— Ах это вы! Кажется, побегаешь эдак — и весь багаж соскочит, — он похлопал себя по животу. — А он, как ни в чем не бывало, знай себе растет.

— Тренер чересчур уж хорош. Не по зубам вам.

— Да уж надеюсь! У него не то четвертый, не то пятый разряд. Гоняет великолепно. А что‑то я ваше имя не припоминаю…

— Ваше, Клингер, я знаю. А меня зовут Стайлз. Питер Стайлз.

— Ох ты! — Клингер приподнялся.

— Решил встретиться с вами тут, без свидетелей и без подслушивания.

Клингер сел и отерся влажным полотенцем.

— Ну понятно, у вас своя работа. Но мой адвокат строго — настрого запретил мне говорить про суд. И уж тем более с прессой.

— Да я о своих делах, не о ваших. Уверен, мои дела вам прекрасно известны. Но если…

— Стайлз, дорогой мой, ну откуда же мне знать про ваши дела?

— Если успели прочитать газету, кое‑что вам известно.

— Газету?.. А — а, так это у вас в квартире повесили человека!

— Да. Репортера. Он следил за вашим делом, Клингер. Ну вот видите, об Уилсоне вам известно. В «Ньюсвью» вами занимаются несколько репортеров, — объяснил Питер, — и кто‑то, Клингер, все время нам угрожает. Два дня назад изнасиловали жену Уилсона и прика зали передать боссу, редактору «Ньюсвью», отвязаться от вашего дела. Теперь ее похитили.

— Дела! — выдохнул Клингер.

— Жену прокурора тоже похитили и держали заложницей, а то Стронг слишком уж рьяно рвался обвинять вас. Зато теперь ваш адвокат легко добивается разрешения на отсрочку слушания дела.

„— Нет, я своим ушам не верю! — дрожащим голосом выговорил Клингер.

— Все подтверждается фактами. И у нас есть все основания считать, что «Синее небо» подрядило некую организацию — мы ее называем «агентством убийств» — выполнять всю грязную работу, нужную, чтоб оттянуть предъявление вам обвинения. Но, Клингер, они переусердствовали. Рано или поздно, всем вам: и вам лично, и Баннерману, и вашему адвокату, да и судье предъявят обвинение как соучастникам уголовного преступления. Я знаю, сейчас вы броситесь к своим друзьям трубить тревогу, известить, что мне все известно. Неважно. Они, пожалуй, даже решат, что пора кончать, и бросят вас, бой уж чересчур жаркий. Я пришел, чтобы дать вам шанс. Откажетесь — и я сам вас уничтожу.

— Но уверяю вас, я слушаю все как сказку! — воскликнул Клингер. — Агентство какое‑то! И слыхом не слыхал!

— Наверное, нет. Название придумали мы. А настояящее название вам известно?

Клингер закрыл глаза трясущимися руками. В парной жарило невтерпеж.

— Я хочу также знать, где держат Элли Уилсон, — потребовал Питер. — И знать как можно скорее. Не откроете, Клингер, произведу над вами публичный стриптиз. Для начала ваша любовная связь: Мэри Льюис, ваши встречи с ней, открытые, на виду у жены, шантаж Эрика Траска. Я превращу вас в посмешище. Вы рады — радехоньки будете укрыться хоть куда — хоть в тюрьму отбывать наказание за нарушение священных законов бизнеса. Лишь бы не красоваться на потеху всем: мужчина, способный удовлетворять свои сексуальные запросы лишь шантажом и подкупом. Так что мой вам совет — ступайте к друзьям, ну хоть к тому же Баннерману и передайте ему: пусть отзовет своих овчарок и возвратит нам Элли в целости и сохранности, а не то им придется совершить еще одно убийство. Иначе меня по удержишь. Я расплачусь с вами той же монетой. Вам придется не сла ще, чем Уилсонам. И вам покажется, что выгоднее отбыть наказание в тюрьме. Еще ведь не поздно признать себя виновным. Тогда и защищать вас не понадобится.

Клингер был перепуган насмерть, по виду. Питер даже засомневался, вправду ли тот что‑то значит в «Синем небе». Им воспользовались для прикрытия, но есть ли у Клингера власть приказывать?

— Ну почему вы мне не верите? — захныкал Клингер. — Не знаю я, где ваша Элли Уилсон. И не слыхал даже о ней. Клянусь. И о Джордже Уилсоне не слыхал. Сегодня только в газетах прочитал.

Все может быть, подумал Питер. В технические подробности, допустим, Клингера не посвящают. Он, видимо, не из тех, кому доверяют секреты: не умеет их хранить. Раздобыли лучшего адвоката и приняли дополнительные меры для страховки, а Клингер — ничто. Общительный, улыбчивый. Вешалка для дорогого костюма. Болтает с важными клиентами «Синего неба», играет с ними в бридж или гольф, угощает шикарными завтраками, шатается по злачным местам, где музыка, вино и красотки, ублажающие клиентов за большие деньги. Неужто он все‑таки только вывеска? Или же блестящий актер?.. Как бы там ни было, передать поручение тем, кто заправляет спектаклем, он может и должен.

— При чем тут моя личная жизнь, Стайлз? Не имеет она никакого касательства к суду. Какой вам прок разрушать мою семью? Ну да, есть у меня женщина на стороне! У вас же не бульварная газетенка! Копаться в грязном белье! Уверяю, не причастен я ни к Уилсонам, ни к миссис Стронг! И моя служба в «Синем небе» отношения к этому не имеет.

