– А через день после того, как вы вернулись, он погиб.

– Теперь вы пробудили во мне нечистую совесть, господин прокурор. Возможно, присяжным я это расскажу иначе, но вам скажу, что я чертовски виноват. Не будь там меня и не уговори я его выпить после обеда, возможно, он был бы жив. Поймите, возможно, здесь нет ничего общего. Я не знаю. Я был не в себе и не знаю, что произошло. Но все-таки не будь в машине двух пьяниц, она бы, наверно, вела машину лучше, вам не кажется? Мне, по крайней мере, да!

Я взглянул, как ему это понравилось. Он вообще не смотрел на меня. Ни с того ни с сего он вдруг вскочил, подошел к постели и схватил меня за плечо:

– Оставьте это, Чемберс. Как же это вы у Пападакиса выдержали целых полгода?

– Я вас не понимаю, господин прокурор.

– Нет, понимаете. Я ее видел, Чемберс, и догадываюсь, почему вы это сделали. Вчера она была у меня в кабинете. С фонарем под глазом и помятая, но и так выглядела преотлично. Из-за таких крошек уже не один парень сбился с пути, какой бы у них ни был непоседливый характер.

– Откуда, господин прокурор? Вы ошибаетесь!

– Слишком уж все хорошо получается, Чемберс. Налицо автомобильная катастрофа, которая еще вчера однозначно была несчастным случаем, а сегодня уже не знаю что. Если как следует покопать, то появятся свидетели, а когда их показания соберут вместе, все дело будет у меня в руках. Ну так, Чемберс. Вы с этой женщиной убили грека, и чем раньше в этом признаетесь, тем лучше для вас.

Я вам доложу, на этот раз мне было не до смеха. Я чувствовал, как у меня онемели губы, и хотел что-то сказать, но не мог издать ни звука.

– Ну, почему вы молчите?

– Вы меня оскорбляете. Обвиняете в ужасных вещах. Не знаю, что и ответить, господин прокурор.

– Вы только что наговорили более чем достаточно, уверяя меня, что выручить вас может только правда. Чего же это вы вдруг лишились дара речи?

– Вы меня совсем запутали.

– Ладно, разберем все по порядку, чтобы вас не путать. Во-первых, вы с этой женщиной спите, правда?

– Ничего подобного.

– А в ту неделю, когда Пападакис был в больнице? Где вы спали тогда?

– В своей комнате.

– А она в своей? Не говорите глупостей, говорю вам, я ее видел. Я бы влез к ней в постель, даже если бы пришлось взломать дверь и быть повешенным за изнасилование. И вы тоже. И вы у нее были.

– Я даже никогда не думал об этом.

– А как насчет поездок на рынок Хассельмана в Глендейл? Чем вы занимались на обратном пути?

– Но ведь Ник сам посылал меня.

– Я не спрашиваю, кто вас туда посылал. Спрашиваю, чем вы с ней занимались.

В таком ужасном положении срочно нужно было что-то делать. Единственное, что мне пришло в голову, – сделать вид, что я ужасно расстроен.

– Ну ладно, предположим, у меня с ней что-то было. Не было, но, если вам так хочется, пусть будет. Но зачем тогда нам избавляться от него, если все было так просто? Господи, я слышал о парнях, которые были способны на убийство из-за того, что не могли получить свое, но никогда – о человеке, который бы ради этого дела убивал, уже получив свое.

– Нет? Так я вам скажу, почему вы от него избавились. Во-первых, из-за участка и дома, за которые Пападакис выложил четырнадцать тысяч долларов наличными. И ради другого рождественского подарочка, о котором вы с этой женщиной думали, что он упадет вам прямо в руки и никому это не покажется странным. Из-за той жалкой страховки на десять тысяч долларов, которую заключил Пападакис.

Я все еще видел его лицо, но вокруг вдруг все потемнело, и я чуть не уделал постель. В следующую секунду он уже держал у моего рта стакан воды:

– Выпейте. Это поможет.

Я отпил немного. Это было необходимо.

– Чемберс, у меня такое впечатление, что это на многие годы будет последним убийством, в котором вы замешаны, но если вы когда-нибудь займетесь этим снова, оставьте в покое страховые компании. Они тратят на одно расследование в пять раз больше, чем округ Лос-Анджелес позволяет расходовать мне. Их детективы впятеро лучше моих. Знают свое дело от "а" до "я" и берут мертвой хваткой. Для них успех означает деньги. Вот в чем вы с ней сделали большую ошибку.

– Господин судья, Богом клянусь, я ни о какой страховке раньше не слышал.

– Вы побелели как мел.

– А вы бы не побелели?

– Послушайте, а не хотите перейти на мою сторону с самого начала? Как насчет полных показаний, быстрого признания вины, а я бы для вас в суде сделал что смогу? Ходатайствовал бы для вас обоих о признании смягчающих обстоятельств.

– Ни в коем случае.

– А как же все то, что вы мне наговорили? Бредни о правде, и что перед присяжными вы будете чисты, как перед Богом, и все остальное? Думаете, сможете отовраться? Думаете, я вам это позволю?

– Не знаю, что вы позволите. И ни черта меня это не интересует. Вы стойте на своем, а я – на своем. Я ничего не сделал и на этом настаиваю. Ясно?

