Я снова кивнул, не догадываясь, к чему клонит маршал.

– Вы когда-нибудь слышали о маршале Миллефлере? – спросил Массена.

– Я служил под началом многих маршалов, но ни одного из них не звали Миллефлер, – ответил я.

– Миллефлер – прозвище, которое солдаты дали этому человеку, – объяснил Массена. – Если б вы не отсутствовали несколько месяцев, мне бы не пришлось рассказывать вам о маршале. Он англичанин, из хорошего рода. Прозвищем он обязан своим хорошим манерам. Я хочу, чтобы вы направились к этому воспитанному англичанину в Алмейхал.

– Слушаюсь, маршал.

– Приказываю повесить его на ближайшем дереве.

– Будет сделано, маршал.

Я повернулся кругом, но Массена окликнул меня прежде, чем я успел выйти из палатки.

– Одну секунду, полковник, – сказал он. – Вам следует разобраться, как обстоят дела, перед тем как приступить к заданию. Вы должны знать, что настоящее имя маршала Алексис Морган. Этот человек известен своей непревзойденной находчивостью и храбростью. Он проходил службу в рядах английской гвардии, но после того, как был пойман на мошенничестве во время игры в карты, со скандалом покинул армию. Каким-то образом он собрал вокруг себя английских дезертиров и подался с ними в горы. Французские беглецы и португальские разбойники пополнили его шайку. Сейчас он возглавляет банду из пятисот человек. Он штурмом взял Алмейхалское аббатство, выгнал монахов на все четыре стороны, превратил аббатство в свой опорный пункт и занялся грабежом на дорогах.

– Это достаточная причина, чтобы его повесить, – сказал я и снова направился к двери.

– Минуту! – воскликнул Массена и улыбнулся, видя мое нетерпение. – Самое главное я не успел сказать. На прошлой неделе разбойники захватили в плен самую богатую женщину в Испании – вдову графа Ла Ронда, когда она следовала по дороге от двора короля Жозефа{69} навестить своего внука. Сейчас графиню содержат в аббатстве. Она все еще жива лишь благодаря…

– Своему возрасту? – предположил я.

– Она жива лишь потому, что согласилась выплатить негодяям выкуп, – ответил Массена. – Таким образом, вам предстоит выполнить три задания: освободить незадачливую графиню, наказать виновных и, по возможности, разрушить разбойничье гнездо. Поскольку я уверен в ваших способностях, то разрешаю взять с собой не более половины эскадрона.

– О Боже! Я не верил, что такое возможно. Для выполнения этого задания мне понадобится как минимум весь полк.

– Я бы дал вам больше людей, – произнес Массена. – Но отступление начнется уже сегодня. Силы противника велики. Сейчас каждый человек на счету. Я не могу выделить вам больше. Посмотрите, что возможно предпринять, а затем доложите мне в Абранте, не позднее чем завтра к вечеру.

Я был польщен тем, что мне поручили столь сложное задание, и в то же время несколько растерян. Передо мной стояли задачи: вызволить старую женщину, повесить англичанина и уничтожить банду из пятисот человек, имея в своем распоряжении всего лишь пятьдесят солдат. Но, в конце концов, эти солдаты были конфланскими гусарами, а возглавить их должен был не кто иной, как Этьен Жерар! Стоило мне выйти из палатки и ощутить лучи горячего португальского солнца, как былая уверенность вернулась ко мне. Я стал думать о том, что после возвращения из Алмейхала наконец-то получу давно заслуженную медаль.

Поверьте, я отобрал не случайных людей. Все были старыми, закаленными в боях солдатами. Некоторых я знал еще со времен войны в Германии{70}. У многих было по три нашивки, но у большинства – по две{71}. Удэн и Папилет – два лучших унтер-офицера полка – стали во главе их. Когда гусары выстроились в колонну по четыре, в серебристо-серых мундирах на гнедых лошадях с леопардовыми чепраками{72} и с красными плюмажами, мое сердце затрепетало от гордости. Взглянув в закаленные лица солдат с лихо подкрученными усами, я ощутил прилив уверенности в том, что этим молодцам все по плечу. Не сомневаюсь, что они испытывали схожие чувства при виде своего молодого полковника, который скакал на высоком вороном жеребце впереди колонны.

Когда мы оставили позади лагерь и очутились на другом берегу Тахо{73}, я выслал авангард и фланговые охранения, а сам остался во главе. Оглядываясь назад, с холмов, которые окружали Сантарем, мы увидели темные линии армии Массена. Там блестели сабли и сверкали штыки: маршал построил полки перед отступлением. К югу красными пятнами раскинулись английские передовые посты, а за ними виднелось серое облако, поднимавшееся над лагерем Веллингтона. В плотном маслянистом дыму изголодавшимся гусарам чудился густой запах кипящих походных котлов. Западнее голубым полукругом раскинулось море, расцвеченное белыми точками парусов.

