– Барт! – закричал я во весь голос.

Его рука с саблей поднялась для удара, оставляя три четверти тела открытыми. Судя по всему, он не слишком хорошо обращался с саблей. Когда я отсалютовал, Барт остановил коня, опустил руку и уставился на меня.

– Вот это да! – воскликнул он. – Снова Жерар?

Он держался так, будто ничуть не удивлен, увидев меня. А я хотел было заключить его в объятия, но он отстранился.

– Я рассчитывал устроить неплохую заварушку, – сказал он. – Не ожидал увидеть тебя здесь.

Разочарование в его голосе показалось мне обидным. Вместо того чтобы радоваться встрече с другом, он жалел, что избежал схватки с врагом.

– Я бы тоже с удовольствием поддержал заварушку, дорогой Барт, – сказал я. – Но я не могу поднять руку на человека, который спас мне жизнь.

– Забудь об этом.

– Это невозможно, тогда я не смогу никогда простить себе.

– Ты поднимаешь много шума из ничего.

– Моя матушка сгорает от нетерпения поблагодарить тебя. Может быть, тебе придется побывать в Гаскони…

– Лорд Веллингтон скоро прибудет в Гасконь во главе шестидесяти тысяч штыков.

– Тогда лишь у одного из них будет шанс уцелеть, – ответил я, рассмеявшись. – А пока вложи саблю в ножны.

Наши лошади стояли рядом. Барт похлопал меня по ноге.

– Ты хороший парень, Жерар, – сказал он. – Я бы желал, чтобы ты родился на правильной стороне канала.

– Я и так родился на правильной стороне, – ответил я.

– Чертово отродье! – воскликнул он с таким искренним сожалением, что я снова не смог сдержать смех. – Но послушай, Жерар, – продолжил он. – Все это очень мило, но так дела не делаются. Не знаю, что скажет Массена, но наш главнокомандующий выпрыгнет из сапог, увидев нас. Нас ведь направили сюда не на пикник.

– Что ты предлагаешь?

– Если ты помнишь, у нас произошел небольшой спор о гусарах и драгунах? За моей спиной пятьдесят драгун жуют пули от карабинов. У тебя столько же прекрасных солдат, которые ерзают в седлах от нетерпения. Если каждый из нас повернет направо, то у нас все получится: мы не испортим внешний вид друг друга. Хотя полагаю, что небольшое кровопускание полезно в здешнем климате.

В его словах, без сомнения, был здравый смысл. На мгновение мистер Алексис Морган и графиня Ла Ронда вылетели у меня из головы. Я думал лишь об упругой поверхности под ногами и о хорошей потасовке, которую мы можем устроить.

– Отлично, Барт, – сказал я. – Мы видели твоих драгун в лицо, теперь увидим их спины.

– Пари? Делаем ставки? – предложил он.

– Что может быть выше чести конфланских гусар на кону? – ответил я.

– Тогда начинаем, – поторопил он. – Если мы надерем вам задницу, то так тому и быть. А если вы побьете нас, то маршалу Миллефлеру несказанно повезло.

Когда Барт произнес эту фразу, я замер от удивления.

– Почему это повезет маршалу Миллефлеру? – спросил я.

– Так называют одного негодяя, который обосновался неподалеку. Лорд Веллингтон послал моих драгун, чтобы повесить его.

– Что за совпадение! – воскликнул я. – Моих гусар послали с этой же целью.

Мы оба расхохотались и вложили сабли обратно в ножны. За нашими спинами раздался характерный звук: солдаты последовали примеру своих командиров.

– Итак, мы союзники! – воскликнул Барт.

– На один день.

– Нам следует объединить усилия.

– Безусловно.

Таким образом, вместо того чтобы сражаться, мы развернули своих солдат и двинулись двумя небольшими колоннами вдоль долины. Кивера и шлемы был развернуты внутрь: англичане и французы пожирали друг друга глазами, словно бойцовские псы, которые научились уважать силу зубов своих противников. Большинство солдат как с той, так и с другой стороны скалили зубы в ухмылках, но были и такие, кто не скрывал враждебности и смотрел с явным вызовом. Особенно выделялись один английский сержант и мой помощник Папилет. Они были людьми привычки и не были готовы с ходу отказаться от своих взглядов. Тем более что Папилету было за что ненавидеть англичан: он потерял единственного брата в битве при Бусако. Что касается меня и Барта, то мы ехали рядом во главе колонны и болтали о том, что произошло с нами со времени знаменитой игры в экарте, о которой я вам уже рассказывал.

Я поведал ему о своих приключениях в Англии. Англичане – удивительный народ. Хотя Барт знал, что мне пришлось принимать участие в двенадцати кампаниях, но, без сомнения, самое большое впечатление на него произвел мой рассказ о потасовке с Бристольским Бастлером. Барт, в свою очередь, рассказал, что полковник, который председательствовал в трибунале, оправдал его за игру в карты с пленным, но чуть было не порвал на части, когда узнал, что Барт не сделал ход козырями перед тем, как прекратил игру. Действительно, эти англичане удивительный народ.

