Дороти Л. Сэйерс - Под грузом улик

Думаю, полезную нам информацию нужно искать в Париже. Я написал в Сюрте[18] и в банк «Лионский кредит» с просьбой проинформировать о его документах, особенно счете и чековой книжке.

От вчерашней и сегодняшней работы я просто с ног валюсь. Сразу с поезда отплясывать всю ночь напролет — сомнительное удовольствие. Если я тебе не нужен, дождусь бумаг тут или съезжу в Париж сам.

Здешняя библиотека Кэткарта состоит из нескольких обычных современных французских романов и экземпляра «Манон» с гравюрами того сорта, что в каталогах называют любопытными. Видимо, он вел жизнь не только здесь.

Тебя может заинтересовать оплаченный счет косметолога с Бонд-стрит. Я наведался к этой даме, и она сообщила, что Кэткарт, когда бывал в Англии, приходил регулярно, каждую неделю.

В Кингс-Фентоне в воскресенье я потерпел неудачу, но уже рассказывал об этом. Вряд ли наш тип туда доехал. Я вот думаю, не прошмыгнул ли он через болото… Стоит ли вообще там искать, как ты думаешь? Легче найти иголку в стоге сена. Касательно бриллиантового кота — дело очень странное. Полагаю, от владельца дома ты не получал насчет него никаких сведений? Десятому Размеру он как-то не особо подходит в качестве украшения. И сам понимаешь: если его потерял кто-то из местных, в деревне должны были об этом слышать. Ладно, до встречи.

Твой Паркер».

В среду утром Бантер подал письмо Паркера лорду Питеру в постель. Дом опустел — почти все уехали в Норталертон для участия в судебном разбирательстве. Мероприятие, разумеется, чисто формальное, но выглядело правильным, что семья должна собраться на нем в полном составе. И действительно, вдовствующая герцогиня присутствовала там: немедленно поспешила к сыну и героически поселилась в меблированных комнатах, — но младшая герцогиня считала, что свекровь скорее деятельна, чем блещет чувством собственного достоинства. Никто не представлял, на что она способна, если ее предоставить самой себе. Она могла бы даже дать интервью газетному репортеру. К тому же в критические моменты жизни рядом с джентльменом должна быть жена, а не мать. Леди Мэри болеет, ее нельзя упрекнуть, а если Питер остался валяться в пижаме и курить сигареты, когда его единственный брат подвергается публичному унижению, то от него ничего другого и не ожидалось. Питер весь в свою мать. Как эта эксцентричная черта стала приметой семьи, ее светлость догадывается: вдовствующая герцогиня из знатного хэмпширского рода, но в корнях семейного древа присутствует иностранная кровь. Однако свой собственный долг ее светлости ясен, и она его исполнит.

Разбуженный лорд Питер выглядел весьма измученным, словно во сне бежал по следу. Бантер заботливо закутал его в блестящий восточный халат и поставил на колени поднос.

— Бантер, — начал господин, — ваш café au lait[21] — единственный приятный момент в этом ужасном доме.

— Спасибо, милорд. Сегодня утром снова промозгло, но без дождя.

Лорд Питер хмурился над письмом.

— В газетах что-нибудь есть?

— Ничего срочного. На следующей неделе торги в Нортберри-холле — библиотека мистера Флитуайта, «Исповедь влюбленного»[22] Кэкстона…

— Какой смысл мне об этом сообщать, если мы засели здесь неизвестно насколько. Господи, как бы я хотел целиком отдаться книгам и больше никогда не касаться преступлений! Вы отправили образцы Лаббоку?

— Да, милорд, — ответил Бантер. Доктор Лаббок был одним из тех «джентльменов-экспертов», о которых он упоминал горничной.

— Нужны факты, — проговорил Питер. — Факты. В детстве я ненавидел факты. Представлял их мерзкими, несговорчивыми шишками.

— Вы правы, милорд. Моя старая матушка говорит…

— Ваша матушка, Бантер? Вот уж не думал, что вас родила мать! Всегда считал, что вы появились на свет, так сказать, готовым. Извините за дьявольскую бестактность. Прошу прощения.

— Не стоит, милорд. Моя мать живет в Кенте, неподалеку от Мейдстоуна. Ей семьдесят пять лет, и для своего возраста, если позволите так выразиться, она исключительно активная женщина. Я один из семи ее детей.

— Не верю, Бантер. Мне ли не знать: вы уникальны. Но я вас перебил. Вы собирались рассказать, что ваша мать говорит о фактах.

— Она говорит, что факты похожи на коров. Если уверенно смотреть им в морду, они убегают прочь. Моя мать, милорд, исключительно храбрая женщина.

Питер импульсивно хотел пожать ему руку, но Бантер был слишком вышколен, чтобы это заметить. Он уже правил бритву. Внезапно лорд Питер резко соскочил с кровати и поспешил через лестничную площадку в ванную. Там, достаточно ожив, он возвысил голос и запел:

— «Духи гор, лесов и вод, все в хоровод! Утихло море…»[23] — Затем, проникнувшись перселлийским настроением, продолжил: — «Я напрасно пытаюсь от болезни любви улететь…»[24]

В этом необычном состоянии духа он налил в ванну несколько галлонов холодной воды и принялся яростно растираться губкой. Промокнув себя полотенцем, он вывалился из ванной и с такой силой ударился голенью о стоявший на площадке дубовый сундук, что у того подскочила крышка и с протестующим стуком снова захлопнулась.

