— Я еще не закончил, — голос Питера звучал холодно. — Ее муж тоже едет в Филадельфию — разыскивать жену. Он никому не позвонил, и мы даже не знаем, добрался он туда или нет. Зато, что с ним случилось, знаем.

— Сегодня в газете! — прошептала Мэри.

— Правильно. Джорджа Уилсон^ убили и потом повесили у меня в кухне. Вот как они ведут свою игру, Мэри. Угрожают и другим. Вчера вечером избили меня. Били насмерть. Трое в масках. И за мной следят, за каждым моим шагом.

— И сюда?.. — резко вскинулась девушка.

— Совершенно открыто. Мы даже вместе ехали в такси.

— Ну так выметайтесь! — вскочила Мэри. — Да поживее!

— Нет, сначала вы мне ответите. Или хотя бы выслушаете.

— Здорово вам досталось?

— Угу, синяки еще долго не заживут, — Питер сидел, наблюдая за ней, ожидая, оценивая.

— Вы что, явились поглазеть на женщину Томми Клингера? — не выдержала она через минуту. — Небось рассчитываете, я выдам вам что важное. Но не надеетесь же вы, что я назову гангстеров, которые напали па эту миссис Уилсон? Или убийц ее мужа?

— Где уж там!

— Так что же? — Она не отказывалась выслушать его — и то удача.

— Почему кто‑то идет на крайности, лишь бы выцарапать Клингера у правосудия? Или добивается его оправдания в случае суда?

— Бред какой‑то. — На лбу Мэри появилась легкая морщинка.

— Но, Мэрп, тут вырисовывается определенная система действий. У вашего Томми есть что‑то на Эрика, и он принуждает его играть роль вашего партнера.

— Бедняга лжепартнер.

— И на вас, Мэри, у Клингера что‑то есть. По моим данным, у вас с Томми совсем не романтическая любовь. По — моему, у него это так, догадки, — на вас есть материал, и отправь он его в бюро наркотиков, вы на приличный срок удалитесь за решетку.

— Сами же говорите — догадки! — Морщинка у нее на лбу стала заметнее.

— Шантаж — вот излюбленный прием вашего Томми, его всегдашняя манера. Не отсюда ли и эти отчаян ные попытки вызволить Томми? У него есть материал на кого‑то из заправил — Клауда, Баннермапа. Под угрозой все их хозяйство. И они убивают, лишь бы спасти его. И себя.

— Рассуждения у вас, Стайлз! Ни капли логики! Все догадки, догадки. Зряшная трата времени. Хватило же у вас наглости — являетесь сюда и просите предать человека, с которым я делю постель два года.

— А если бюро наркотиков гарантирует вам неприкосновенность?..

— Нечего на меня давить! — взвизгнула девушка. — С чего, черт возьми, вы решили, будто я раскрою вам что-то? Мали ли что я знаю! А последствия? Где сейчас ваш Уилсон? А, то‑то! Чего ради мне рисковать? Золотую звездочку на скаутский значок дадут? Желаете выпить со мной! Пожалуйста! Желаете переспать со мной? Извольте! Желаете, чтобы меня укокошили ради вас? Нет уж! Дураков нету!

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГЛАЗА ПЕРВАЯ

Ничего не скажешь, положение оценила трезво. Если ей, к примеру, известно, что раскрыл Джордж, заикнись она про это, и ее постигнет участь Джорджа.

Питер наблюдал, как она идет к бару и наливает себе еще джину. Когда заговорила, то с горечью:

— Была и я когда‑то порядочной. Другу своему помогла, вот и угодила в западню. А теперь вы ждете от меня помощи. Я почему‑то должна стараться ради незнакомых, и в награду — смерть. Да, представляю, каково вам. У вас убили друга, а вы с друзьями на краю обрыва. Но мне чего ради рисковать собственной шкурой? Известно — вы здесь. Скажи я что‑то, и тут же догадаются по вашим поступкам — болтала я. Ступайте, Стайлз. Оставьте меня в покое!

— А как вы другу помогли? Почему оказались в западне? — Он не двинулся с места. — С наркотиками?

— Что вы ко мне прицепились! — завизжала девушка.

— Я не имею права уйти, Мэри. Обязан узнать хоть что‑то. В. другой раз прийти не получится — не позволят. Сообщат, кто источник информации.

— Живо отсюда!

— Я должен знать, что у Клингера в середке. Какой механизм. Раздобыть хоть какой‑то ключик к своему противнику. Что вы с ним не по своей воле, это мне ясно.

— И на том спасибо, — девушка вернулась к диванчику и снова присела. Она долго смотрела на него — прикидывала, о чем ей опасно проговориться. На минуту прикрыла накрашенные веки. — Итак, вы гоняетесь за тайнами Томми. — Опять зазвенел горький смех. — Ладно, одну открою. Хотите знать, что я делаю по его желанию? Раздеваюсь и прохаживаюсь перед ним. Что, ценная подробность, Стайлз?

— Почему же вы терпите? Уже два года. Почему? Давайте сначала. Где вы с ним познакомились и как он запустил в вас когти?

