— Вы детектив?

— Да.

— Входите.

Он вошел. Взглянув на Джей Эстор, он испытал по меньшей мере разочарование. На фотографии в газете она выглядела волнующей и соблазнительной, а облегающее платье подчеркивало изящные изгибы тела. Там, на фотографии, в глазах ее читался вызов, в многообещающей улыбке искрился порок. Здесь же не было и следа вызова или соблазна.

Джей Эстор вышла в шортах и легкой блузке. У нее была высокая красивая грудь, но чересчур мускулистые ноги теннисистки. Зубы, которые она обнажила в улыбке, были довольно крупные, и у Хейза невольно возникло сравнение с холеной кобылой. Впрочем, возможно, он судил слишком строго. Быть может, не попадись ему фотография в газете, он посчитал бы Леди Эстор привлекательной женщиной.

— У меня в гостиной кондиционер, — сказала она. — Пойдемте туда, а эту дверь закроем.

Комната, куда они вошли, была обставлена весьма элегантно. Закрыв за Хейзом дверь, Джей Эстор облегченно вздохнула.

— Ну вот. Здесь куда лучше. Эта жара становится совершенно невыносимой. Я вернулась из турне по Южной Америке всего две недели назад, и можете мне поверить, там не было так жарко. Итак, чем я могу быть вам полезной?

— Сегодня утром мы получили одно письмо, — начал Хейз.

— Вот как? О чем же? — Джей Эстор подошла к бару, который вытянулся вдоль длинной стены. — Вы что-нибудь выпьете? Джин? «Том Коллинз»?

— Спасибо, ничего.

На лице ее мелькнуло легкое удивление. Она невозмутимо принялась готовить себе джин с тоником.

— В письме говорится: «Сегодня в восемь вечера я убью Леди. Ваши действия?»

— Миленькое письмецо. — Она скорчила мину и выжала в бокал лимон.

— Кажется, оно вас не очень впечатлило, — заметил Хейз.

— А что, должно впечатлить?

— Но ведь вы известны как Леди, разве нет?

— Ах, вот что! Вот что! — воскликнула она. — Ну, конечно. Леди. «Сегодня вечером я убью Леди…» Понятно. Да. Да.

— И что же?

— Псих.

— Возможно. Вам никто не угрожал — по телефону или письменно?

— В последнее время?

— Да.

— Нет, в последнее время все тихо. А вообще-то угрожают время от времени. Типы вроде Джека Потрошителя. Они называют меня бесстыжей. Говорят, что убьют меня и смоют мирскую грязь кровью ягненка. И тому подобный бред. Чокнутые. Психи. — Она с улыбкой обернулась. — Тем не менее я еще жива.

— Вы, мисс Эстор, по-моему, слишком легко к этому относитесь.

— Называйте меня просто Джей, — предложила она. — Да, слишком легко. Если я буду всерьез принимать каждого чокнутого, которому вздумалось писать или звонить, я быстро чокнусь сама. Реагировать на это — только нервы себе портить.

— И все-таки не исключено, что речь в письме идет именно о вас.

— Так что же теперь делать?

— Прежде всего, если вы не возражаете, мы хотели бы на сегодня обеспечить вас охраной.

— На весь вечер? — спросила Джейн, кокетливо подняв брови, и на какое-то мгновение ее лицо стало соблазнительным и кокетливым, что так отчетливо получалось на фотографии.

— Ну, с момента вашего выхода из этого дома и до конца выступления.

— Последнее выступление у меня в два. Вашему копу придется несладко. Или этим копом будете вы?

— Нет, не я, — ответил Хейз.

— Не везет мне, — откликнулась Джейн, потягивая коктейль.

— Ваше первое выступление начинается в восемь, верно?

— Верно.

— В письме говорится…

— Это может быть совпадением.

— Да, может. В котором часу вы отправляетесь в «Бриссон»?

— Около семи.

— Вас будет сопровождать полицейский.

— Красивый ирландец, я надеюсь.

— Таких у нас хватает, — улыбнулся Хейз. — А пока расскажите-ка мне, не случилось ли за последнее время чего-нибудь такого, что могло бы…

— …заставить кого-то поторопить меня на тот свет? — Джей на минуту сосредоточилась. — Нет, — уверенно сказала она.

— Совсем ничего? Какая-нибудь ссора? Спор по контракту? Обиженный оркестрант? Хоть что-нибудь?

— Нет, — задумчиво произнесла она. — Со мной очень легко ладить. Это вам скажет любой, кто со мной работает. Сговорчивая леди. — Она усмехнулась. — Звучит несколько двусмысленно, я совсем не то хотела сказать.

— Вы говорили об угрозах по телефону и в письмах. Когда в последний раз было что-нибудь подобное?

— О-о, еще до моего отъезда в Южную Америку. Уже целая вечность прошла. А вернулась я всего две недели назад. Вряд ли эти чокнутые успели пронюхать, что я вернулась. Когда они услышат мой новый диск, наверняка снова начнут пускать свои ядовитые стрелы. А вы, кстати, его слышали? — Она покачала головой. — Конечно нет, откуда же. Ведь он еще не вышел.