В конце долины дорога поднималась на небольшой холм, а затем вилась вниз в другую долину, гораздо более широкую, чем первая. Забравшись на вершину, мы решили передохнуть и осмотреться. Прямо перед нами, на расстоянии каких-то трех миль виднелся город, теснившийся к подножию горы. А на склоне горы, напротив города, высилось одинокое гигантское сооружение. Вне всяких сомнений, мы видели то самое аббатство, в котором обосновалась разбойничья шайка. Нам еще предстояло их разогнать. Лишь тогда, кажется, мы действительно поняли, что нас ожидает. Аббатство выглядело как неприступная крепость. Было совершенно очевидно, что кавалерию ни в коем случае нельзя было посылать для успешного выполнения такой цели.

– Эта работенка не для нас, – протянул Барт. – Вот Веллингтон и Массена пусть сами попробуют взять аббатство штурмом.

– Смелее! – воскликнул я. – Пирэ захватил Лейпциг, имея в своем распоряжении всего лишь пятьдесят гусар.

– Были бы у него мои драгуны, – сказал Барт, расхохотавшись, – он захватил бы Берлин. Ты старше по званию. Отдавай приказ, посмотрим, кто первым дрогнет.

– Что ж, – ответил я, – что бы мы ни делали, нам следует делать это поскорей. У меня приказ к завтрашнему вечеру добраться до Абрантиша. Но нам потребуется информация, а вот и те, кто эту информацию предоставит.

В стороне от дороги стоял небольшой чистенький домик. Судя по зелени, свисающей с дверей, домик служил таверной для погонщиков мулов. В свете фонаря мы увидели двух мужчин: один в коричневой сутане монаха-капуцина{75}, другой – подпоясанный фартуком. Судя по всему, этот и был владельцем таверны. Они беседовали столь увлеченно, что не заметили нашего приближения. Хозяин таверны бросился бежать, но один из англичан успел схватить его за волосы.

– Ради Бога, пощадите меня! – вопил он. – Мой дом разграбили французы, выпотрошили до основания англичане, мои ноги жгли разбойники. Клянусь Святой Девой, на постоялом дворе нет ни денег, ни еды. Отец аббат, который умирает от голода на крыльце, подтвердит мои слова.

– Все так и есть, сэр, – произнес капуцин на превосходном французском. – То, что говорит этот бедолага, – истинная правда. Он один из многочисленных жертв этой жестокой войны, хотя его потери ничто по сравнению с моими. Отпустите его, – добавил он по-английски солдату. – Этот человек слишком слаб, чтобы бежать.

Даже при тусклом свете фонаря было видно, что монах был удивительным человеком: смуглый, поросший бородой, с орлиным взором и настолько высокий, что его капюшон доставал до ушей Ратаплана. Он выглядел как человек, который много перестрадал, но при этом держался как король. Каждый из нас смог убедиться в его образованности уже по тому, что монах обратился к нам на наших языках. Он говорил по-английски и по-французски так же легко и непринужденно, как на своем родном.

– Вам нечего бояться, – обратился я к дрожащему владельцу таверны. – Что касается вас, падре, то, по-моему, вы именно тот человек, который может снабдить нас необходимой информацией.

– Я к вашим услугам, сын мой, – ответил он. – Но мой пост слишком суров. Я вынужден попросить у вас корку хлеба, чтобы набраться сил и ответить на вопросы.

В наших рюкзаках был паек на два дня, и мы тут же поделились со святым отцом своими припасами. Было больно смотреть, как он вцепился зубами в кусок предложенной ему вяленой козлятины.

– Время поджимает, мы должны уже быть на месте, – сказал я. – Нам нужен ваш совет. Где, по вашему мнению, уязвимое место в аббатстве, учитывая повадки захвативших его негодяев?

Монах воскликнул что-то, как мне показалось, на латыни, всплеснул руками и поднял глаза к небу.

– Господь всегда слышит молитвы, – сказал он. – Но я не рассчитывал, что на мою он ответит так скоро. Вы видите перед собой несчастного аббата Алмейхала, которого вышвырнули на улицу дезертиры из трех армий во главе с еретиком-вожаком. О, подумать только, что я потерял!

Голос аббата прервался, по щекам потекли слезы.

– Успокойтесь, сэр, – сказал Барт. – Ставлю девять к четырем, что вы вернетесь в аббатство завтра к вечеру.

– Дело не в моем благополучии, – ответил аббат. – И даже не в моем бедном запуганном стаде. Священные реликвии аббатства остались в руках бандитов.

– Бьюсь об заклад, что разбойникам больше не понадобятся реликвии, – сказал Барт. – Покажите нам наилучший способ попасть внутрь, и мы тут же освободим вашу обитель.

Коротко и толково несчастный аббат рассказал все, что было нам нужно. Но то, что мы узнали, еще более усложнило задачу. Стены аббатства достигали сорока футов в высоту, нижние окна забаррикадированы, всюду были пробиты амбразуры, предназначенные для мушкетного огня. Бандиты соблюдали военную дисциплину, а их часовые настолько бдительны, что рассчитывать на то, что удастся легко захватить их, не приходилось. Требовался по меньшей мере батальон гренадеров и не менее парочки мин. Я задумался, а Барт стал напевать песенку.

– Мы должны попытаться, – заявил он. – Посмотрим, что получится.

Солдаты спешились, чистили лошадей и ужинали. Мы же – с Бартом и аббатом – вошли в таверну, чтобы обсудить наши дальнейшие планы. В моей фляге оказалось немного коньяку. Я разлил его по рюмкам, чтобы чуть промочить горло.