, в любом случае в восемь все будет кончено, — сказал он, словно про себя. — Да, сегодня было бы неплохо.

— Что будет кончено в восемь?

— Дело, над которым мы работаем.

— А откуда вы знаете, что все кончится в восемь? У вас есть волшебное зеркало?

Хейз улыбнулся.

— Об этом я расскажу вечером. Так я заеду за вами? В девять не поздно?

— Завтра рабочий день, — напомнила она.

— Я знаю. Думаю, мы немного выпьем и поболтаем.

— Хорошо.

— Куда мне заехать?

— Сороковой бульвар, семьсот одиннадцать. Вы знаете, где это?

— Найду. Счастливое число. Семь — одиннадцать.

Кристин улыбнулась.

— Как мне одеться?

— Если вы не против, я предлагаю посидеть в каком-нибудь тихом коктейль-баре.

— С удовольствием. Только, пожалуйста, с кондиционером.

Они помолчали.

— Скажите, вы очень не любите, когда вам напоминают о белой пряди на виске? — спросила она.

— Совсем нет.

— Если да, я не буду спрашивать.

— Можете спрашивать. Меня ударили ножом. На этом месте выросли белые волосы — загадка, которую медицине еще предстоит разрешить.

— Ножом? Вы хотите сказать, какой-то человек ударил вас ножом?

— Совершенно верно.

— О-о…

Хейз посмотрел на нее.

— Такое… знаете… Иногда и такое случается.

— Да, конечно. Наверное, детективы… — Она замолчала. — Что вы хотели узнать насчет бумаги?

— Много у вас ее?

— Вся бумага поступает ко мне от Картрайта. Эта приходит в стопах и в пачках поменьше — по сто листов.

— Расходится много?

— Маленьких пачек много, а стоп поменьше.

— Сколько маленьких пачек вы продали за последний месяц?

— Это трудно сказать. Много.

— А стоп?

— Со стопами легче. Я получила в конце июня шесть стоп. Можно посчитать, сколько осталось.

— Будьте добры, — попросил Хейз.

— Конечно.

Она прошла в глубь магазина. Хейз взял с полки книгу и стал листать ее. Когда Кристин вернулась, она сказала:

— Это одна из моих самых любимых книг. Вы ее читали?

— Да. Очень давно.

— Я прочла ее еще девочкой. — Она улыбнулась, потом перешла к делу: — Остались две стопы. Хорошо, что вы заглянули. Надо сделать новый заказ.

— Значит, вы продали четыре, правильно?

— Да.

— Кому — не помните?

— Я знаю, кому продала две стопы, насчет двух других не помню.

— И кому же?

— У меня есть постоянный клиент — молодой человек, который покупает не меньше стопы каждый месяц. Главным образом для него я и заказываю бумагу.

— Вы знаете его имя?

— Да. Филип Баннистер.

— Он живет в этом районе?

— Думаю, да. Он всегда одет так, словно на минутку вышел из дому. Однажды он пришел в шортах.

— В шортах? — с удивлением переспросил Хейз. — В этом районе?

— Люди есть люди, — напомнила она.

— Но вы не знаете, где он живет?

— Нет. Должно быть, где-то поблизости.

— Почему вы так думаете?

— Он часто приходит с полной сумкой продуктов. Я уверена, что он живет рядом.

— Проверим, — сказал Хейз. — Итак, увидимся в девять.

— В девять, — подтвердила Кристин. Она помолчала. — Мне… хочется, чтобы скорее наступил вечер.

— Мне тоже, — ответил он.

— До свидания.

— До свидания.

Когда он выходил, над дверью звякнул звонок.

Согласно телефонной книге, Филип Баннистер проживал на Десятой Южной улице, 1592. Хейз позвонил в участок, чтобы Карелла знал, куда он поехал, и отправился к Баннистеру.

Десятая Южная была типичной для этой части города улицей, где толпятся в тесноте многоквартирные дома без балконов. Поэтому в тот день площадки пожарных лестниц несли двойную нагрузку: здешние женщины забросили домашние дела, надели самое невесомое и расселись на площадках в надежде, что хоть слабенький ветерок проберется в это бетонное ущелье. Рядом с ними стояли приемники, в глубь квартир тянулись провода, и по улице лилась музыка. Женщины, кто подобрав платье выше колен, кто в купальнике, а кто и просто в комбинации, сидели, пили и обмахивались, пытаясь хоть как-то спастись от жары. Тут же стояли запотевшие кувшины с лимонадом, пивные банки, молочные бутылки с ледяной водой.

Хейз остановил машину у тротуара, выключил двигатель, отер лоб, вылез из своей маленькой духовки на колесах и попал в большую печь улицы. На нем были легкие брюки и открытая спортивная рубашка, тем не менее, он весь взмок. Он вдруг вспомнил Толстяка Доннера в турецких банях, и ему сразу стало прохладней.

Дом 1592 оказался уродливым серым зданием — между двумя такими же уродливыми и серыми собратьями. Поднимаясь по ступенькам к подъезду, Хейз прошел мимо двух молоденьких девушек, болтавших об Эдди Фишере. Одна из них не понимала, что он нашел в Дебби Рейнольдс; у нее-то фигура получше, чем у Дебби Рейнольдс, и в тот раз, когда она подкараулила Эдди у служебного входа, чтобы заполучить его автограф, он наверняка обратил на нее внимание. Хейз вошел в подъезд, искренне сожалея, что не стал певцом.

* * *

На маленькой белой табличке было аккуратно написано, что Филип Баннистер живет в квартире 21. Хейз смахнул пот с верхней губы и поднялся на второй этаж. Все двери на этаже были открыты в жалкой попытке вызвать сквозняк. Увы, на площадке стоял полный штиль. Дверь квартиры двадцать первой тоже была открыта. Откуда-то из глубины до Хейза донеслась трескотня машинки. Он постучал по дверному косяку.

— Есть кто-нибудь?

Машинка продолжала тарахтеть без умолку.

— Эй! Есть кто-нибудь?

Перестук клавишей резко оборвался.

— Кто там? — крикнул голос.

— Полиция, — сказал Хейз.

— Кто? — удивился голос.

— Полиция.

— Одну минуту.

Снова заработала машинка и, простучав в бешеном темпе еще минуты три, замолкла. Отодвинули стул, едва слышно прошлепали по полу босые ноги. Через кухню к входной двери вышел худощавый мужчина в майке и полосатых трусах. Он склонил голову набок, в его карих глазах плясали огоньки.

— Вы сказали — полиция? — спросил он.

— Да.

— Вряд ли вы по поводу деда — ведь он уже умер. Я знаю, что папаша прикладывался к спиртному, но неужто из-за этого у него были неприятности с полицией?

Хейз улыбнулся.

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов. Если, конечно, вы и есть Филип Баннистер.

— Он самый. А вы?

— Детектив Хейз из восемьдесят седьмого участка.

— Коп собственной персоной, — восхитился Баннистер. — Настоящий живой детектив. Так-так. Входите. В чем дело? Я слишком громко печатаю? Вам пожаловалась эта стерва?

— Какая стерва?

— Домовладелица. Проходите сюда. Она пригрозила позвать полицию, если я еще буду печатать по ночам. Вы по этому поводу?