Каткарт ухитрился демобилизоваться почти сразу же (несомненно, благодаря своим предшествующим контактам с высокопоставленными государственными деятелями) и отправился на длительный отдых на Ривьеру. Последовавший за этим визит в Лондон совпал с получением семисот фунтов стерлингов, которые, будучи переведены во франки по тогдашнему курсу, составили значительную сумму. С этого момента доходы и расходы более или менее уравновешиваются и суммы чеков, выписанных на себя, постепенно возрастают, появляясь все чаще и чаще. А в 1921 году начинает подавать признаки жизни и винный завод в Шампани.

Подробно записав все эти сведения, Паркер откинулся на спинку кресла и окинул взглядом комнату. Уже не в первый раз он почувствовал отвращение к своей профессии, исключавшей его из великого мужского братства, члены которого доверяли друг другу и не вмешивались в чужую личную жизнь. Паркер снова раскурил погасшую трубку и вернулся к отчету.

Сведения, полученные от мсье Туржо — управляющего Лионского банка, до малейших деталей совпадали с данными чековой книжки. Все взносы мсье Каткарта осуществлялись в основном в банкнотах малого достоинства. Раз или два он превышал кредит — оба раза не намного, и задолженность была погашена в течение нескольких месяцев. Безусловно, доход его сократился, как и у всех, однако его счет никогда не вызывал тревоги у банка. В настоящий момент с правой стороны числилась сумма в четырнадцать тысяч франков. Мсье Каткарт всегда был очень мил, но не слишком общителен — tres correct [10] .

Сведения, полученные от консьержа: Он редко виделся с мсье Каткартом, тот был tres gentil [11] . При встрече никогда не забывал сказать: «Bonjour, Bourgois»[12]. Иногда у него бывали гости — джентльмены в вечерних костюмах. Порой у него играли в карты. Мсье Буржо никогда не доводилось провожать к нему дам, за исключением разве что одного случая в прошлом феврале, когда он давал завтрак для нескольких дам tres comme il faut [13] , которые пришли с его невестой — une jolie blonde [14] . Мсье Каткарт пользовался квартирой как pied a terre[15] , и зачастую, заперев ее, он исчезал на несколько недель, а то и месяцев. У него никогда не было камердинера. Он был un jeune homme tres range [16] . Его квартиру убирала мадам Лебланк — кузина покойной жены Буржо. Мадам Лебланк — очень достойная женщина. Конечно, он может предоставить мсье ее адрес.

Сведения, полученные от мадам Лебланк:

Мсье Каткарт был прекрасным молодым человеком, прислуживать ему было одно удовольствие. Очень великодушный и всегда интересовался ее семейными делами. Мадам Лебланк была потрясена известием о его смерти, да еще накануне его женитьбы на дочери английской миледи. Мадам Лебланк видела мадемуазель в прошлом году, когда та приезжала к мсье Каткарту в Париж; она считала, что молодой леди очень повезло. Редко можно встретить такого серьезного молодого человека, как мсье Каткарт, да еще такого красивого. Мадам Лебланк доводилось иметь дело с молодыми людьми, и она могла бы много чего порассказать при случае. Но что касается мсье Каткарта — упаси Боже. Он нерегулярно жил в своей квартире, но всегда заранее ставил ее в известность о своем приезде, и тогда она шла туда и приводила все в порядок. Он был очень аккуратен в отличие от других английских джентльменов. Мадам Лебланк знавала многих из них — и всегда у них все было sens dessus dessous [17] . Мсье Каткарт всегда очень хорошо одевался, исключительное внимание уделял ваннам; бедняжка, он относился к своему туалету почти как женщина. И вот он мертв. Le pauvre garcon [18]! Честное слово, мадам Лебланк даже аппетита лишилась из-за этого.

Сведения, полученные от префекта полиции:

Ровным счетом ничего. Мсье Каткарт никогда не привлекал внимания полиции. Что касается денежных сумм, упомянутых мсье Паркером, если мсье назовет номера банкнот, они попробуют проследить их движение.

На что тратились деньги? Паркеру приходило в голову только два назначения: внебрачная связь и шантаж. Естественно, такой миловидный мужчина, как Каткарт, вполне мог иметь женщину, а то и не одну, без всякого ведома консьержа. Также вполне резонно было предположить, что шулер — если он был таковым — легко мог оказаться во власти другого лица, слишком хорошо осведомленного в его делах. Любопытно также, что таинственные поступления наличных денег начались именно тогда, когда его финансовое положение переживало кризис. Вполне возможно, что они представляли собой случайные выигрыши в казино, на биржах или, если рассказ Денвера правдив, результат нечестной игры в карты. Однако вообще-то Паркер больше склонялся в пользу шантажа. Он лучше вписывался в общую картину, как они с лордом Питером реконструировали ее в Ридлсдейле.

Однако несколько деталей все еще ставили Паркера в тупик. Зачем шантажисту раскатывать по йоркширским болотам на мотоцикле с коляской? Кому принадлежал зеленоглазый кот? Это была ценная безделушка. Не мог ли Каткарт предложить ее в качестве уплаты части долга? Хотя это выглядело как-то глупо. Оставалось только предположить, что шантажист отбросил ее с презрением. Кот был у Паркера с собой, и ему пришло в голову обратиться к ювелиру, чтобы оценить его.

