Согласно сведениям Фреда и Пегги, атмосфера в студии в ходе обсуждения не раз накалялась, причём Майон подлил масла в огонь с самого начала, взяв пистолет с бюста Карузо и положив его на стол возле своего локтя. О подробностях Фред и Пегги имели весьма общее представление, но как бы там ни было – пистолет не стрелял. Кроме того, существовала масса свидетельств, что по окончании встречи Майон, если не брать во внимание его гортань, оставался цел и невредим. Он дважды звонил по телефону: один раз – своему парикмахеру, другой – богатой оперной меценатке. Несколько позже ему звонил его импресарио, Руперт Гроув, а около половины шестого Майон позвонил вниз служанке, чтобы та принесла ему бутылку вермута и лед. Когда служанка принесла поднос в студию, Майон был жив и здоров.

Я тщательно записал имена всех действующих лиц в блокнот, так как, похоже, дело должно было кончиться предъявлением одному из них обвинения в убийстве, причём особенно привлекло моё внимание одно имя: Клара Джеймс, дочь Джиффорда. Оно представляло троякий интерес. Во-первых, причиной расправы Джеймса над Майоном послужило подозрение Джеймса (или уверенность – Фред и Пегги точно не знали) что Майон переступил в отношениях с его дочерью черту дозволенного. Во-вторых, это имя завершало составленный Фредом со слов лифтера и швейцара список посетителей, поднимавшихся к Майону в тот день. Клара Джеймс пришла около четверти седьмого, поднялась на этаж, где была студия, то есть на тринадцатый, а чуть позже, минут через десять, вызвала лифт на двенадцатый, спустилась и ушла. На третий примечательный момент указала Пегги, которая после разговора с Фредом ещё немного постояла в парке и около пяти вернулась домой. Она не поднималась в студию и не видела мужа. В половине седьмого в дверь позвонили, и, поскольку служанка хлопотала с кухаркой на кухне, Пегги открыла сама. На пороге стояла Клара Джеймс, бледная и возбужденная, как, впрочем, всегда. Она спросила, где Альберто. Пегги ответила, что он, кажется, в студии. Клара возразила, что его там нет, и добавила, что это, в общем-то, не имеет значения. Она отвернулась, чтобы вызвать лифт, и Пегги, не испытывая нужды в компании, тем более в лице Клары Джеймс, захлопнула дверь.

Через полчаса пришёл Фред, они с Пегги поднялись в студию и нашли там Альберто, но уже не целым и невредимым.

Задавать вопросы можно было всю ночь, и, хотя Вульф останавливался только на том, что считал наиболее существенным, дело перевалило на третий час и третий блокнот. Он совершенно не обращал внимания на некоторые детали, которые, на мой взгляд, требовали уточнения: например, имел ли Альберто привычку переступать черту дозволенного в отношениях с дочерьми и/или женами других мужчин, и если да, то нельзя ли узнать фамилии? Из сказанного я понял, что Альберто, похоже, не брезговал чужими женщинами, но Вульфа это, очевидно, не интересовало. Под конец он вновь съехал на тему о пистолете, но, не услышав в ответ ничего нового, нахмурился и начал язвить. Заметив, что Фред и Пегги продолжают стоять на своём, он рявкнул:

– Который из вас лжет?

Они обиделись.

– Так вы ничего не достигнете, – с горечью произнес Фред Вепплер. – И мы тоже.

– Сами посудите, зачем нам было приходить, давать вам чек, а потом самим же врать? Это же глупо! – возразила Пегги.

– Да, глупо. Именно так вы себя и ведёте, – холодно заметил Вульф. Он направил на неё указательный палец. – Смотрите. Все могло сработать точно так, как вы рассказали. Тут нет ничего абсурдного. Все, кроме одного: кто положил пистолет на пол рядом с трупом? Когда вы вместе вошли в студию, его там не было. Вы оба в этом клянетесь, и я вам верю. Затем вы, миссис Майон, покинули студию и стали спускаться по лестнице. Вы упали, и мистер Вепплер отнес вас в вашу комнату. Вы были в сознании?

– Да. – Пегги посмотрела Вульфу в глаза. – Я могла бы идти сама, но он… он захотел отнести меня.