– Значит, вас это не интересует. Ладно, я вам скажу, что услышат от меня присяжные. Во-первых, вы с ней спали, не так ли? Потом с Пападакисом произошло несчастье, и вы этим воспользовались. Ночью – в постели, далее – на пляже, и все время держали друг друга за руки и смотрели в глаза. Потом вам пришла блестящая идея. Раз уж с ним было несчастье, пусть оформит страховку, и вы его уберете. И тогда вы исчезли, чтобы она могла спокойно действовать. Начала обрабатывать мужа и скоро добилась своего. Он оформил страховку, вполне приличную страховку, которая охватывала несчастные случаи, болезни и все такое и стоила сорок шесть долларов семьдесят два цента. Теперь вам ничто не мешало. Через два дня Фрэнк Чемберс как бы случайно встречает на улице Ника Пападакиса, и Ник уговаривает его вернуться на работу. А что вы скажете на то, что они с женой едут на фиесту в Санта-Барбару, номер в отеле уже заказан, вещи сложены, и почему бы, собственно, Фрэнку Чемберсу не поехать с ними, по старой дружбе? И вы поехали. Напоили грека, да и сами хлебнули немного. Погрузили в машину несколько бутылок вина, чтобы втереть очки полицейским. Потом вы свернули на Малибу-Лейк, якобы она захотела взглянуть на Малибу-Бич. Это была та еще идея. Одиннадцать ночи, а она едет по горам взглянуть на несколько домиков у моря. Но туда вы не доехали. Остановились. А когда остановились, вы стукнули грека одной из бутылок по голове. Бутылка для этого очень подходит, Чемберс, никто не знает этого лучше вас, потому что именно бутылкой вы врезали по голове тому вокзальному сыщику в Окленде. Вы вырубили грека, а она поехала дальше. И пока она вылезала на подножку, вы нагнулись вперед, держали руль и работали ручным газом. Поскольку мотор на нем тянул слабо, поставили вторую скорость. Она вылезла на подножку, взяла руль, и наступила ваша очередь вылезать.

Но вы были выпивши, не так ли? Вы оказались слишком неловким, а она немного поспешила перевернуть машину. Так что она соскочила, а вы остались внутри. Думаете, присяжные этому не поверят? Поверят, потому что я докажу каждое слово, от поездки на пляж до положения ручки газа, и тогда для вас не останется никаких смягчающих обстоятельств, молодой человек. Будете болтаться в петле, это я вам гарантирую, а когда вас снимут, то зароют рядом с теми последними идиотами, которые отвергли шанс вынуть голову из петли.

– Все было не так! Я об этом вообще ничего не знаю.

– В чем вы меня хотите убедить? Что все сделала она?

– Я вам не говорю, кто что сделал. Оставьте меня в покое. Все было не так.

– Откуда вы знаете? Я думал, вы были вдрызг пьяны.

– Насколько я помню, все было не так.

– Вы хотите сказать, что все сделала она?

– Черт возьми, я не говорю ничего подобного. Что думаю, то и говорю, и никак иначе.

– Послушайте, Чемберс. В машине были трое: вы, она и грек. Грек этого не делал, это понятно. Но если это сделали и не вы, остается только она, вам не кажется?

– Но кто, черт побери, утверждает, что кто-то что-то сделал?

– Я. Наконец мы к чему-то пришли, Чемберс. Потому что, возможно, вы тут и ни при чем. Вы утверждаете это и, может быть, не лжете. Но если вы говорите правду и эта женщина для вас была не больше чем жена вашего приятеля, вы не можете все это так оставить, а? Вы должны подать на нее в суд.

– Как вы себе это представляете?

– Если она убила грека, то хотела убить и вас, не так ли? Нельзя позволить, чтобы ей все сошло с рук. Кое-кто может прийти к заключению, что дело нечисто, раз вы уходите в сторону. Ну конечно, дураком надо быть, чтобы позволить ей так отделаться. Убрала мужа из-за страховки, хотела убрать и вас. С этим нужно что-то делать, не так ли? Я рассчитываю на вас.

– Возможно, будь оно так. Но я не знаю, как все было.

– Если я вам это докажу, то вы подпишете на нее заявление в суд?

– Разумеется. Если вы это докажете.

– Докажу. Когда машина остановилась, вы, случайно, не выходили из машины?

– Нет.

– Ну да? Я думал, что вы были вдрызг пьяны и ничего не помните. А вы уже второй раз что-то вспоминаете. Вы меня удивляете.

– Насколько я помню, не выходил.

– Нет, выходили. Послушайте, что рассказал один свидетель: «Машину я особо не рассмотрел, знаю только, что за рулем сидела женщина, внутри – какой-то мужчина, и смеялся, когда мы ехали мимо, а второй мужчина стоял сзади и его рвало». Так что вы были снаружи и вас рвало. Тогда она и огрела Пападакиса той бутылкой. А вернувшись в машину, вы ничего не заметили, потому что были пьяны, а Пападакис валялся, упившись до потери сознания, и нечего было замечать. Вы сели назад и отключились, а она тут же перешла на вторую скорость, прибавила газу и, выскользнув на подножку, пустила машину в пропасть.

– У вас нет никаких доказательств.

– Нет, есть. Свидетель Райт утверждает, что, когда он выехал из-за поворота, машина уже быстро катилась с обрыва, но женщина стояла наверху, на дороге, и звала на помощь.