Но мотоцикл с коляской продолжал оставаться загадкой, такой же, как кот, и такой же, как мисс Мэри.

Зачем мисс Мэри потребовалось лгать на дознании? А в том, что она лгала, Паркер не сомневался ни на мгновение. Он не верил всей ее истории о втором выстреле, который разбудил ее. Что привело ее к дверям оранжереи в три часа ночи? Кому принадлежал чемодан — если это был чемодан, — спрятанный между кактусами? Что это за затянувшийся нервный срыв без всякой симптоматики, препятствующий даче показаний в суде и разговору с собственным братом? Могла ли мисс Мэри присутствовать при разговоре в зарослях? Но если так, они с Уимзи наверняка бы обнаружили ее следы. Состояла ли она в сговоре с шантажистом? Это была не очень приятная мысль. Или, наоборот, пыталась помочь своему жениху? Насколько Паркеру было известно от герцогини, она находилась на собственном содержании, и немаленьком. Может, она пыталась помочь Каткарту деньгами? Но тогда почему не рассказать все, что она знала? Худшее о Каткарте уже было известно (Паркер всегда полагал, что шулерство — самая отвратительная вещь), да и сам он был мертв. Если она знала правду, почему тогда не встала и не рассказала ее, чтобы спасти брата?

На этой стадии его посетила еще более неприятная мысль. А что, если миссис Марчбэнк слышала в библиотеке не Денвера, а кого-то другого, у кого тоже было назначено свидание с шантажистом, кто занимал его сторону против Каткарта и догадывался об опасности этой встречи? Внимательно ли он осмотрел траву между домом и зарослями? Может, в четверг утром еще можно было обнаружить примятую траву, которая потом выпрямилась сама по себе? Все ли отпечатки ног удалось им с Питером обнаружить в лесу? Может, этот выстрел с близкого расстояния был произведен очень близким лицом? И опять-таки — кому принадлежал зеленоглазый кот?

Подозрения одно страшнее другого роились в голове у Паркера. Взяв в руки фотографию Каткарта, которой его снабдил Уимзи, он принялся пристально всматриваться в нее. Красивое лицо, черные, слегка вьющиеся волосы, крупный, хорошей формы нос и большие темные глаза, манящие и надменные одновременно. Линия губ была тоже красива, хотя сам рот был несколько полноват с намеком на чувственность, на подбородке — ямочка. Короче, Паркер должен был признаться, что этот человек не вызывает у него симпатии; для себя он отнес его к типу «байронических роковых мужчин», но опыт подсказывал ему, что именно такие лица обычно вызывают у женщин сильную страсть — любовь или ненависть — не важно.

Совпадения зачастую напоминают розыгрыши Провидения. И в скором времени мистер Паркер был удостоен, если можно так сказать, особого проявления этого олимпийского юмора. Обычно с ним такие вещи не случались, они больше были в духе Уимзи. Весь служебный путь Паркера от скромного начинающего до почетного назначения на должность в Центральном бюро расследований скорее сочетался с усердным трудом, прозорливостью и предусмотрительностью, чем с неожиданными проявлениями счастливых догадок или какой-либо удачей. Однако в этом деле ему был уготован знак свыше, и то, что он остался неблагодарным за это, лишний раз говорит об особенностях человеческой природы.

Покончив с отчетом, Паркер все аккуратно убрал в стол и отправился в полицейский участок договариваться с префектом относительно ключей и опечатывания квартиры. На улице только начинало смеркаться и было тепло, поэтому он решил утопить мрачные мысли в кофе с коньяком, а потом прогуляться по магазинам. Будучи по своей природе добрым и домашним человеком, он решил купить что-нибудь «парижское» своей старшей сестре, которая была не замужем и вела довольно тоскливую жизнь в Бэрроу. Паркер знал, что она получит несказанное удовольствие от какого-нибудь прозрачного кружевного белья, которое никто, кроме нее, никогда не увидит. Мистер Паркер был не из тех, кого могла отпугнуть перспектива выбора женского белья на иностранном языке — он не страдал избытком воображения. Он помнил, как однажды на суде ученый судья поинтересовался, что такое лифчик, и выяснилось, что в этой части одежды нет ничего предосудительного. Он вознамерился найти настоящий парижский магазин и попросить лифчик. Это положит начало, а потом мадемуазель без дальнейших просьб покажет ему и все остальное.

Около шести часов он уже шел по улице де ля Пэ с маленьким свертком под мышкой. Он истратил несколько больше денег, чем намеревался, зато приобрел опыт. Теперь он точно знал, что такое лифчик и что крепдешин не имеет никакого отношения к крепу. Молодая продавщица отнеслась к нему с очаровательным сочувствием и без всякого видимого пренебрежения заставила его почувствовать себя полным идиотом. Однако его французский явно усовершенствовался после этого посещения. На улице было полным-полно народа, медленно фланирующего мимо сияющих витрин. Остановившись у одной из них, мистер Паркер с безразличным видом уставился на шикарную выставку драгоценностей, словно выбирая между жемчужным ожерельем ценой в восемьдесят тысяч франков и подвеской из бриллиантов и аквамаринов, оправленных в платину.