Его правая рука поднималась, медленно сжимаясь в кулак.

— Принесением жертвы! Только так мы можем убедить Бога солнца в нашей преданности. Мы построили алтарь, который достоин его, теперь во им него мы должны пойти на более серьезную жертву!

Его правая рука была уже заведена назад, и ее указательный палец смотрел в сторону вершины скалы, пик которой устремлялся в небо у него за спиной. Это была высшая точка Лысой горы. Восемьсот футов свободного пространства простиралось до подножия горы и лежащей внизу долины.

Я посмотрел на скалу и заметил то, чего не замечал раньше, — алтарь. Он отстоял на высоте около четырех футов над землей и производил впечатление изящества и стерильной чистоты, — столь откровенной, будто все его прямоугольные линии были обработаны антисептическими средствами.

— Более серьезную жертву, — повторил Учитель, растягивая слова. — Мы все должны внести свою лепту в строительство нового святилища. — Голос его стал глубже и спокойней. — Время уходит. Осталось всего два дня.

Затем его голос снова перешел на крещендо.

— Через два дня Бог солнца призовет меня к себе! Когда это знаменательное событие свершится и я один войду в вечное царство света и тепла, тогда вы, мои сподвижники, должны построить величественный храм, чтобы увековечить это славное событие. Еще одно предсказание есть у меня для вас. Я уйду в царство Бога солнца на закате в воскресенье. В течение этих двух суток великая жертва должна быть принесена Богу солнца!

Установилась томительная тишина.

— Я все сказал, — закончил свою речь Учитель.

Брюнетка повернулась лицом к толпе.

— Завтра суббота, — объявила она звонким певучим голосом. — Завтра на рассвете поклонения не будет, но на закате Бог солнца снова призывает вас прийти для исполнения обряда.

Она наклонила голову и застыла, как бы погрузившись в размышления. Возможно, она прикидывала в уме, удастся ли ей с этим номером подработать еще и в пародийном шоу Мински в Вегасе. По-моему, так оно и было.

Толпа начала медленно рассыпаться. Я закурил, глубоко затянулся и стал озираться по сторонам в поисках места, где можно было бы выпить. Тут кто-то нежно похлопал меня по плечу. Я повернулся и увидел человека среднего роста в дорогом костюме с голубым отливом. У него были приятные вьющиеся каштановые волосы и изящные усики.

— Лейтенант Уилер? — вежливо осведомился он.

— Так точно, — сказал я.

— Позвольте мне представиться, лейтенант. Меня зовут Ральф Беннет. Я здесь управляющий делами.

— Вы хотите сказать, что вы тот самый человек, который подсчитывает учительскую прибыль? Мои слова его не задели.

— Можно выразиться и так, если вам нравится, — сказал он ровным тоном. — Я подумал: раз уж вы здесь, то, может быть, захотите заодно все осмотреть. Ведь вы за этим и приехали, не так ли?

— А говорил «свидание»! — громко воскликнула Аннабел. — Лейтенант, вот такие случаи вы и называете «совмещать полезное с приятным»?

— Я уверен, что это не отнимет у лейтенанта много времени, — сказал Беннет, стараясь сгладить неловкость ситуации. — Я попрошу Элоизу показать вам здешние места, чтобы вы не скучали, мисс?..

— Джексон, — подсказал я. — Очень надеюсь, что Элоиза не принадлежит к этим проклятым янки?..

— Я из Бостона, если вы это хотите знать, — пропел голос за моей спиной. Это была та самая брюнетка.

Оказавшись в непосредственной близости от нее, я нашел эту особу еще более обворожительной. Особенно мне понравилось то, что ее платье вблизи выглядело еще более эфемерным.

Беннет представил нас друг другу, и Аннабел с неохотой покинула нас в сопровождении Элоизы.

— Итак, лейтенант, — Беннет доверительным жестом взял меня под руку, — что бы вы хотели увидеть для начала?

— Бокал, — сказал я. — А в нем виски со льдом и немного содовой. Он тихо засмеялся.

— Я думаю, это можно устроить. Почему бы нам не пройти в мою контору?

Через две минуты мы пришли в его офис. Он был обставлен в современной смешанной манере «простенько, но со вкусом», с которой можно легко познакомиться, если подойти к первой попавшейся «юбке», стоящей на углу Голливуд-энд-Вайн.

— Пожалуйста, присаживайтесь, лейтенант, — сказал Беннет.

Я сел и взглянул на свою грудь, не вспыхивают ли там периодически в неоновом свете буквы — «лей-те-нант». Не вспыхивали. И я задал ему вертевшийся на языке вопрос: как он меня узнал?

— Безусловно, вы не похожи на полицейского, — любезно отметил Беннет. — Я видел ваши фотографии в газете несколько месяцев назад.

— У вас прямо-таки фотографическая память, — заметил я ему. — Расскажите-ка мне об Учителе.

— Хорошо, — сказал он, — я…

Тут дверь широко распахнулась, и в кабинет, шатаясь, ввалился какой-то человек. Некоторое время он покачивался на своих кривых ножках — низенький, толстенький и розовощекий херувим. Пустая бутылка из-под ржаного виски, раскачиваясь, висела на его указательном пальце.