Она подошла к стоящей у стены стереоустановке, открыла один из ее шкафчиков и вытащила с верхней полки пластинку. На конверте обнаженная Леди Эстор мчалась верхом на белой лошади. Длинные черные волосы были распущены и падали на грудь, закрывая ее. Глаза блестели тем же загадочным, озорным и манящим огнем, что и на фотографии в газете. Диск назывался «Любимый конек Эстор».

— Это сборник ковбойских песен, — объяснила Джей. — Только слова подработаны, теперь стало чуть позадорнее. Хотите немножко послушать?

— Да я…

— Всего одна минутка, — сказала Джей, подходя к проигрывателю и ставя пластинку на вертушку. — Считайте, что попали на закрытое прослушивание. Вы будете единственный детектив в городе, который сможет этим похвастать.

— Я только хотел…

— Садитесь, — приказала Джей, и пластинка заиграла.

Сначала зазвучали традиционные аккорды старомодной ковбойской гитары, затем из динамика поплыл вкрадчивый, волнующий голос Джей Эстор.

Душа моя рвется в трущобы, домой.

Там птиц не услышишь ты клич озорной,

И «травку» тебе там предложит любой.

Полно там подонков, убийц и бродяг,

Торчат самопалы из-под рубах,

И музыка пуль барабанит в ушах…

С точки зрения Хейза, забавного в песне было мало. Он слишком хорошо знал воспеваемую действительность, поэтому пародия на нее не казалась ему смешной. «Домой, на просторы» сменила пародия на «Глубоко в сердце Техаса».

— Тут я немного переборщила, — призналась Джей. — Полно всяких туманных намеков. Публике это скорее всего не понравится, но мне наплевать. Мораль — штука занятная, вам не кажется?

— Что вы имеете в виду?

— Еще давным-давно я пришла к выводу, что мораль — дело сугубо личное. Дохлый номер, если артист пытается примирить свои моральные принципы с моралью толпы. Потому что примирить их невозможно. Мораль есть мораль, у меня она своя, а у других — своя. Есть вещи, которые я воспринимаю совершенно спокойно, а у какой-нибудь канзасской домохозяйки от них волосы дыбом встают. И артист запросто может угодить в эту ловушку.

— В какую ловушку?

— Артисты — по крайней мере, те, что связаны с шоу-бизнесом, — живут в больших городах. Приходится жить: ведь работа-то твоя здесь. Так вот, городская мораль очень здорово отличается от морали захолустья. И то, что подойдет городскому прохвосту, никак не устроит фермера, который косит пшеницу или молотит, бог знает, что он там с ней делает. А будешь стараться всем угодить — сам чокнешься. Поэтому я стараюсь угодить себе. А если есть вкус, то и с моралью как-нибудь уладится.

— Ну и у вас улаживается?

— Когда как. Я же говорю: то, что кажется простым и естественным мне, фермер воспринимает совсем иначе.

— Например? — невинно спросил Хейз.

— Например? Вы бы хотели переспать со мной?

— Хотел бы, — без раздумья ответил Хейз.

— Тогда пошли. — Она поставила бокал на стол.

— Прямо сейчас?

— А что? Сейчас, потом — какая разница?

Хейз почувствовал, что ответ его будет донельзя смехотворным, но что еще он мог ответить?

— Сейчас у меня нет времени, — сказал он.

— Из-за этого писаки?

— Из-за этого писаки.

— Вы можете упустить редчайшую возможность.

— Обстоятельства выше нас, — пожал плечами Хейз.

— Мораль — это всего лишь вопрос средств и возможностей, — сказала Джей.

— Как и убийство, — ответил Хейз.

— Хотите строить из себя чистюлю — дело ваше. Просто я хочу сказать, что сейчас у меня есть желание поразвлечься с вами, а завтра от него может и след простыть. От него может не остаться следа даже через десять минут.

— Ну вот, теперь вы все испортили.

Джей вопросительно подняла бровь.

— Я уж было возомнил о себе. А это, оказывается, всего лишь минутная прихоть.

— Что вы от меня хотите? Чтобы я вас раздела и изнасиловала?

— Нет, — сказал Хейз, поднимаясь. — Давайте отложим рейс из-за нелетной погоды.

— Погода, между прочим, летная.

— Вдруг еще испортится.

— Да? Есть хорошая старая поговорка: «Молния в одно и то же место два раза не ударяет».

— Вы знаете, — сказал Хейз, — я сейчас, кажется, пойду и застрелюсь.

Джей улыбнулась.

— Вам не кажется, что вы слишком самоуверенны?

— Неужели?

Какое-то мгновение они пристально смотрели друг на друга. В ее лице не было чувственности, не было и гнева оскорбленной женщины, только грустное одиночество маленькой девочки, живущей в огромной квартире на верхнем этаже с кондиционером в гостиной. Леди Эстор пожала плечами.

— Ну, черт с вами, можете когда-нибудь позвонить. Вдруг прихоть вернется.

— Ждите нашего полицейского, — ответил Хейз.

— Подожду. Он может перебежать вам дорогу.

Хейз с философским видом пожал плечами.

— Везет же некоторым, — сказал он и вышел из комнаты.