— Нет-нет, Боже упаси, ничего подобного. Мы все держим в секрете. Я приехала, чтобы разобраться… Хьюго сказал, что тут в некотором роде сумасшедший дом. Я подумала, лучше уж увидеть все собственными глазами. Хьюго, бедняжка, — хороший парень, но в голове у него совершенно пусто. Видите ли, положение у нас весьма критическое. Ни у Хьюго, ни у меня денег нет, а старый сэр Жерваз — главная надежда Хьюго — вбил себе в голову, что Хьюго должен жениться на Руфи. Хьюго немного слабоволен, вы же знаете. Он вполне мог согласиться на этот брак, надеясь, что впоследствии сумеет развязаться.

— А вас, мадемуазель, такая перспектива не устраивала? — мягко спросил Пуаро.

— Конечно нет. А вдруг Руфь не согласилась бы потом на развод, да и вообще мало ли что. Я приняла твердое решение. В собор Святого Павла[295] я войду в очередной раз только со свадебным букетом лилий и смущенно потупившись.

— Значит, вы приехали, так сказать, прояснить ситуацию?

— Да.

— Eh bien![296] — сказал Пуаро.

— Ну, конечно же Хьюго оказался прав! Не дом, а какая-то психушка! Одна Руфь вроде бы не сдвинутая. Она тоже завела себе дружка, и этот брак с Хьюго нужен ей так же… как мне.

— Вы подразумеваете мистера Берроуза?

— Берроуза? Нет, конечно. В этого скользкого типа Руфь ни за что бы не влюбилась.

— Тогда кто же предмет ее увлечения?

Сьюзан Кардуэлл молча потянулась за сигаретой и, закурив, ответила:

— Спросите у нее самой. В конце концов, меня это не касается.

Майор Риддл спросил:

— Когда вы в последний раз видели сэра Жерваза?

— За чаем.

— Его поведение не показалось вам почему-либо странным?

Девушка пожала плечами.

— Не более странным, чем обычно.

— Что вы делали после чая?

— Играла с Хьюго в бильярд.

— Больше вы сэра Жерваза не видели?

— Нет.

— Вы слышали выстрел?

— Да, но он был каким-то странным. Понимаете, я думала, что первый гонг уже дали, поэтому впопыхах переоделась и выскочила из своей комнаты, и тут слышу — дают второй, — я бегом вниз. В первый вечер я на минутку опоздала, так Хьюго сказал, что из-за этой моей оплошности к Старику теперь вообще не подступишься, вот я и понеслась сломя голову. Хьюго шел впереди меня, и тут вдруг раздался чудной такой хлопок… Хьюго решил, что это пробка от шампанского, а Снелл сказал ему: «Нет». Да и мне казалось, что звук раздался не из столовой. А мисс Лингард подумала, что хлопнуло где-то наверху — в конечном итоге мы сошлись на том, что это выхлопная труба, и пошли в гостиную и тут же об этом забыли.

— А у вас не мелькнула мысль, что сэр Жерваз мог застрелиться? — поинтересовался Пуаро.

— Интересно, с какой стати? Старик явно был очень собой доволен, его прямо-таки распирало от важности. Даже представить себе не могла, что он на такое способен. Ума не приложу, почему он это сделал. Наверно, потому что чокнутый.

— Прискорбное событие.

— Очень… для нас с Хьюго. По-моему, он не оставил Хьюго ничего или почти ничего.

— Кто вам это сказал?

— Хьюго выведал у старика Форбса.

— Что ж, мисс Кардуэлл… — Майор Риддл явно не знал, как завершить разговор. — Пока все. Как вы думаете, мисс Шевени-Гор достаточно хорошо себя чувствует? Она могла бы побеседовать с нами?

— Думаю, да. Я скажу ей.

Пуаро вмешался в разговор:

— Одну секунду, мадемуазель. Вы видели это раньше?

Он показал карандаш, сделанный из гильзы.

— Да, видела сегодня за бриджем. Кажется, это карандаш старика Бьюри.

— Он забрал его, когда закончился роббер?[297]

— Чего не знаю, того не знаю…

— Спасибо, мадемуазель. Это все.

— Хорошо, я позову Руфь.

Руфь Шевени-Гор вошла в комнату королевской поступью. У нее был прекрасный цвет лица, голова гордо поднята. Но глаза, как и у Сьюзан Кардуэлл, были очень уж настороженными. На ней было то же самое платье, в котором ее застал Пуаро, когда приехал. Светло-абрикосового цвета. На плече приколота яркая оранжево-красная роза. Только час назад она была свежей, а теперь успела чуть увянуть.

— Я вас слушаю, — сказала Руфь.

— Я очень сожалею, что вынуждены побеспокоить вас… — начал майор Риддл.

Она перебила его:

— Ничего странного. Это же ваш долг — вам приходится беспокоить. И не только меня, но и остальных. А я, чтобы не отнимать у вас времени, скажу сразу: я даже отдаленно не представляю себе, почему Старик застрелился. Единственное, что я могу вам сказать, — это совсем не в его духе.

— Не заметили ли вы сегодня чего-нибудь необычного в его поведении? Может, он был расстроен. Или чересчур весел. В общем, вам ничего не бросилось в глаза?