Сэр Питер остановился, высказал сундуку что-то нелестное и осторожно потер ладонью ногу. И тут его осенило. Он положил полотенца, мыло, губку, мочалку, щетку и прочие принадлежности и тихо поднял крышку сундука.

Неизвестно, рассчитывал ли он, подобно героине «Нортенгерского аббатства»[25], найти там нечто ужасное, но, как и она, не обнаружил ничего более зловещего, чем аккуратно свернутые на дне простыни и покрывала. Неудовлетворенный, он осторожно приподнял верхнее и некоторое время рассматривал в свете лестничного окна. Он уже собирался вернуть его на место, тихонько насвистывая себе под нос, как вдруг услышал чей-то вздох и, вздрогнув, поднял глаза.

Рядом с ним стояла его сестра. Питер не слышал, как она подошла и встала поблизости, в пеньюаре, сложив руки на груди. Зрачки ее голубых глаз настолько расширились, что глаза казались почти черными, кожа по цвету напоминала ее пепельно-светлые волосы. Уимзи смотрел на нее поверх простыни, которую держал в руках, и тут ее страх передался ему, внезапно наложив на их лица магическую печать кровного родства.

Понимая, что должен немедленно взять себя в руки, секунду-другую Питер глазел на сестру как баран на новые ворота, затем бросил простыню в сундук и поднялся.

— Привет, Полли, привет, дружок. Где же ты все время прячешься? Впервые с тобой столкнулся. Боюсь, тебе пришлось совсем не сладко. — Питер обнял сестру и почувствовал, как та вздрогнула. — В чем дело? Что не так? Да, Мэри, мы редко видимся, но я же твой брат! У тебя неприятности? Не могу ли я как-то…

— Неприятности? — повторила она. — Идиот ты, Питер. Разве тебе не известно, что убит мой жених и моего брата посадили в тюрьму? Вполне достаточно, чтобы считать, что в жизни что-то не так. — Она рассмеялась, а Питер внезапно подумал, что сестра говорит словно героиня кроваво-мелодраматического романа. — Ладно, Питер, — продолжила она обыденным тоном. — Все хорошо, вот только с головой беда. Сама не знаю, что делаю. Что ты тут затеял? Так гремишь, что я вышла. Мне показалось, хлопнула дверь.

— Ложись-ка лучше обратно в постель, — посоветовал брат. — Замерзнешь. Не понимаю, почему женщины носят такие тонкие пижамы в этом холодном климате? Ни о чем не волнуйся. Я заскочу к тебе позже, и мы приятно поболтаем, как в старые времена. Договорились?

— Не сегодня, Питер. Я сама не своя. (Опять что-то из сентиментальной литературы, подумал брат.) Джеральда судят сегодня?

— Не то чтобы судят — формальности. — Питер мягко подталкивал сестру к ее комнате. — Старый сыч судья выслушивает обвинения, затем вскакивает старина Мерблс и требует свидетельских показаний, данных строго официально, поскольку обязан проинструктировать адвоката, ну вот того Бигги, ты его знаешь. Далее зачитывают показания, на основании которых был произведен арест, а Мерблс заявляет, что старина Джеральд оставляет за собой право на защиту. И так до выездной сессии большой коллегии присяжных. Сплошная ерунда. Коллегия, вероятно, соберется в начале следующего месяца. К тому времени ты должна прийти в себя.

Мэри поежилась.

— Нет и нет! Неужели обязательно меня туда тащить? Не могу переживать все это заново. Я больна. Я ужасно себя чувствую. Нет, не входи! Обойдусь без твоей помощи. Вызови ко мне Эллен, вот колокольчик. Хотя нет, уходи! Убирайся прочь. Ты мне не нужен, Питер.

Питер, слегка обеспокоенный, колебался у ее порога.

— Простите, милорд, но лучше не надо, — услышал он над ухом тихий голос Бантера. — Только вызовет лишнюю истерику, — добавил дворецкий, мягко уводя господина от двери. — Очень болезненно для обеих сторон и совершенно бесперспективно. Лучше дождаться приезда ее светлости вдовствующей герцогини.

— Пожалуй, верно, — согласился Питер и повернулся собрать свои умывальные принадлежности, но Бантер ловко его опередил. Тогда, еще раз подняв крышку сундука, Уимзи задумчиво заглянул внутрь.

— Так что вы нашли на той юбке, Бантер?

— Мелкие крошки гравия, милорд, и белый песок.

— Белый песок…

За охотничьей усадьбой Риддлсдейл вдаль и вширь простиралась болотистая вересковая пустошь с холмами. Вереск был бурым и мокрым, ручейки в нем не имели определенного цвета. В шесть часов солнце еще не садилось, и лишь белесая пелена весь день ползла с востока на запад по тусклому небу. Возвращаясь с долгих и бесполезных поисков других следов человека с мотоциклом, лорд Питер озвучивал тяжкие страдания своей общительной души.