— Не сейчас, Чарли, — раздраженно бросил Беннет. — Проваливай!

— У меня кончилась огненная вода, — пробормотал толстяк. — Богу солнца это бы не понравилось, правда?

— Проваливай, — повторил Беннет. Чарли вытянулся во весь свой рост, который составлял около пяти футов с мелочью, и посмотрел на меня.

— Вот как он относится к друзьям, — с трудом выговорил толстяк. — Теперь, когда он стал зарабатывать большие деньги, у него уже нет времени для старых приятелей. Теперь он делает бабки на этой афере, теперь он…

— Вы уж, пожалуйста, извините Чарли, лейтенант, — строгим тоном прервал его Беннет. — Чарли — пропойца.

— Мне не нравится, когда меня называют пропойцей! — с негодованием воскликнул Чарли. — Это звучит как-то затасканно. В то же время я не против, если меня будут звать алкоголиком. В этом слове чувствуется некая стерильная чистота, и все такое. Если хотите, зовите меня бродягой.

Беннет беспомощно пожал плечами.

— Чарли у нас бродяга. — Он открыл ящик стола и достал бутылку в три четверти литра ржаного виски. — На. — Он протянул бутылку Чарли.

Маленький толстый человечек с жадностью схватил бутылку, бросив пустую на пол.

— Нет, ты в порядке, — сказал он с теплотой. — Мне кажется, что ты все-таки не из тех типов, которые забывают приятелей-забулдыг. Вот что мне в тебе нравится. — Он развернулся, открыл дверь и, покачиваясь, снова поплелся в ночь.

— Простите великодушно, — извинился Беннет. — Как выразился Чарли, он — местный бродяга.

— Я рад, что вы дали ему эту бутылку, — сказал я. — Ваш поступок отчасти возродил в моей душе веру в человечество. Мне было бы неприятно видеть, как вы оставляете в беде вашего приятеля… тем более теперь, когда вы «делаете столько бабок на этой афере».

На этот раз мои слова задели Беннета, и он поморщился.

— Чарли смотрит на все со своей колокольни. Само собой, как управляющему делами Учителя, мне полагается небольшой процент от пожертвований, вот, собственно, и все… По моему разумению, все это нисколько не противоречит закону, ведь так, лейтенант?

— Ну, уж если кому-то позволено наживаться на телерекламе, не вижу причины, почему вам нельзя наживаться на Учителе, — милостиво разрешил я. — Расскажите-ка мне еще немного о нем.

— Конечно же, — сказал Беннет. — Но я думаю, сначала надо приготовить обещанную выпивку.

— Передовая идея, — согласился я.

Он нажал кнопку, и секция стены отъехала назад, открывая небольшой бар. Он приготовил напитки и передал мне мой бокал, затем уселся на свое место. Про себя я с удовольствием отметил, что бар снова не исчез в стене.

— Учитель — замечательный человек, — неторопливо начал Беннет. — Человек неслыханной веры.

— Вот именно, что неслыханной, — согласился я. — Он родился на десять тысяч лет позже, чем надо. И почему ему до сих пор никто не разъяснил, что обряд поклонения солнцу хорош только для производителей мази, предохраняющей кожу от солнечных ожогов, или для простофиль?

— Он — очень искренний человек, — сказал Беннет с укоризной. — Человек со страстной убежденностью в правоте своей миссии пророка по воле Бога солнца на земле. Вы слышали, как он говорил на закате, лейтенант. И вы могли усомниться в его искренности?

— Конечно мог, — сказал я. Беннет отхлебнул немного виски.

— Все равно, лейтенант, это свободная страна, и мы не делаем ничего противозаконного. Люди, которые приезжают сюда, чтобы принять участие в обряде поклонения вместе с Учителем, делают это целиком и полностью по собственной воле. Денежные пожертвования они вносят также совершенно добровольно. Деньги собираются только на поддержку самого движения… или на сугубо определенные цели, например — на святилище. Сам Учитель ни цента с этого не имеет.

— Вы все-таки купите ему костюм, — сказал я. — А то подхватит простуду. Ночи нынче холодные.

В дверь коротко постучали, и кто-то быстро вошел. Я сразу увидел, что это не Чарли. Чарли никогда бы не надел на себя широкий лиф с завязками на шее.

Это была высокая дама с пышными формами. У нее были коротко стриженные белокурые волосы, очень голубые глаза и очень красные губы. С первого взгляда ей можно было дать около тридцати. И только резкие морщины в уголках ее глаз говорили, что она, возможно, лет на десять старше.

Но когда все эти гладкие округлости и изгибы, мало стесняемые в движениях лифом и очень короткими шортами, приходят в движение, вам становится уже все равно, чьей бабушкой она является, лишь бы не вашей.

— Ральф, — сказала она бодрым голосом. — Я же говорила тебе, что мы собираемся на коктейль в моем домике. Ты опаздываешь.

— Извини, Стелла, — легко сказал Беннет. — Но сейчас я занят.