— В аппарате не было никакой пленки, — сухо отрезал Гранди.

— Не было пленки? Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

Уставившись на стенку, я стал рассуждать вслух:

— Но если пленки там не было, значит, она ничего не снимала там, на скале?

— Не обязательно, она могла просто забыть зарядить аппарат.

Я вспомнил, что счетчик показывал, что она все-таки использовала четыре метра пленки. Я знаком с этими камерами и знаю, что, когда пленка заряжается, автоматически выскакивает "0" на показателе. С некоторым сомнением я протянул:

— Возможно… А что думает по этому поводу Карлотти?

— Почему вы считаете, что он должен что-то думать? — прозвучал резкий вопрос.

— Хорошо, благодарю вас. И вот еще. На вилле ничего не было взято, если не считать драгоценностей?

— Полиция ничего не конфисковала.

— Кинокамера вам больше не нужна? Мистер Чалмерс поручил мне собрать личные вещи его дочери. Если я сейчас заскочу к вам, то смогу ее получить?

— Нам она больше не нужна.

— Отлично. Тогда я еду.

Я повесил трубку. Что бы ни говорил Гранди, счетчик показывал 4 метра. То есть столько пленки было отснято. Значит, кто-то вырвал ее из аппарата, потому что не знал, как пользоваться перематывающим устройством. При этом пленку засветили. То есть ее извлекли не с намерением сохранить. Наоборот, ее старались уничтожить. Почему?

Я налил себе еще виски. Меня бросило в жар. А вдруг я ухватился за ниточку, с помощью которой смогу распутать весь клубок? Может, не зря Чалмерс говорил, что верит в мои способности?

Несомненно, сама Элен не стала бы вырывать пленку из аппарата: она знала об автоматике. Тогда кто же? И тут у меня мелькнула мысль, показавшаяся мне гениальной. Я вспомнил о десяти коробках пленки, которые мне показывала Элен в Риме. Я тогда посмеялся над ней, что она столько накупила. Она же ответила мне, что собирается использовать их в Сорренто.

А между тем ни на вилле, ни среди личных вещей Элен не было коробок с пленками. Даже из камеры была вынута пленка. Полиция ничего не конфисковала. Так не пленку ли искал на вилле широкоплечий тип вечером того рокового дня? И не он ли вырвал пленку из аппарата, прежде чем бросить его в море?

Для большей уверенности я снова обшарил весь дом, теперь уже специально разыскивая пленку, и снова ничего не нашел. Удостоверившись в этом, я запер виллу на ключ, положил его в карман и отправился по тропинке к скале.

Солнце сильно припекало. Я снова прошел мимо неприступной виллы. На этот раз я задержался, чтобы посмотреть на нее. На террасе, в тени зонтика, я увидел женщину в купальном костюме. Она сидела в шезлонге и читала газету. Сверху мне была видна лишь загорелая рука, держащая газету, и длинные, тоже загорелые ноги. Конечно, было бы любопытно повнимательнее разглядеть эту особу, но у меня были свои дела, так что я пошел к месту падения Элен.

Уже не знаю, что я искал, но я методически обшарил тропинку и окружающие скалы в радиусе 30 ярдов. Задача оказалась трудной, особенно под палящим солнцем. Но я все стерпел и был вознагражден за это окурком бирманской сигары — так называемой чирутки.

Когда я стоял на тропинке, разглядывая окурок, мне вдруг почудилось, что за мной кто-то наблюдает. Это меня встревожило, но я не подал виду, что что-то заподозрил, хотя у меня сильно заколотилось сердце. Конечно, стоять над обрывом, имея за спиной невидимого врага, — это кого угодно встревожило бы.

Я сунул находку в карман, выпрямился и отошел от обрыва. Чувство, что за мной наблюдают, не проходило. Я оглянулся с самым безмятежным видом. Густые кустарники и лес, начинающийся в 50 ярдах от тропинки, могли скрыть хоть десяток наблюдателей.

Я медленно двинулся назад к вилле. И все время чувствовал на спине чей-то взгляд. Трудно сказать, какого напряжения стоил мне этот переход. Я прилагал нечеловеческие усилия, чтобы заставить себя не оглянуться. Только усевшись в "линкольн", я начал понемногу отходить.

III

Вернувшись в Сорренто, я первым делом пошел в агентство по найму помещений, расплатился за аренду виллы и оставил свой адрес в Риме на тот случай, если на виллу будет приходить корреспонденция для Элен.

Агент выразил сожаление, что такая молодая и красивая девушка погибла такой нелепой смертью. Он добавил, что написал владельцу поместья о происшедшем и посоветовал поставить ограждение у тропинки.

У меня не было настроения распространяться на эту тему. Я буркнул что-то невразумительное, пожал протянутую руку и вернулся назад к машине.

Следующим пунктом было управление полиции Гранди продержал меня в приемной не менее получаса, пока мне наконец не вынесли злополучный аппарат. Я дал расписку. Повесив камеру через плечо, я вышел на улицу и сел в машину. Случай на скале сделал меня осторожным и подозрительным. Внимательно вглядываясь в зеркальце заднего обзора, я обратил внимание на темно-зеленый "рено", который так резко сорвался с места, что только чудом не врезался в объезжавшую его машину. Мне показалось, что за мной следили.