— Кого я; е так задевает ваша судьба, Клингер? Кто пускается во все тяжкие, оберегая вас от суда?

— И Бракстон Клауд, и Карл Баннерман хотят, чтобы суд состоялся. Желают обелить мое имя и «Синее пебо». Им проволочки невыгодны.

— Так кто же?

— Помилуй бог, Стайлз, да откуда мне знать? Служба у нас, сами понимаете, весьма деликатная. В наших компьютерах хранится информация о тысячах важных деятелей нашей страны и заграничных. Скажем, кто‑то боится, не выплывет ли что на суде. Но всего чуднее — у меня‑то в голове нет никакой информации! Мои обязанности как президента «Синего неба» в основном — светское представительство. Какая через меня может просочиться информация? У меня ее просто нет!

— А у Баннермана?

Клингер засмеялся визгливо, истерически.

— Вот Карл — живой компьютер. Он выступит на суде свидетелем защиты. Без толку мучить меня, Стайлз. Мне и во сне не снилось, кто угрожает вам и вашим друзьям.

— Убийство, не забывайте о нем. Это уже не пустые угрозы.

— О боже! Ну что мне сказать? Какая вам корысть, если вы растрезвоните о Мэри?

— Я в любой момент могу пустить сведения в ход. Так делайте, что я вам велю, — сказал Питер. — Вы, конечно, не успею я уйти, свяжетесь с Баннерманом. Передайте ему: пусть вернет Элли Уилсон живой и невредимой. Сегодня же к вечеру, не то опубликуем все, что нам известно о вас, о Баинермане, о Клауде и об Элсворте. И каждая газета в стране перепечатает статейку — прессе не нравится, когда убивают репортеров.

— А что вы о нас знаете? Про мой романчик — и все?

— Догадайтесь. Я и сам не хуже компьютера. Мы уже давно собираем информацию обо всех вас.

Баннерман, пожалуй, не устрашится, ему‑то известно, что можно раскопать о них, и насколько компрометирует такой материал. Но из Клингера, может, что‑нибудь и выжмешь? У него коленки дрожат от страха. Или Томми очень искусный лицедей.

В третьем часу Питер, приняв душ и одевшись, покинул клуб «Атлетик». Не прошел и квартала, как почувствовал: его «повели». Наверняка Клингер доложил о нем Баннерману. Питер продолжал шагать, не пытаясь отделаться от молодого парня, идущего следом; остановился дважды: раз завязал крепко завязанный шнурок, второй — поглазел на витрину аптеки. Оба раза парень замедлял шаг — сначала закурил сигарету, потом подобрал бумажку и бросил в урну.

Больше Питер не задерживался, пока не дошел до отёля «Плаза». Он вошел в вестибюль и отыскал телефон — автомат. Парень тут же очутился у киоска: покупал газету. Питер набрал номер Девери.

— Есть что полезное? — поинтересовался он.

\

— Так, чуть — чуть, — ответил Девери. — Мэри Льюис служила на международных линиях. Под конец летала на рейсе Нью — Йорк — Лондон.

— Ее личное дело?

— Сначала полный ажур, потом пошли темные пятна.

— Вот как?

— Перед уходом — а ушла сама, не увольняли — ее заподозрили в контрабанде наркотиков. Компания была рада обойтись без скандала. Льюис заинтересовались ребята из Федерального бюро наркотиков. Но она вовремя уволилась, улик для ареста еще не накопилось. С той поры она наслаждается жизнью в роскошных апартаментах. Платит Томми Клингер. Очевидно, тут ей больше прибыли, чем от контрабанды героина.

— Или у нее не оставалось выбора.

— О чем ты?

— Я тут малость потолковал с Клингером. На финарсового гения он непохож. Мазохист какой‑то. Ему, например, нравится, когда из него тренер душу вытрясает. Он либо крайне слабоволен, либо блистательный актер. Прикидывается, будто власти у него ни на волос, даже в семейной жизни, как говорит Траск, а после встречи с Клингером мне кажется, он прав: Мэри остается с Томми не из‑за любви и даже не из‑за денег. Он знает, где собака зарыта.

— Наркотики?

— Похоже, — согласился Питер. — Лучше терпеть дурного любовника, чем проводить молодость в федеральной тюрьме.

— Вряд ли от нее чего добьешься, — заметил Девери. — Если уж у Клингера такая удавка, она словечка не обронит.

— Может, е так. Но, Фрэнк, смотри‑ка, что нам светит: если бюро наркотиков забудет о ней, она, возможно, и рискнет поднять бурю.

— О, там о ней забыли. На свой лад. Стоит ей возникнуть, и дело снова откроют.

— Значит, у Клингера есть материал, каким не располагают в бюро. Сумей я убедить Мэри, что против нее не выдвинут обвинений…

— Постараюсь, — пообещал Девери. — Хотя тяжеленько. Мы ж не знаем, что у Клингера. Ну а Стронг? Можат, он уговорит ее выступить свидетелем?

— И надеяться нечего. Он слепо повинуется нм, пока Корал на прицеле.

— А так держать ее могут до бесконечности, — заключил Девери. — С бюро наркотиков переговорю.

— Ладно. Не знаю, когда вернусь. Меня опять «повели». Не успел выйти из клуба, как Клингер им звякнул. — Питер хмыкнул. — Первый раз довелось брать интервью в голом виде.