— А что случилось с ним, миссис Мерсер?

— Вы… знакомы с ним?

— Да.

— У него развилась фобия — реакция страха на выход из дома.

— Что это значит?

— Это значит, что он не хочет выходить из дома.

— Не хочет или не может?

— Если хотите, не может.

— Я спрашиваю, миссис Мерсер, зависит ли выход из дома от его желания? Или он не может выйти?

— Насколько я понимаю, мистер Хейвз, — а я должна сказать, что мы не проверяли состояние миссис Лэссер после… да, 1945 года, — насколько я понимаю, Тони Лэссер не выходил из своего дома в Ныо-Эссексе с тех пор, как вернулся из школы в июне 1942 года. Это очень длительный срок, мистер Хейвз. Известно ли вам, в чем заключается фобия?

— Не совсем.

— Фобия — это… как бы объяснить вам… это ограничительное воздействие чувства тревоги. Как только чувство тревоги принимает устойчивый характер…

— Что вы имеете в виду под тревогой? — спросил Хейвз.

— Ну вот, человек двадцатого века, и не знает, что такое тревога, — сказала миссис Мерсер и улыбнулась.

— Это плохо?

— Если вы никогда не испытывали этого чувства, это хорошо, — ответила она. — Тревога — это чувство страха, психическая напряженность, проявляющаяся при большинстве видов психического расстройства. Что касается Тони Лэссера, то у него состояние тревоги имеет симптомы фобии. .

— Но почему он не может выйти из дома? — поинтересовался Хейвз.

— Потому что, если бы он вышел, это было бы для него мучительно.

— В каком смысле?

— Он начал бы дрожать или обливаться потом, у него могло бы начаться сильное сердцебиение, он мог бы почувствовать дурноту или действительно упасть в обморок, могло бы появиться ощущение спазмов в желудке… — Миссис Мерсер пожала плечами. — Другими словами, состояние крайней тревоги.

— Но несмотря на это, мог бы он выйти из дома, если бы захотел?

— Как вам сказать…

— Ну, например, если бы в доме возник пожар, он бы, наверное, попытался выйти, не так ли?

— Возможно, да. Это зависит от того, насколько сильна его фобия. Вообще, я думаю, мы можем сказать, что реальный страх перед пожаром, непосредственное присутствие огня могли бы оказаться сильнее фобии у такого человека.

— Значит, Лэссер мог бы выйти из дома? — спросил Хейвз. — Он мог бы убить своего отца?

— Не знаю, — сказала миссис Мерсер и пожала плечами, — конечно, возникло бы состояние очень сильной тревоги. Но, возможно, он рискнул бы, если бы жажда убийства была достаточно сильна.

— Благодарю вас, миссис Мерсер.

— Я считаю возможным, что он вышел из дома, мистер Хейвз, однако не считаю это вероятным. Тони Лэссер не наш пациент, так что вообще-то я мало знаю о причинах и проявлениях его фобии. Но я знаю, что в последний раз, когда он уехал из дома — в 1939 году — его мать пыталась покончить с собой. Маловероятно, что он попытается снова покинуть дом.

— Вы хотите сказать, что он боится, как бы она снова не попыталась покончить с собой?

— Это слишком поверхностное суждение, мистер Хейвз. Если бы ответ был так однозначен, я очень сомневаюсь, что вообще существовали бы фобии. Я бы скорее предположила, что, может быть, он хотел бы, чтобы она снова попыталась покончить с собой.

— Как так?

— Возможно, он хочет, чтобы его мать умерла. Но он знает, что если он выйдет из дома, она может опять попытаться покончить с собой. Это удовлетворило бы его тайное желание, и перспектива исполнения этого желания настолько пугает его и вызывает такое состояние тревоги, что у него развивается фобия. '

— Что-то очень сложно, — сказал Хейвз н вздохнул.

— Человеческие существа очень сложны, мистер Хейвз. Даже самые уравновешенные.

— Наверное, это так, — сказал Хейвз, улыбаясь. Он встал и протянул руку. — Очень вам признателен, что вы уделили мне так много времени, миссис Мерсер. Я знаю, как вы заняты.

— Вы действительно очень спешите? — спросила она. — Мой муж сейчас на собрании персонала, но он скоро спустится. Мы обычно пьем чай в 4 часа. — Она сверкнула улыбкой. — Старая бостонская привычка, знаете ли.

— Да, мне это известно.

— Так вы останетесь? “

— Я, можно сказать, с детства приучен к чаепитию, миссис Мерсер, — сказал Хейвз.

— Тогда присоединяйтесь к нам. У меня ощущение вины перед вами. Мне кажется, что я совсем вам не помогла.

— Что поделать, может быть, моему напарнику больше повезло, — сказал Хейвз. — Во всяком случае, я с удовольствием выпью чай с вами и вашим мужем.

Денни Джимп, кажется, полюбил выходить на улицу.

Карелла был не прочь подышать свежим воздухом, но предпочел бы, чтобы Денни выбирал более подходящее место встречи.