Понимаете, так как мы двигались на восток, то наш путь лежал в стороне от двух воюющих армий. Наши собственные мародеры и партии дезертиров-англичан рыскали по местности, поэтому столь небольшому отряду необходимо было принять все меры предосторожности. В течение дня мы скакали вдоль безлюдных холмов, склоны которых зеленели виноградниками. Однако верхние части холмов выглядели голыми и серыми. Вершины торчали, упираясь в небо, как костлявые бока оголодавшей лошади. Горные ручьи пересекали наш путь и тянулись на запад до самого Тахо. Однажды мы наткнулись на глубоководную реку и наверняка застряли бы здесь надолго, если б я не нашел брод, который располагался между двумя домами, выстроенными на обоих берегах. Любой мало-мальски опытный вояка знает, что именно в таких местах следует переправляться через водные преграды. Спросить дорогу нам было не у кого: нам не попался ни человек, ни зверь, ни другая живая тварь, лишь воронье стаями кружилось в небе. Солнце уже клонилось к закату, когда мы выехали в долину, склоны которой поросли могучими дубами. До Алмейхала оставалось не более нескольких миль. Я посчитал за лучшее добираться через лес, так как весна была ранняя и густая листва сулила надежное укрытие. Итак, мы ехали разомкнутым строем меж огромных стволов, как вдруг ко мне галопом примчался один из фланговых дозорных.

– Англичане по другую сторону долины, полковник! – воскликнул он.

– Кавалерия или пехота?

– Драгуны, полковник, – ответил солдат. – Я видел, как солнце сверкает на их шлемах, и слышал ржание лошадей.

Остановив своих людей, я поспешил к опушке леса. Не было никаких сомнений: английские кавалеристы, выстроившись в линию, двигались в том же направлении, что и мы. Я заметил красные мундиры и блеск оружия между широких стволов. Когда англичане пересекли открытое место, я смог увидеть, сколько их всего. Число всадников не превышало половины эскадрона. Англичан было примерно столько, сколько и моих гусар.

Те, кто хоть немного наслышан о моих подвигах, знают, насколько быстро я принимаю решения и как последовательно их выполняю. Но сейчас, должен признаться, в моей голове бились две взаимоисключающие мысли. С одной стороны, у нас был неплохой шанс ввязаться в потасовку. С другой, предстоящее задание требовало напряжения всех сил. Если мы лишимся хоть одного из нас, то, конечно, приказа не выполнить. Я сидел в седле, подпирая рукой подбородок, и поглядывал на колышущиеся отблески на другом конце леса, как вдруг один из англичан выскочил из-за деревьев и указал на меня. В мгновение ока лес наполнился криками и улюлюканьем, словно я был лисицей, а они охотниками. Зазвучал сигнал горна. Повинуясь команде, все англичане бросились в мою сторону. Их было не больше полуэскадрона, как я и предполагал. Они выстроились по двадцать пять человек в два ряда. Впереди стоял обнаруживший меня молодой офицер.

Таким же образом построил гусар и я. Гусары стояли напротив драгун, разделенные покрытым травой лугом, шириной в сотню ярдов. Они держались молодцом, эти одетые в красные мундиры солдаты, в серебряных шлемах с белыми плюмажами и длинными сверкающими палашами{74} в руках. Я не сомневался, что английским драгунам никогда еще не приходилось сталкиваться с лучшими кавалеристами, чем пятьдесят гусар конфланского полка, выстроившихся перед ними. Правда, драгуны были вооружены получше и выглядели щеголевато, так как Веллингтон заставлял их ежедневно начищать до блеска доспехи, что не было принято во французской армии. Зато английские мундиры были слишком тесны для сабельной схватки, а это давало гусарам преимущество. Что касается храбрости, то глупцы в каждой стране уверены: их солдаты самые смелые. Все народы в мире подвержены этой болезни. Но человеку с моим опытом, увидевшему то, что видел я, совершенно ясно, что нет большой разницы между народами. Хотя каждая нация отличается от другой дисциплинированностью, все равны по храбрости. Конечно, французы являются исключением – гораздо храбрее остальных.

Что ж, пробка выскочила из бутылки, и стаканы готовы, но вдруг их офицер с саблей наперевес понесся прямо на меня по поросшему травой лугу, намереваясь вызвать на поединок. Клянусь всем святым, не было на земле зрелища прекраснее, чем живописный всадник на великолепном коне. Я не двинулся с места, наблюдая за его приближением. Английский офицер совершенно не думал об осторожности. Он опустил саблю к холке коня, закинул голову назад, а его белый плюмаж развевался по ветру – юность, сила и отвага на фоне фиолетового вечернего неба и могучих деревьев. Не в моих правилах было стоять и смотреть. Этьена Жерара можно винить во многих грехах, но, клянусь честью, он никогда не отказывался принять вызов. Старик Ратаплан знал мои повадки лучше меня самого. Конь бросился вперед раньше, чем я взялся за уздечку.

Две вещи на свете я никогда не забываю: лицо хорошенькой женщины и ноги красивой лошади. Пока мы неслись навстречу друг другу, я не переставал думать: «Где же я видел этого чалого коня? Откуда мне знаком белый чулок на его ноге?» Взглянув в бесстрашные глаза и на дерзкую улыбку всадника, я вспомнил все. Я узнал: именно этот человек вырвал меня из рук разбойников и согласился сыграть в карты на мою свободу. Его титул звучал как достопочтенный милорд сэр Рассел Барт.