Теперь я хочу привлечь внимание ваших светлостей к тому, что у моего благородного клиента отсутствовал мотив для убийства. Утверждалось, что мотив для ссоры был иным, не таким, о котором сказал герцог: нечто более личное для обоих участников, при том что на этот счет нет никаких данных, кроме слов удивительнейшего свидетеля Робинсона, который, кажется, дуется на весь свет и готов делать из всякой мухи слона. Ваши светлости его слышали и могут судить, какова цена его выводам. Мы же с помощью фактов продемонстрировали, каков истинный предмет коллизии.

Итак, Кэткарт бежит в сад, и бесцельно бродит под проливным дождем, размышляя о том, как в единый миг лишился любви, состояния и чести.

Тем временем открывается дверь в коридор, и на лестнице раздаются осторожные шаги. Теперь нам известно, кто спускался: миссис Петтигрю-Робинсон не ошиблась, чья скрипнула дверь, — то был герцог Денверский.

Пока все очевидно. Но с этого момента мы расходимся с нашим ученым коллегой от обвинения, который считает, что герцог, все обдумав, решил, что Кэткарт представляет для общества опасность и ему лучше умереть или что он нанес семье Денвер такое оскорбление, которое можно смыть только кровью. Нам предлагают поверить, что Денвер прокрался вниз, взял из стола в кабинете револьвер и исчез в ночи, чтобы цинично расправиться со своим врагом.

Милорды, требуется ли указывать на абсурдность такого предположения? Какую мыслимую причину мог иметь герцог Денверский, чтобы хладнокровно убить человека, от которого его раз и навсегда уже избавило единственное запальчивое слово? Вам предлагается версия: Денвер обдумывал случившееся, и нанесенная обида в его представлении разрослась, видимо, до невиданных размеров. Могу сказать одно: мне не приходилось сталкиваться с тем, чтобы выдумка представителя обвинения преподносила более шаткий предлог взвалить преступление на плечи невиновного. Не стану тратить время и досаждать вам, оспаривая это. Также говорилось, что причина ссоры не та, что представляется на первый взгляд, и у герцога имелись причины страшиться неких губительных действий со стороны Кэткарта. По этому поводу мы уже высказывались: предположение построено in vacuo[92] ради создания картины определенных обстоятельств, которую мой ученый коллега не может подкрепить фактами. Число и разнообразие предложенных обвинением мотивов свидетельствует о том, что коллеги, понимая свою слабость, яростно кидаются за любым объяснением, чтобы придать какую-то окраску обвинительному акту.

И здесь, ваши светлости, я хочу обратить внимание на очень важное свидетельство инспектора Паркера по поводу окна кабинета. Он показал, что в него пытались проникнуть снаружи, отодвинув щеколду перочинным ножом. Если шум шагов, который слышали в кабинете в половине двенадцатого ночи, издавал герцог Денверский, то зачем ему потребовалось ломать окно? Он и без того был в доме. Добавим к этому, что в кармане Кэткарта обнаружили перочинный нож с царапинами на лезвии, которые могли остаться на металле, если ножом пытались отодвинуть железный шпингалет. Очевидно, что не герцог, а Кэткарт проник через окно в кабинет за револьвером, не зная, что ему открыли дверь оранжереи.

Нам нет необходимости развивать эту мысль: мы доподлинно знаем, что Кэткарт побывал тогда в кабинете, — видели промокательную бумагу с отпечатками слов из письма покойного, адресованного Симоне Вондераа, а лорд Питер Уимзи показал, что взял этот лист из стопки промокательной бумаги в кабинете через несколько дней после смерти Кэткарта.

Еще один важный момент: герцог Денверский заявил, что видел револьвер в ящике незадолго до трагического тринадцатого числа. В тот день они были в кабинете вдвоем с Кэткартом.

— Одну минуту, сэр Импи, — вмешался председатель суда. — Это не совсем то, что имеется в моих записях.

Адвокат. Прошу прощения, ваша светлость, если ошибся.

Председатель суда. Прочитаю, что есть у меня: «Я искал старую фотографию Мэри, чтобы дать Кэткарту, и наткнулся на него». Ни слова о том, что сам Кэткарт там присутствовал.

Адвокат. Будьте любезны, ваша светлость, прочитайте следующую фразу.

Председатель суда. Пожалуйста. Вот следующее предложение: «Помню, я сказал, как он проржавел».

Адвокат. Еще дальше.

Председатель суда. «Кому вы это заметили?» Ответ: Не знаю, но точно помню, что я это сказал».

Адвокат. Благодарю вас, ваша светлость. Когда благородный пэр это говорил, он искал фотографии, чтобы отдать Кэткарту. Думаю, мы можем оправданно заключить, что он адресовал свою фразу именно покойному.

Председатель (суду). Милорды, по поводу основательности этого предположения судить вам.