— О господи! Когда‑то я была влюблена. Давно. — Губы у нее дернулись. — Он служил в армии. Лейтенант. Его послали во Вьетнам, на эту бесчеловечную, вонючую войну. Когда мы познакомились, я была счастливая и веселая. Собиралась выйти за него замуж. Он не решался, боялся, что вернется раненым, калекой. Не хотел связывать меня. И мы просто жили вместе и любили друг друга, пока не наступил день, когда ему пришлось уехать. Мне было девятнадцать, и так хотелось, чтобы он был рядом. — Она замолчала, и Питера тронуло страдание в ее глазах. Он вдруг увидел, что она моложе, чем показалась вначале. — Я уже работала на самолетах, — снова заговорила она. — Как раз когда моего парня отправили во Вьетнам, меня приняли стюардессой на линию Нью — Йорк — Лондон. Мне было интересно. С нами летало много знаменитостей, служба отвлекала от печалей. Но скоро стало невыносимо. Бизнесмены, путешествующие в одиночку, актеры, приглашенные в Европу сниматься в кино, тоже в одиночестве. Если за рейс я не получала с десяток приглашений, я уже беспокоилась: не перекосило ли мне щеку? На свидания я не ходила: была влюблена в своего парня, его могли подстрелить во Вьетнаме каждую минуту. Но кое — чему я выучилась, Стайлз. Узнала, например, что, если мужчина ненароком дотронется до меня или поцелует меня в уголке, у меня внутри что‑то отвечает ему. Не романтически, а физически, вы понимаете. — Она глубоко вздохнула и отпила джин. — В один прекрасный день, когда я вернулась в Нью — Йорк, меня ждало письмо. От правительства. Мой лейтенант дал мой адрес — известить в случае его гибе — дИ, — Она вызывающе подняла глаза на Питера. — На этом, Стайлз, для меня и кончилась любовь. Навсегда. Такое… такое случается с тысячами женщин, я знаю. Бессмысленная потеря любимого. Только не знаю, как переживают они. А я в следующем рейсе на Лондон выбрала актерика посмазливее — и уступила ему. На обратном пути случился молодой английский дипломат. За полгода у меня было, наверное, не меньше пятидесяти мужчин, и мне это нравилось. Я веселилась до упаду. Но чуть кто чересчур разнеживался или строил планы ва будущее — я прогоняла его.

— Ну а Клингер? — подтолкнул Питер.

— Летел как‑то в Лондон. Он начал обхаживать меня рсерьез. Мне он показался добродушным толстяком. Правда, лет на двадцать постарше меня. Но мой опыт в аду не прошел даром. Порой мужчины постарше бывали дучше молодых. В тот первый раз я с Томми не пошла. Отправилась с кем‑то еще. Но неделю спустя он возвращался домой, был очень настойчив, я и подумала — какого черта! Он привез меня сюда, в эту квартиру. — Она отвернулась. — Загляните в спальню, и вы поймете кое-что про Томми. Круглая кровать на белом меховом ковре. Потолок и стены все в зеркалах. Я думала, будет что-то необыкновенное! — Мэри отрывисто засмеялась. — Да уж, дальше некуда. Он и не пытался. Так, поцеловал разочек. Я улизнула побыстрее. Месяцем позже он снова детел в Лондон. Когда долетели, пригласил меня. Я отказалась: его развлечения не по мне. Тут‑то он и выложил все без обиняков. Он собрал против меня материал, может упрятать меня в тюрьму лет эдак на десять, самое меньшее.

— Наркотики?

Мэри кивнула.

— Эту мерзость я возила в Нью — Йорк. Один лондонский приятель очень просил. Нравился мне. Верите, мне даже ни гроша не платили. Любезность симпатичному парню. Передавала пакетики его другу здесь, в Нью-Йорке. И не помышляла, что наркотики. Думала, так, мелочь всякая. Но Клингер меня отрезвил. Приставил шпионить за мной детектива из этого своего «Синего неба». Имеются и фотографии: я беру пакетики у лондонского парня и отдаю их другому. Представляете! Такова цена. И вот я его собственность. Не вылезаю из этой берлоги, делаю что прикажет, иду, куда и когда пожелает. Когда я вернулась в Нью — Йорк, пришлось уйти из стюар десс. Я должна была принадлежать только ему — полностью и нераздельно. Я… испугалась, Стайлз. Он поймал не только меня, но и моего англичанина, и его друга. Мы все в капкане. Выбора не было и нет. — Она допила джин и отправилась к бару за подкреплением. — Мое единственное стремление: выбраться. Разузнать, где он хранит улики! Я б убила его, лишь бы их раздобыть! — Она постучала ледяными кубиками в бокале. — Если уж совсем невмоготу станет угождать его прихотям, приму таблетки или выброшусь из окна. Что, думаете, совсем уже трусиха? Не решусь? Да все надеюсь, может, его собьет такси темной ночкой.

— Все началось два года назад?

— Мне кажется, уже миллион лет.

— Вас может вызволить суд. Если Клингеру вынесут приговор…

— Легче не станет, — перебила Мэри. — Хоть куда его заприте, все равно документы‑то у него. Передаст меня кому‑нибудь еще.

— Поможете прижать Клингера, — осторожно предложил Питер, — пожалуй, мне удастся снять с вас обвинение в провозе наркотиков… И с ваших друзей. Мне нужен Клингер — и не позже завтрашнего утра, только так я спасу своих друзей. Мие нужно знать всю его подноготную. Где‑то он допустил небрежность. Какую‑то слабость, оплошность, роковую для него. Но узнать об этом, кроме как от вас, не у кого.

— Ничего полезного не знаю, Стайлз, — беспомощно вскинула руки Мэри, — но спасите меня! Когда ему требуется что‑то — а ему вот вдруг понадобилась я, — он добивается своего мошенничеством или шантажом. Изображает из себя добродушного веселого толстяка. И только отмахнись — а, безвредный добряк, — тут‑то и щелкает стальной капкан. Он и его подлая компания контролируют не только правительства и корпорации. Если требуется, берут под наблюдение жизнь скромной официанточки из вашего любимого кафе, или стюардессы в предпочитаемой вами авиакомпании. Со мной Томми не распространяется, ведь он зависит от своего умения хранить секреты. При всех недостатках в болтливости его не обвинишь.