На первый взгляд Бруно Сарти не производил хорошего впечатления. Утром он не соизволил побриться. Рубашка у него была просто грязная, на правом глазу начинался ячмень. К тому же от него мощно разило чесноком.

Я предложил ему войти.

Он снял шляпу, под ней скрывалась довольно редкая шевелюра, искусно зачесанная таким образом, чтобы прикрыть лысину. Он присел на краешек стула, я же прошел к открытому окну и устроился на подоконнике — мне необходим был свежий воздух.

— Мне нужно получить кое-какие сведения, — заявил я ему. — Причем, как можно скорее. Цена не имеет значения. Так что ваше агентство может бросить на это дело столько агентов, сколько найдет нужным.

Его черные, налитые кровью глаза приоткрылись, он изобразил нечто вроде улыбки, показав несколько золотых зубов. Я бы сравнил эту улыбку с гримасой боли, которую вызывают желудочные колики.

— Сведения, которые мне нужны, и тот факт, что я ваш клиент, должны сохраняться в глубокой тайне. Полиция ведет параллельное расследование, так что постарайтесь с ней не соприкасаться.

Его так называемая улыбка тут же пропала, глаза сузились.

— У нас наилучшие отношения с полицией, — сказал он, — мы не собираемся их портить.

— И не надо. Мне просто нужно узнать, с какими мужчинами поддерживала отношения одна молодая девушка, проживавшая в Риме. Она американка, находилась здесь 14 недель. Ее звали Элен Чалмерс. Я могу дать вам несколько ее фотографий. Первоначально она остановилась в "Эксельсиоре", где прожила четыре дня. Потом сняла квартиру. У нее было много друзей. Выясните их имена, адреса и те места, где их можно найти. Кроме того, меня интересует, как она проводила свободное время.

Я протянул ему несколько фотографий Элен, которые Джина вынула из нашего дела, а также карточку с адресом квартиры Элен.

— Синьорина пала жертвой несчастного случая в Сорренто? — спросил Сарти, глядя на меня цепкими глазами. — Это была дочь Шервина Чалмерса, магната американской прессы. — Несмотря на свою непрезентабельную внешность, он оказался человеком осведомленным.

— Верно.

Снова блеснули золотые зубы. Сарти наклонил голову. Надо полагать, сообразил, что напал на золотую жилу. Достав из кармана дешевую записную книжку и огрызок карандаша, он сделал несколько заметок и заверил меня, что немедленно займется этим делом.

— Это не все. Мне еще надо установить, кому принадлежит темно-зеленый "рено" с таким номером, — я протянул ему бумажку с номером машины и добавил: — Полиция утверждает, что этот номер не зарегистрирован. Так что искать надо саму машину. И хотелось бы взглянуть на водителя.

Он записал и это. Потом захлопнул книжку и спросил:

— Смерть синьорины может быть вовсе не случайной, не так ли, синьор?

— Не знаю. Вас это не должно касаться. Вы задание получили. Пусть полиция занимается своим делом, а вы своим. Позвоните мне, как только что-то узнаете. Не затрудняйтесь писанием отчетов. Торопитесь — это главное.

Он обещал, что приложит все старания, но попросил, чтобы я дал ему, как полагается, некоторый задаток. Я выписал чек на 17 тысяч лир, и он стал с еще большим жаром заверять меня, что все будет сделано быстро и оперативно. После этого он удалился, отвешивая бесконечные поклоны. Я открыл для проветривания второе окно и тоже ушел — пора было отправляться на встречу с Мэтьюсом.

Я нашел его в баре у Гарри, где он дегустировал скотч со льдом. Это был высокий, худощавый человек с жесткими чертами лица, проницательными глазами, выступающей вперед челюстью и крючковатым носом.

Мы пропустили по рюмочке в баре, прежде чем пойти в ресторан. Обед мы начали с боттарги — это разновидность икры из молок барабульки. Затем последовало поло ин паделла — мясо цыпленка с ветчиной, чесноком, майораном, томатами и вином. Мы наслаждались и говорили о пустяках. Только после того, как мы отведали рикотта, знаменитого римского сыра с корицей, я перешел к делу.

— Джим, мне нужны кое-какие сведения.

Он улыбнулся.

— Я не олух, чтобы воображать, что ты устроил этакий пир в честь нашей дружбы… Валяй, что там у тебя?

— Имя Миры Зетти тебе ничего не говорит?

Реакция была мгновенной. Благодушие куда-то исчезло, он впился в меня глазами.

— Ну-ну… Это уже интересно! Почему ты об этом спрашиваешь?

— Извини, Джим, я не могу объяснить. Кто она?

— Дочь Фрэнка Зетти, конечно. Тебе следовало бы знать.

— Гангстера?

— Не будь ребенком, Эд.

— А ты не задавайся. Я кое-что знаю про Зетти, но не слишком много. Где он сейчас?

— Хотел бы я знать. Безусловно, в Италии, но где-то скрывается. Никто не имеет ни малейшего представления. И полиция тоже. Он около двух месяцев назад покинул Нью-Йорк, приехал морем в Неаполь, сразу же представился полиции и назвал свой адрес — отель "Везувий". Но оттуда почти сразу же исчез, и полиция нигде не могла его разыскать. Доподлинно известно, что он не уехал из Италии, но где скрывается, неизвестно.