— Да нет вроде…

— Когда вы видели его в последний раз?

— За чаем.

— А после не заходили в кабинет? — спросил Пуаро.

— Нет. Последний раз я видела его в этой комнате. Он сидел вот здесь.

Она указала на стул.

— Понятно. Вам знаком этот карандаш, мадемуазель?

— Это карандаш полковника Бьюри.

— Когда в последний раз вы видели его у него в руках?

— Не помню точно.

— Вам что-нибудь известно о… разногласиях между сэром Жервазом и полковником Бьюри?

— Вы имеете в виду компанию «Парагон Раббер»?

— Да.

— Еще бы. Старик был в бешенстве!

— Может, он считал, что его обманули?

Руфь пожала плечами.

— Он ничего не понимал в финансовых делах.

Пуаро сказал:

— Мадемуазель, можно мне задать вам немного… необычный вопрос?

— Как вам угодно.

— Итак: вам жаль, что ваш… отец умер?

Она уставилась на него.

— Конечно, жаль. Просто я не позволяю себе реветь… Но мне будет не хватать его… Я любила Старика. Так мы всегда называли его, Хьюго и я. «Старик», — понимаете, в этом слове скрыто нечто первобытное, от тех времен, когда обезьяна стала антропоидом. Нечто изначально патриархально-родовое. Звучит не очень-то почтительно, но это обманчивое впечатление — за этим словом много нежности. Хотя, конечно, он был на редкость бестолков, этот старый упрямец!

— Вы заинтриговали меня, мадемуазель…

— У Старика были куриные мозги! Мне грустно так говорить, но это правда. Он был не способен работать головой. Но при этом, заметьте, был личностью. Невероятно смел и дерзок! Ему ничего не стоило отправиться к Северному полюсу или подраться на дуэли. Я всегда думала, что все эти отчаянные авантюры — способ самоутвердиться, потому что он прекрасно понимал, что с мозгами у него плоховато. Здесь над ним кто угодно мог взять верх.

Пуаро вынул из кармана письмо.

— Прочтите это, мадемуазель.

Она прочла и вернула письмо обратно.

— Так вот что привело вас сюда!

— Вам это письмо о чем-нибудь говорит?

Она покачала головой.

— Нет. Может, его опасения и не были напрасны. Беднягу кто угодно мог обворовать. Джон говорит, что предыдущий управляющий крал у него все подряд, не зная меры. Понимаете, Старик был таким чванливым и важным, что никогда не опускался до бытовых мелочей! Он был находкой для жуликов.

— Вы нарисовали нам портрет совсем не того человека, каким его знали в обществе.

— Ну да, он умел неплохо маскироваться. Ванда, моя мать, поддерживала его как могла. Он был так счастлив, изображая из себя Господа Бога. Вот почему я в некотором смысле рада, что он умер. Так лучше для него.

— Я не успеваю следить за ходом вашей мысли, мадемуазель.

Руфь задумчиво произнесла:

— Это становилось все более заметным… В один прекрасный день его все равно пришлось бы отправить в сумасшедший дом… Люди уже начинали догадываться.

— А вы знали, что он собирался подписать завещание, согласно которому вы получали наследство только при том условии, что станете супругой мистера Трента?

— Какой бред! Впрочем, я уверена, суд признал бы это незаконным… И еще я уверена, что нельзя навязывать человеку свою волю, он сам решит, с кем ему вступать в брак.

— Ну а если бы он все-таки подписал это новое завещание, вы подчинились бы, мадемуазель?

Она пристально посмотрела на Пуаро.

— Я…

Руфь Шевени-Гор вдруг осеклась и стала пристально разглядывать покачивавшуюся у нее на ноге туфлю. Маленький комочек земли оторвался от каблука и упал на ковер. И тут девушка вдруг воскликнула:

— Подождите!

Потом вскочила и выбежала из комнаты. И почти тотчас вернулась вместе с капитаном Лэйком.

— Пора все рассказать, — запыхавшимся голосом произнесла она. — Вы первый об этом узнаете. Мы с Джоном поженились три недели назад, в Лондоне.

10

Капитан Лэйк выглядел гораздо более смущенным, чем Руфь.

— Вот так сюрприз, мисс Шевени-Гор… то есть я хотел сказать, миссис Лэйк, — поправил себя майор Риддл. — О вашем браке никто не знал?

— Нет, мы держали все в полной тайне. Джон весь испереживался.

Тут Лэйк, слегка запинаясь, сказал:

— Я… я понимаю, что это не самый достойный выход. Я должен был пойти к сэру Жервазу и открыто ему…

Руфь перебила его:

— Ну да, сказать ему, что хочешь жениться на его дочери, а он бы тебя выставил, а меня, вероятно, лишил наследства и вообще перевернул вверх дном весь дом! А потом мы бы друг друга утешали: зато мы проявили благородство! Поверь, мой план был лучше! Ведь, как говорится, сделанного не воротишь. Без скандала, конечно бы, не обошлось, но потом Старик бы смирился.

Лэйк все еще никак не мог оправиться от смущения.

— Когда вы собирались сообщить новость сэру Жервазу? — спросил Пуаро.