— Естественно, — горько проговорил молодой человек. — Вы загнали меня в угол, отвернулись и насмехаетесь надо мной.

— Я могла смириться с мыслью, что вы убийца! — Голос Мэри звенел от презрения. — Но мне несносна мысль, что вы такой осел.

Прежде чем Гойлс успел ответить, озадаченный, но отнюдь не расстроенный Паркер вывел его из помещения. Мэри подошла к окну, кусая губы. Лорд Питер приблизился к ней.

— Старина Мерблс приглашает нас на ланч. Пойдешь? Будет сэр Импи Биггс.

— Не хочется с ним сегодня встречаться. Очень любезно со стороны мистера Мерблса…

— Пойдем, дорогуша. Биггс своего рода знаменитость. На него приятно смотреть, как на мраморный памятник. Он тебе все расскажет о своих канарейках.

Мэри хихикнула сквозь упрямые слезы.

— Очень мило, Питер, что ты пытаешься развлечь свою малышку. Но я буду выглядеть полной идиоткой. Для одного дня я уже довольно выставляла себя на смех.

— Вздор! Гойлс и вправду сегодня проявил себя не лучшим образом, но ведь он оказался в чрезвычайно трудном положении. Пошли!

— Надеюсь, леди Мэри согласится украсить собой мое холостяцкое жилище, — сказал, подходя, солиситор. — Ваше присутствие для меня большая честь. В моем доме лет двадцать не было ни одной дамы. Господи, двадцать лет!

— В таком случае я просто не имею права отказаться, — улыбнулась леди Мэри.

Мерблс жил в красивой анфиладе старых комнат в Степл-Инн с окнами, выходящими на строго распланированный сад с клумбами и журчащим фонтаном. Жилище хранило старомодный дух закона, которым был проникнут его хозяин. Столовую украшала мебель красного дерева, турецкий ковер и красные шторы. На буфете стояли красивое медное блюдо и серебряные графины с выгравированными вокруг горлышек надписями. В книжном шкафу теснились огромные тома в кожаных переплетах, над камином висел портрет маслом строгого судьи. Мэри внезапно ощутила благодарность к этому неброскому, весомому викторианству.

— Боюсь, нам придется немного подождать сэра Импи, — извинился Мерблс, сверившись с часами. — Он занят на процессе «Квангл и Хампер» против «Правды». Но заседание должно уже закончиться. Сэр Импи рассчитывал, что сегодня завершится весь процесс. Блестящий человек этот сэр Импи. Он защищает «Правду».

— Удивительная позиция для юриста, — заметил Питер.

— «Правда» — это газета, — уголки губ Мерблса дернулись вверх. — Она выступает против тех, кто утверждает, что одним лекарством можно лечить пятьдесят девять болезней. «Квангл и Хампер» привели в суд больных, чтобы те свидетельствовали, как им помогло лечение. А слышать, как с ними обошелся сэр Импи, — интеллектуальное наслаждение. Полюбезничав с пожилыми дамами, он попросил одну из них показать присяжным ногу. Вот это была сенсация!

— Показала? — спросил лорд Питер.

— Очень хотела, дорогой мой.

— Удивительно, как у них хватило наглости ее вызвать.

— Наглости? Что касается наглости, у «Квангл и Хампер», выражаясь языком великого Шекспира, нет собратьев во вселенной. Но с сэром Импи не пофамильярничаешь. Нам очень повезло, что мы заручились его помощью. А вот и он!

Торопливые шаги на лестнице возвестили приход ученого мужа, который был все еще в парике и мантии и рассыпался в извинениях.

— Нижайше прошу прощения. Должен с сожалением сказать, что под конец все стало чрезвычайно скучным. Я сделал все возможное, но милейший старый Доусон стал глух как столб и совсем неуклюж в движениях. Как вы, Уимзи? У вас такой вид, как будто вы только что с войны. Можно выдвигать обвинение за нападение на человека?

— Куда серьезнее, — вставил Мерблс. — За попытку убийства.

— Прекрасно, прекрасно, — обрадовался сэр Импи.

— Хотя мы приняли решение отказаться от преследования, — покачал головой солиситор.

— Вот как? О, дорогой мой Уимзи, это неправильно. Юристам надо жить. Ваша сестра? Не имел удовольствия повстречаться с вами в Риддлсдейле, леди Мэри. Надеюсь, вы совершенно поправились?

— Абсолютно. Спасибо, — с напором проговорила молодая дама.

— Здравствуйте, мистер Паркер. Разумеется, ваше имя весьма известно. Уимзи без вас никуда. Мерблс, эти джентльмены обладают ценной информацией? Я чрезвычайно заинтересован в этом деле.

— Только не сейчас, — предупредил солиситор.

— Конечно, не сейчас, — согласился сэр Импи. — Сейчас меня не интересует ничего, кроме этого замечательного седла барашка. Извините за мой аппетит.

— Тогда начнем, — предложил Мерблс. — Боюсь, молодые люди, я слишком старомоден, чтобы принять новую манеру предварять еду коктейлем.

— И правильно! — похвалил с чувством лорд Питер. — Портит нёбо и нарушает пищеварение. Не английская традиция — кощунство. Пришло из Америки, результат сухого закона. Вот что происходит с людьми, которые не умеют пить. Господи, вы выставили на стол знаменитый кларет. Грех в его присутствии упоминать какой-то коктейль.

— Да, это «Лафит» семьдесят пятого года, очень редкий сорт. Я его редко достаю для людей моложе пятидесяти лет. Но вы, лорд Питер, исключение, окажете честь тому, кто вдвое старше вас.

— Спасибо, сэр, я очень ценю ваши слова. Можно начать разливать?

— Пожалуйста. Благодарю, Симпсон, мы обслужим себя сами. А после ланча я попрошу вас попробовать нечто совершенно удивительное. Мой бывший клиент недавно умер и оставил мне дюжину бутылок портвейна сорок седьмого года.

— Вот это да! — воскликнул Уимзи. — Неужели его можно пить, сэр?

— Боюсь, что нет, — ответил Мерблс. — К великому сожалению. Но я уверен, что к подобной благородной древности нужно проявить уважение.

— Будет о чем рассказать, — кивнул лорд Питер. — «Я пробовал портвейн сорок седьмого года!» Все равно что увидеть божественную Сару[55]. Голоса не осталось, блеска не осталось, изюминки не осталось, но тем не менее классика.

— Помню Сару в ее великие дни, — сказал солиситор. — У нас, стариков, есть привилегия прекрасных воспоминаний.

— Справедливо, сэр, — согласился Уимзи. — Вы еще много успеете таких накопить.

— Но почему тот покойный джентльмен позволил замечательному вину пропустить свой срок?

— Мистер Фетерстоун был очень одиноким человеком, — ответил Мерблс. — Доподлинно сказать не могу. Возможно, был очень мудр. Слыл большим скупердяем. Никогда не покупал себе новой одежды, не веселился на праздники, не женился, жил в тех же тесных темных комнатах, которые снял, когда был не имевшим практики адвокатом. Унаследовал от отца большой доход, но весь пускал в накопления. Портвейн приобрел его отец, умерший в 1860 году, когда моему клиенту было тридцать четыре. Он, то есть сын, скончался в девяносто четыре. Он говорил, что нет ничего приятнее предвосхищения, поэтому ничего не делал, жил отшельником и только представлял, что бы мог совершить. Вел подробный дневник, день за днем отражавший выдуманную действительность, которую автор так и не решился воплотить в реальность. Скрупулезно описывал семейную жизнь с женщиной своей мечты. Каждое Рождество и Пасху торжественно выставлял на стол бутылку сорок седьмого года и так же торжественно по окончании скромной трапезы убирал неоткупоренной. Истинный христианин, он ждал счастья после смерти, но, как видите, земные удовольствия откладывал насколько возможно. Он умер со словами: «Все обещанное да исполнится» — даже в эту минуту нуждаясь в гарантиях. Очень одинокий человек, совсем непохожий на современное поколение с его безрассудным духом.

— Какая необычная и трогательная история, — проговорила Мэри.

— Возможно, он настраивал сердце на недостижимое, — предположил Паркер.

— Кто знает, — ответил Мерблс. — Поговаривали, что дама его мечты не всегда была лишь мечтой. Просто он не мог принудить себя сделать предложение.

— А вот я, — бросил Импи, — чем больше слушаю разбирательства в суде, тем более склонен согласиться, что этот мистер Фетерстоун выбрал лучшую участь.

— И готовы в этом отношении последовать его примеру? А, сэр Импи? — спросил, едва усмехнувшись, солиситор.

Паркер посмотрел в окно. Начинался дождь.

Портвейн сорок седьмого года оказался действительно выдохшимся. Лишь слабый призрак его прежнего пламени и аромата витал над ним. Лорд Питер несколько мгновений качал бокал.

— Вкус страсти, преодолевшей зенит и превратившейся в скуку, — сказал он с внезапной торжественностью. — Осталось смело признать, что все мертво, и отставить в сторону.

Решительным движением он выплеснул вино в огонь. На губах снова заиграла насмешливая улыбка:

Преотличные дела:

Клайва смерть прибрала.

Что нам сказать об этом человеке?

Его не будет с нами в нашем веке[56].

Какая в этом четверостишии классическая мощь и краткость! Как бы то ни было, по существу дела мы можем сообщить многое, сэр.

С помощью Паркера Питер изложил законникам всю цепочку расследования от начала до дня, когда леди Мэри послушно явилась с ее версией ночных событий.

— Мистер Гойлс во многом проиграл, что не убийца, — продолжал Уимзи. — Ему бы пошла зловещая роль полуночного преступника. Но приходится иметь дело с тем, что есть. Надо выжать из него все, что возможно, как из свидетеля.

— Поздравляю вас и мистера Паркера с тем, что вы ак далеко продвинулись, — медленно заговорил Мерблс. — И с тем, как умно вы подошли к расследованию.

— Да, можно сказать, что у нас есть определенный результат, — кивнул детектив.

— Пусть даже отрицательный, — добавил Уимзи.

— Именно! — подхватил Импи с неожиданной резкостью. — Именно отрицательный. Затруднив дело защите, что вы намерены делать дальше?

— Очень мило! — возмутился лорд Питер. — Вы это говорите после того, как мы так много раскрыли!