— Что, и дочь не знает?

— Ну, она-то, может, и знает, да только не скажет. Я с ней говорил как-то. Она живет в Риме уже пять лет и утверждает, что отец с ней не контачил. Он даже ей не писал.

— Расскажи, что ты знаешь о Зетти, Джим.

— А ты не хочешь заказать немного бренди? Было бы преступлением не завершить достойно такой королевский перекусон.

Я сделал знак официанту и заказал два двойных бренди, потом предложил Мэтьюсу сигару, которую приберегал для такого вот случая. Он предварительно осмотрел ее, откусил кончик и закурил. С некоторым беспокойством я ждал его первой затяжки. Когда он убедился, что я не подсунул ему дешевку, он сказал:

— Про Зетти я знаю немногим больше тебя. Он контролировал профсоюзы пекарей и официантов. Очень крутой и опасный парень, который ни перед чем не останавливался. Они с Менотти были заклятыми врагами, каждый стремился взять верх над другим. Возможно, ты знаешь, что Менотти подбросил упаковку героина в квартиру Зетти, а потом настучал в отдел по борьбе с наркотиками. Те устроили обыск, нашли героин, и Зетти влип. Правда, подстроено все было довольно неуклюже, и адвокат Зетти без особого труда отвел обвинения против своего клиента. Но пресса подняла такой шум, что в конце концов его причислили к "нежелательным иностранцам". Поскольку он сам никогда не скрывал, что он итальянец, ему не могли воспрепятствовать вернуться на историческую родину. Итальянская полиция, естественно, не была в восторге. Она ждала малейшего повода, чтобы бросить его за решетку, но он внезапно исчез.

— До меня дошли слухи, что Зетти виновен в убийстве Менотти.

— Это более или менее верно. Перед отъездом он грозился это сделать. Я готов прозакладывать последний доллар, что если Зетти и не ухлопал его собственноручно, то руку приложил наверняка.

— Как это произошло? Менотти не принял Зетти всерьез?

— Наоборот. Он и шагу не мог ступить без охраны, без вооруженных до зубов бандитов. Но убийца все же сумел его подловить. Менотти допустил фатальную ошибку. У него имелась тайная квартира, в которой он раз в неделю проводил время со своей приятельницей. Там он считал себя в полной безопасности. Охранники провожали его, осматривали помещение, дожидались появления девицы и потом, когда Менотти надежно запирался, они исчезали. На следующее утро они звонили в дверь и эскортировали Менотти обратно.

И в ту ночь все происходило по раз и навсегда заведенному распорядку. Но когда утром пришла охрана, она нашла дверь открытой, а Менотти мертвым.

— А девица? Кто она была?

Мэтьюс пожал плечами.

— Этого вроде бы никто не знает. В день убийства Менотти она исчезла до того, как преступление было обнаружено. Жила она в другом месте. Когда Менотти со своими людьми приходил, она уже ожидала в квартире, но охранники ее не видели. Пока они осматривали помещение, она стояла у окна, повернувшись к ним спиной. Единственное, что они могли сказать, это то, что она блондинка и с хорошей фигурой. Полиция тоже ничего не выяснила. Полагают, что это она впустила убийцу, поскольку замок не был взломан. Я лично считаю, что она просто заложила Менотти за крупную сумму.

Некоторое время спустя, переварив услышанное, я спросил:

— Не знаешь ли ты итальянца, крепкого, плечистого, с зигзагообразным шрамом на правой щеке, по имени Карло?

Мэтьюс покачал головой.

— С таким не знаком. А какое отношение он имеет к этой истории?

— Пока я сам не понимаю, но мне очень хотелось бы выяснить. Очень прошу тебя, Джим, если ты про него что-нибудь проведаешь, сообщи мне.

— Ну, конечно! Но, может быть, ты мне все же объяснишь, откуда такой повышенный интерес к Зетти? Что это означает?

— Поверь, что пока я ничего не могу сказать. Однако я даю слово, что, если в дальнейшем мне удастся выяснить что-то для тебя интересное, я сразу же дам тебе знать.

Он поморщился.

— Не люблю, когда от меня что-то скрывают, — он пожал плечами. — Ну ладно, по крайней мере, ленч был хорош… Если я тебе больше не нужен, я пошел. У меня еще много работы. Еще что-нибудь хочешь узнать? Спрашивай, пока я не окунулся в повседневные заботы.

— Пока нет, но я оставляю за собой право позвонить тебе в случае необходимости.

— Прекрасно. Не стесняйся, звони. А, может, ты уже пронюхал, где прячется Зетти?

— Если пронюхаю, скажу.

Мэтьюс поднялся. Печально покачав головой, он сказал:

— Свежо предание, но верится с трудом. Скорее я скажу жене, что у меня новенькая секретарша, и у нее такие же ножки и бюст, как у Джен Рассел. Ладно, пока, дружок. Не сомневайся, если я с тобой не увижусь в этом мире, то на твои похороны непременно приду!