Адвокат. Если ваши светлости признают, что Дэнис Кэткарт знал о существовании револьвера, неважно, в какой именно момент он его увидел. Как вы слышали, ключ всегда оставался в ящике стола. Кэткарт мог заметить револьвер, когда искал конверт, сургуч или что-нибудь еще. Я в любом случае считаю, что звуки, которые вечером в среду слышали Марчбэнксы, производил Дэнис Кэткарт, когда писал прощальное письмо, а оружие лежало перед ним на столе. В это время герцог Денверский спустился по лестнице и выскользнул на улицу через дверь оранжереи. Здесь начинается невероятная часть событий: снова и снова, создавая путаницу, на одном временном отрезке переплетаются друг с другом несвязанные эпизоды. Я употребил слово «невероятная» не потому, что невозможны любые совпадения: мы видим такие удивительные примеры в повседневной жизни, на которые не способен даже беллетрист, — а чтобы снять его с языка генерального прокурора, который готовился вернуть его бумерангом против меня. (Смех в зале.)

Милорды, это первое невероятное — не побоюсь этого слова — совпадение. В половине двенадцатого герцог спускается вниз, а Кэткарт проникает в кабинет. Во время перекрестного допроса уважаемый генеральный прокурор справедливо отметил расхождение в показаниях моего благородного клиента: во время дознания тот показал, что покинул дом в половине третьего утра, а сейчас — в половине двенадцатого. Как бы вы ни объясняли его мотивы, хочу вам напомнить, что первое заявление он сделал, когда все полагали, что выстрел прозвучал в три часа, и такое утверждение было бессмысленно с целью создания алиби.

Большое значение придавалось факту, что герцог не мог доказать алиби с половины двенадцатого ночи до трех утра. Но если мой клиент говорит правду и он все это время гулял по болоту, то каким образом алиби можно было бы установить? Он не склонен называть мотивы своих не имеющих отношения к делу действий в течение двадцати четырех часов. Однако нет и контрдоказательств, опровергающих его версию. Справедливо предположить, что после ссоры с Кэткартом герцог вышел на прогулку, чтобы успокоить нервы.

Тем временем Кэткарт закончил послание и бросил в почтовый мешок. Во всей истории нет ничего более ироничного, чем это письмо. Пока тело убитого лежало на пороге, а следователи и врачи пытались обнаружить улики, продолжалась повседневная рутина английского хозяйства. Письмо с объяснением случившегося находилось в мешке, затем его отнесли на почту и отправили за океан, откуда, в подтверждение нашего девиза «Дела делаются своим чередом», через два месяца с большим трудом и риском для жизни вернули обратно.

Наверху леди Мэри паковала чемодан и писала прощальное письмо родным. Кэткарт закончил текст, взял револьвер и поспешил в кустарник. Там еще побродил, размышляя бог знает о чем: наверняка о прошлом, — мучился угрызениями совести и горевал о погубившей его жизнь женщине. Вспомнил о символе любви — зеленоглазом коте, который женщина подарила ему на счастье! Но, умирая, не прижимал его к сердцу. Зашвырнул в кусты и приставил револьвер к голове.

Но что-то его останавливало. Не так! Не так! Он представил свой искалеченный череп: разбитая челюсть, лопнувшие глаза, кровь и жутко разбрызганные мозги. Пусть пуля аккуратно войдет в сердце. Даже в смерти он заботился о своей внешности. Вот так!

Кэткарт упер револьвер в грудь, нажал на спуск и со стоном рухнул на сырую землю. Оружие выпало из руки, пальцы скребли листву.

Услышавший выстрел егерь удивился, что браконьеры решились подойти так близко. Почему они не на болоте? Он подумал о зайцах, взял фонарь и вышел под моросящий дождь. Никого. Только сырая трава и капли с деревьев. Егерь всего лишь человек — решил, что уши его обманули, и вернулся в теплую постель. Миновала полночь. Затем час ночи.

Дождь стал не таким сильным. Но что там в кустарнике? Движение. Раненый шевельнулся, застонал, попытался подняться на ноги. Продрогший до костей, слабый от потери крови, трясущийся от вызванной раной лихорадки, он смутно помнил, что хотел с собой сделать. Шарящая рука нащупала рану. Он достал платок и прижал к ней. Скользя и спотыкаясь, встал. Платок упал на землю и остался лежать среди опавших листьев рядом с револьвером.

Что-то в воспаленном мозгу заставило его ползти к дому. Чувствовал, что нездоров, ему больно, бросает то в жар, то в холод и смертельно хочется пить. Шатаясь и падая на ладони и колени, он проделал это кошмарное путешествие. Где брел, где полз, волоча за собой отяжелевшие ноги. И наконец дверь в оранжерею! Здесь ему помогут. И есть вода в лохани у колодца залить жар. Он подполз к ней на четвереньках. Дышать становилось все труднее: тяжелый груз, казалось, разрывал грудь. Кэткарт поднялся, но его скрутила икота, изо рта хлынула кровь, он рухнул на землю. Все было кончено.

Время шло. Три часа ночи — наступило время свидания. Юный возлюбленный перемахнул через стену и поспешил сквозь кусты к невесте. Было холодно и сыро, но он от счастья не замечал окружающего. Пробрался сквозь чащу и подошел к двери в оранжерею, откуда через несколько минут должна была появиться его любовь. Но тут замер — перед ним лежал труп.