«На углу Пятнадцатой и Уоррен», — сказал Денни, несомненно, выбрав этот перекресток именно потому, что он находился в нескольких милях от полицейского участка. Он мог не знать, что угол пересечения этих улиц представляет собой пустырь, где завывают и свищут январские ветры, а может быть, знал, но назначил там свидание нарочно. Карелла поднял воротник пальто, втянул голову в плечи, хак черепаха в панцирь, и, несмотря на это, уже не чувствовал своих ушей, полы пальто хлестали его по ногэд и он проклинал Денни Джимпа на чем свет стоит, и только диву давался, зачем отцу понадобилось покидать Италию. В Италии* когда карабинеры встречаются с осведомителями, они, наверное, сидят за столиком в открытом кафе на тротуаре, под лучами солнца. «Buon giorno, tenenta, — говорит осведомитель. — Vuole un. piccolo bicchiere di vino?»[39]

— Хелло, Стив, — прошептал голос позади него.

Он узнал голос Денни и обернулся. На Денни было теплое пальто из толстого ирландского твида с огромным воротником, который закрывал весь его затылок. Шею он обмотал шерстяным кашне, > голову его украшала клетчатая 'кепочка с желтыми наушниками. Он выглядел жизнерадостным, отдохнувшим, и от него просто зеяло теплом, как от только что поджаренного тоста.

— Пошли отсюда, пока я не обледенел, — сказал Карелла. — Что с тобой, Денни? Раньше мы встречались как цивилизованные люди — в ресторане или баре, а теперь у тебя развился тундровый комплекс, не иначе.

— Вы замерзли? — спросил Денни удивленно.

— Я стою на этом углу уже пятнадцать минут. Послушай только, как воет ветер. Прямо как в фильме «Нанук с Севера».

— Ха! А мне тепло, — сказал Денни.

— Здесь неподалеку есть кафетерий. Зайдем, — сказал Карелла. И по дороге спросил — Чем ты меня порадуешь?

— Я разузнал насчет игры. Не знаю, пригодится ли вам, но я выяснил.

— Выкладывай.

— Прежде всего, она велась не так регулярно, как вы сказали. Время от времени, когда захочется. Иногда раза два-три в неделю, иногда, может быть, раз в месяц, ясно?

— Ясно, — сказал Карелла. — Заходи. Это здесь.

Он вошел в кафетерий через вращающуюся дверь, и Денни последовал за ним.

— Всегда боялся вращающихся дверей, — сказал Денйи.

— Почему?

— Застрял один раз, когда был мальчишкой.

— Кофе выпьешь?

— Конечно.

Они подошли к стойке, взяли по чашке кофе и нашли свободный столик в глубине зала. Прежде чем сесть, Денни очень внимательно огляделся.

— Многие из этих кафетериев — места встреч наркоманов, — сказал он. — Я хотел убедиться, что нас никто не засек.

— О’кей, — сказал Карелла, — так как насчет игры?

— Я уже сказал, что вы ошиблись, когда подумали, что она велась регулярно.

— Продолжай. .

— Насчет ее постоянного места вы были правы. Но, Стив, игра была мелкой.

— Ты имеешь в виду число игроков или ставки?

— И то, и другое. В лучшем случае набиралось человек десять.

— Ну, это довольно крупная игра, — сказал Карелла.

— Нет, не скажите. Я видел, как расстилают одеяло, а вокруг садится десятка два игроков.

— Ладно, а как насчет ставок?

— Мелочь. Предел не устанавливали, но ставки редко превышали доллар или два, ну, иногда пятерик. Вот и все.

— А Лэссер? Он держал банк?

— Не…

— Тогда зачем ему было рисковать, разрешая игру в подвале?

— Не знаю, Стив.

— Какая-то бессмыслица.

— Да и игроки тоже не поймешь что.

— Кто играл, Денни?

— Все время разные люди, большей частью мелкие жулики. Только двое постоянных, насколько я установил.

— Кто такие?

— Одного зовут Элли Акула Спедино, знаете его?

— Что можешь о нем сказать?

— Ничегошеньки, — ответил Денни. — Кажется, он отсидел несколько сроков в Кэстлвыо, не знаю за что.

— Ладно, кто второй постоянный?

— Какой-то тип по имени Сигти Рур. Слышали о таком?

— Нет.

— И я не слышал. В общем — детские игрушки. Какие там деньги — и говорить не о чем. Да и игроки никому не известны. Никто ни черта не слышал о них.

— А ты не узнал, может, кто-нибудь сорвал большой куш?

— Как можно сорвать большой куш, когда в банке нет больших денег? И потом, если Лавеф ничего не получал от игры, то кто может иметь что-то против него?

— Да, ты прав. Непонятная история.

— Одно ясно, — сказал Денни. — По какой бы причине Лэссер ни разрешал вести игру в подвале, он ничего с этого не имел.

— Он что-нибудь вкладывал в игру?

— Как это?

— Ну, сам он играл? — спросил Карелла.

— Нет. Иногда смотрел, как играют. А большей частью сидел в другом конце подвала и читал газету или раскладывал пасьянс. Вот такие дела.

— От кого ты это узнал, Денни?

— От парня, который несколько раз участвовал в игре, а потом бросил, когда увидел, что поживиться нечем.

Карелла покачал — головой.

— Не могу понять, в чем дело, ей-богу.