У "рено" был защитный козырек от солнца, который не позволял мне разглядеть водителя, что еще больше насторожило меня. Я взял направление на Неаполь, двигаясь со средней скоростью, то и дело поглядывая в зеркальце. "Рено" сохранял стометровую дистанцию. Некоторое время я делал сорок миль в час, и "рено" держался за мной.

Только когда я приблизился к въезду на автостраду, я решил проверить — действительно ли "рено" следит за мной или это случайность.

Я увеличил скорость до шестидесяти миль в час. "Рено" все так же торчал в сотне ярдов позади. Я выжал педаль газа до упора. "Линкольн" рванул вперед. Через минуту стрелка спидометра уперлась в отметку восемьдесят семь миль в час.

"Рено" сильно отстал, но тоже увеличил скорость. Я видел в зеркальце, как сокращается разрыв между нами, и был уже уверен, что меня преследуют.

На широкой прямой автостраде не было шансов стряхнуть его с хвоста. Я решил оставить это до Неаполя. Я сбросил скорость до семидесяти и держал так до конца автострады.

Когда я замедлил ход, чтобы предъявить права при съезде с автострады, водитель "рено" сообразил, что ему будет трудно следить за мной в потоке транспорта, поэтому он решил приблизиться ко мне. Я воспользовался этим, чтобы запомнить номер машины.

Шофер "рено" оказался гораздо опытнее меня, так что мне не удалось от него удрать. Все мои лавирования привели лишь к тому, что на меня обрушилась ругань водителей соседних машин, которым я не давал возможности спокойно двигаться в общем потоке.

Я доехал до "Везувия", поставил "линкольн" в единственную свободную щель между двумя легковыми машинами и поручил его заботам швейцара. Затем прошел в холл. Оттуда я надеялся увидеть "рено" через окно, но напрасно.

Тогда я пошел в бар, заказал скотч с содовой и принялся изучать кинокамеру. Мои предположения оправдались. Пленка действительно была вырвана, обрывок в сантиметров шесть торчал у зажима, обеих катушек не было. Засунув аппарат снова в чехол, я крепко задумался.

Логичнее всего предположить, что пленку вырвал Икс. По-видимому, Элен засняла что-то, что он хотел сохранить в тайне. Допустим, он застал ее на скале. Видя его идущим по дорожке, она навела на него камеру и принялась снимать. Он понимал, какой грозной уликой является этот фильм. Он вырвал катушки и уничтожил, после того, как расправился с Элен.

Внезапно я осознал, что, стоило мне догадаться об исчезновении катушек с пленками и чистых коробок, я тут же сделал вывод, что Элен погибла не от собственной неосторожности. Мне не хотелось бы этого признавать, но, как говорится, факты — упрямая вещь… Догадки Чалмерса были верны. Элен не умерла от несчастного случая. Она не покончила с собой.

Мое положение ухудшалось с каждой секундой. Элен была убита, и если я не смогу быстренько прокрутиться и оправдать высокое мнение Чалмерса обо мне, то обвиняемым в этом деле окажусь я.

Глава 6

I

— Мистер Доусон, если не ошибаюсь?

Когда меня таким образом оторвали от невеселых дум, я от неожиданности чуть не выронил камеру. Подняв голову, я увидел перед собой Джун Чалмерс. На ней было надето короткое светло-серое платье с красными пуговицами и поясом, красные туфли на высоченных каблуках и изящная шляпка с белым пером.

Я поднялся.

— Совершенно верно, миссис Чалмерс.

— Вы ждете моего мужа?

— Я рассчитывал увидеть его до отъезда.

— Он скоро будет.

Она села в кресло рядом с тем, с которого я встал, и скрестила ноги. Короткая юбка не прикрывала колени.

— Присядьте, мистер Доусон, мне нужно с вами поговорить.

— Могу ли я вам что-нибудь предложить?

— Нет, благодарю вас, я только что пообедала. Мы намерены улететь самолетом в 15.15. Муж следит за упаковкой багажа. Он обожает сам руководить этим делом.

Я сел, внимательно глядя на нее.

Она продолжала:

— Мистер Доусон, у меня мало времени, потому я буду кратка. Не удивляйтесь, если услышите резкое слово по адресу Элен, но мне необходимо ввести вас в курс дела. Мой муж — человек суровый и крутой, но, как и большинство мужчин такого склада, он в чем-то сентиментален и близорук. Его единственная настоящая любовь — дочь. Он ее боготворил и наделял всеми теми качествами, которые хотел в ней видеть…

Я поежился. Мне пока было неясно, куда она клонит. Невольно на ум пришли слова Элен об отце, сказанные с непритворной горечью. Она утверждала, что он совершенно ею не интересуется, думает только о себе и тех девицах, которые его забавляют. То, что говорила Джун Чалмерс, в эту картинку не вписывалось. Я осторожно заметил: