— Правильно. Лично для меня крайне важно, чтобы новый балет оказался успешным, потому что Чарвосье только что сформировал ядро новой группы, я его финансирую.

— К новогоднему сезону?

— Мой отец был не только самым большим — прошу прощения — кобелем, но он сколотил огромное состояние, фактически, был сказочно богат и передал очень многое мне. После его смерти оказалось, что практически я одна являюсь подлинной наследницей.

— Значит, ваша мать тоже умерла?

Она покачала головой:

— Мама отправилась на угол в аптеку за аспирином, когда мне было всего шесть месяцев, да так и не вернулась. Если хорошенько подумать, она не получала никаких алиментов. Последние известия о ней папа имел десять лет назад. Тогда она находилась где-то в Африке, выслеживала белых охотников, которые нарушали сезон охоты.

— Вы морочите мне голову!

— Нет, даю слово, это чистая правда!.. Я впуталась в эту историю с балетом из-за Наташи Тамаер. Она моя лучшая подруга еще со школьных времен, тогда ее звали Нэнси Копчек. Она замечательная танцовщица, вот увидите, лет через пять из нее получится потрясающая балерина, но с ней приключилась беда, когда шесть месяцев назад она спуталась с компанией Мессина. В данный момент ей просто необходим колоссальней успех, и, возможно, новый балет Лоренса Бомона — именно то, что требуется.

— Расскажите мне про Антона Леквика.

Она закинула руки за голову, удобно растянувшись на постели в такой позе, которая буквально наталкивала на изнасилование.

— Он был ничтожеством, — пробормотала она, — основной танцовщик из второго состава, но не слишком сильный, однако все же лучшее, что удалось раздобыть Чарвосье на скорую руку. Полагаю, вы заметили, что он был фантастически красив? Возможно, поэтому второго такого эгоиста я не встречала за всю свою жизнь, ну а всем известно, что среди балетных артистов это нередкое явление! — Она задумалась на несколько секунд. — Он был по-кошачьи хитрым и злобным. Пока ты его гладил по шерстке и всячески ублажал, все было прекрасно, он мурлыкал и терся о твои колени, но как только ты прекращал, он выпускал когти. — Она задумчиво смотрела в потолок. — Полагаю, все люди уже в раннем возрасте принимают решение, к какому полу они относятся, верно?

— Только не говорите, что вам приходилось что-то выбирать с таким телом, — пробормотал я.

Она часто-часто заморгала ресницами:

— Сомневаюсь, чтобы Антон соизволил принять окончательное решение до самого последнего часа. У него была связь и с Наташей и с Лоренсом Бомоном, причем в одно и то же время, он натравливал их друг на дружку. Ужасная была неразбериха!

— Достаточно грязная для того, чтобы один из них убил его?

— Кто знает? — Она беспечно пожала плечами. — Я надумала покорить его, этот потрясающий профиль и все прочее, с первой же минуты, как он переступил порог нашего дома. В течение пары дней он относился весьма положительно к данной идее, пока не сообразил, что стал объектом для шуток всех обитателей дома, и тогда моментально ко мне охладел и решил наказать. Он выбрал для этого подходящий момент, когда мы все вечером сидели за обеденным столом. По-моему, у него ушло минут пятнадцать, чтобы предсказать мою судьбу: что я из себя представляю, как выгляжу и что он предпочел бы пустить себе пулю в лоб, нежели приблизиться ко мне. Так что, возможно, и у меня имелась причина убить это ничтожество?

— Что вы скажете о бродяге? — спросил я. — Кому в голову пришла мысль выдумать его?

Сисси сразу же выпрямилась, на ее лице появилось крайне удивленное выражение.

— Никто ничего не изобретал и не придумывал, — запротестовала она. — Он совершенно реальное существо, не сомневайтесь. Я сама слышала его шаги по ночам, когда он бродил вокруг дома. Лично меня это здорово переполошило, потому что я посчитала, что, кто бы это ни был, он наверняка псих, который хочет, чтобы ты знал, что он находится снаружи и следит за домом. Не сомневаюсь, что он намеренно поднимает шум, чтобы его не приняли за какого-нибудь дикого зверя, нечаянно забредшего в наши края, или за птицу, или за кого-то еще.

— Неужели никто не пытался его изловить?

— Дики Гембл и Лоренс занимались этим вопросом на протяжении трех ночей. — Она пожала плечами. — Но стоило им отворить дверь, как он буквально растворялся в ночи. Они ходили вокруг часами, возвращались ни с чем домой, и через пять минут он снова расхаживал по дорожке. В ночное время в этаком густом лесу может спрятаться целый морской корпус, лейтенант, и никто даже не догадается о его присутствии.

— Полагаю, вы правы, — согласился я, — так никто его даже мельком не видел?

— Я в этом не уверена… Знаете, позапрошлая ночь была страшно душной. Я встала с постели, чтобы пошире распахнуть окно, не соизволив включить свет. Моя комната в задней половине дома, причем кое-кто из наших все еще оставался в гостиной… Когда я выглянула наружу, мне хорошо была видна лужайка, потому что на нее падал свет из окон первого этажа. Он, должно быть, стоял где-то за кедром… — Неожиданно она вздрогнула. — Потому что мне была видна его тень на траве. Она казалась ужасно длинной и тонкой. Не подумав, я шумно распахнула окно пошире, и тень моментально исчезла.

Только тут мне пришло в голову, что моим первоначальным намерением было обыскать комнату Леквика, поэтому я отворил ближайший стенной шкаф и проверил карманы висящей там одежды.

— Наверное, быть детективом страшно интересно? — раздался за моей спиной голос Сисси. — Я имею в виду то, что ты должен все время запускать руки в чужие карманы?

— Все зависит от того, чьи это карманы. Если это звездочка с блестящими глазками, облаченная в туго обтягивающее трико, к тому же она еще и смешливая…

— Могу себе представить! — воскликнула она. — Скажите-ка мне кое-что… Впрочем, нет, не стоит…

Первый стенной шкаф ничего не дал, я перешел ко второму; в котором находился замызганный плащ свободного покроя с поясом. В левом кармане я нашел смятую пачку сигарет.

— Ну и какова ваша излюбленная фантазия о звездочках? — с улыбкой осведомилась Сисси.

— Я знаменитый кинорежиссер, намеревающийся заново поставить «Унесенные ветром», — ответил я, направляясь к комоду. — Случилось так, что девяносто семь процентов самых очаровательных звездочек Голливуда согласны сделать решительно все, если только это поможет им получить роль Скарлетт.

Я выдвинул верхний ящик и мрачно посмотрел на дикое количество носков и галстуков.

— А вы бы беседовали с ними поодиночке, лежа на кушетке?

— Мои фантазии никогда не бывают земными, — холодно отрезал я, — я всегда приглашаю их на празднество на мою виллу с громадным парком и прудом, где собирается не менее восьми человек.

— А вы так и не решили, кому же достанется роль? — В ее голосе звучало искреннее любопытство.

— Роль достанется девушке, которая проявит наибольшую изобретательность во время оргии. Но мне ни разу не удалось решить спор между блондиночкой-акробаткой, исполнявшей номер «человек-змея», и рыженькой, которая на протяжении нескольких лет тренировала султанских жен в гареме.

Закончив с носками и галстуками, я выдвинул следующий ящик и обнаружил весьма потрепанный бумажник Леквика, высыпал его содержимое на комод и начал в нем разбираться.

— Мне пришла в голову мысль, — нарочито безразличным тоном пробормотала Сисси, — как бы я котировалась в качестве звездочки?

— Вы бы, несомненно, возглавили список девяноста семи самых красивых, — заверил я ее. — Вошли бы в число первой двадцатки.

— Велико дело! — возмущенно фыркнула она. — Благодарю вас, лейтенант Уилер!

Водительские права, страховой полис, восемнадцать долларов, памятный снимок насторожившегося молодого человека с недобрыми глазами, коллекция старых театральных билетов да пара писем. Вот и все содержимое бумажника. Первое письмо было так безжалостно потерто, что оно развалилось на куски. Это была слезная просьба поддерживать связь, поскольку писавший не имел никаких вестей более года. Автором была его тетушка в Колорадо, выяснил я, дочитав до конца. Письмо было получено пять лет назад.

Зато второе было свеженьким и даже слегка пахло духами. Точнее сказать, это была записка, а не письмо:

«Антон,

я должна встретиться с вами вечером в пятницу, это крайне важно. Ждите меня в баре „Рикошет“. Я буду там около половины восьмого и останусь до вашего появления. Дело не терпит отлагательств.

Аманда У.»

Я сложил записку и спрятал ее в свой бумажник. В других ящиках не было ничего примечательного, поэтому я направился от комода к кровати, но меня остановило на полпути холодное выражение синих глаз.

— Полагаю, являясь детективом, вы должны постоянно играть в страшные тайны и жуткие секреты! Ну как иначе можно выносить такую тоскливую жизнь?

— Письмо от его тетушки в Колорадо, написанное пять лет назад? — Я беспечно махнул рукой. — Велик секрет!

— Было два письма!

— Второе от какой-то дамочки по имени Аманда, — я пожал плечами, — вы знаете ее?

— Назовите женское имя, любое имя, — задумчиво произнесла Сисси, — и окажется, что когда-то в прошлом вместо него я говорила «мама».

— Аманда У., — не унимался я, — знаете ли вы какую-нибудь Аманду У.?

Она немного подумала:

— Аманда Уайлд Вист? Как насчет Аманды Уиллин-Гэндебл? Нет, это слишком нелепо! Постойте… — Внезапно лицо ее приняло испуганно-недоверчивое выражение. — Аманда Уоринг.

— Кто такая Аманда Уоринг?

— Четвертая жена моего страдающего старческим слабоумием папеньки. Четвертая и последняя. Она была на три года старше меня, когда они поженились. Мне доставляло величайшее удовольствие относиться к ней, как к пожилой маменьке.

— Они развелись?