– Понятно. Итак, вы остались в своей комнате, а мистер Вепплер, демонстрируя чудеса рассудительности, спустился на первый этаж, чтобы составить список кандидатов на роль убийцы. Затем он поднялся обратно, после чего вызвал полицию и врача, который сразу же прибыл, так как жил в том же доме. Не прошло и пятнадцати минут с момента, как вы с мистером Вепплером покинули студию, как они с доктором снова туда вошли. Дверь из студии в лифтовый холл тринадцатого этажа оснащена автоматическим замком, который защелкивается, когда дверь закрывают. Дверь была закрыта, замок защелкнут. За эти пятнадцать минут никто не мог через неё войти. Вы, миссис Майон, встав с кровати, направились в гостиную, так что через вторую дверь в студию также никто не мог проникнуть незамеченным. Служанка и кухарка, ничего не подозревая, хлопотали на кухне. Получается, что в студию никто не входил и пистолет на пол не клал.

– Но ведь кто-то же сделал это! – упрямо произнес Фред.

– А вдруг у кого-нибудь был ключ? – предположила Пегги.

– Да хоть у всех! – взорвался Вульф. – Все равно я в это не верю, и никто не поверит. – Он перевёл взгляд ни меня. – Арчи, ты поверишь?

– Разве что в кино, – признался я.

– Видите! – торжествовал Вульф. – А ведь мистер Гудвин настроен без предвзятости. Напротив, он готов за вас под пули – вон как заглядывается, даже не успевает записывать. Но и он согласен со мной, что вы лжете. Поскольку никто другой положить пистолет на пол не мог, значит, его положил один из вас. Я допускаю, что это могло быть сделано под давлением обстоятельств. – Он посмотрел на Фреда. – Предположим, вы, мистер Вепплер, открыли ящик туалетного столика миссис Майон, чтобы достать бутылочку нюхательной соли, и обнаружили пистолет, из которого, судя по запаху, недавно стреляли, подложенный, как вы сразу сообразили, кем-то с целью навести подозрение на вашу возлюбленную. Что делать? Естественно, то, что вы и сделали: взять пистолет и, ни слова не говоря, положить его наверху рядом с трупом. Или же…

– Вздор! Чистейший вздор! – отозвался Фред.

Вульф перевёл взгляд на Пегги.

– Или же вы, миссис Майон, нашли его в спальне, когда мистер Вепплер отлучился вниз. Тогда вы…

– Но это же нелепо! – с чувством произнесла Пегги. – Как он мог оказаться в моей спальне, если только я не положила его туда сама? В половине шестого мой муж был ещё жив, а я вернулась домой раньше и, пока в семь часов не пришёл Фред, непрерывно находилась в гостиной и в своей комнате. Таким образом, если исключить возможность…

– Хорошо, пусть не в спальне, – согласился Вульф. – Пусть где-нибудь ещё. Но я не могу двигаться дальше, пока один из вас не сознается. Пистолеты не летают, чёрт возьми! Я готов выслушать кучу лжи от остальных, по крайней мере от одного из них, но сперва хочу добиться правды от вас.

– Вы её услышали, – заявил Фред.

– Нет, не услышал.

– Тогда это пат[1]. – Он встал. – Пегги?

Они посмотрели друг на друга, и между ними повторился прежний немой диалог. Когда они добрались до того места сценария, где говорилось «это должно быть прекрасно всегда…», Фред сел.

Но тут вмешался Вульф, не имевший в пьесе собственной роли.

– Пат, я полагаю, означает конец игры? – произнес он сухо.

Теперь настало время действовать мне. Заяви Вульф открыто, что не желает браться за дело, и его уже ничем не перешибешь. Я встал, переложил симпатичный розовый чек с его стола на свой и, прижав драгоценную бумажку пресс-папье, широко улыбнулся.

– Вы чертовски правы, – сказал я ему, – И хотя «чертовски» – не совсем то, что вы любите называть «неопровержимым», я могу составить целый список клиентов, которые сидели в этом кабинете и лгали: Майк Уолш, Каллида Фрост, этот парень из кафетерия – Пратт… О, да дюжины! И что с того? Их деньги были вполне нормальными, а я ещё не настолько отстал со своими записями, чтобы не суметь наверстать упущенное. Неужто все труды напрасны?

– Кстати, по поводу этих записей я хочу сделать заявление, – твёрдо произнес Вепплер.

Вульф уставился на него.

– Мы пришли сюда, – начал Вепплер, – чтобы конфиденциально сообщить о ситуации, в которой мы оказались, и попросить вас о помощи. Однако ваши обвинения во лжи вызывают сомнение, стоит ли продолжать этот разговор. Впрочем, если миссис Майон хочет его продолжать, я готов. Но знайте: если вы разгласите услышанное, сообщив в полицию или кому-либо ещё, что, когда мы вошли в студию, там не было никакого пистолета, – мы будем все отрицать, и отрицать упорно, несмотря на ваши дурацкие записи! – Он повернулся к своей возлюбленной. – У нас нет другого выхода, Пегги. Хорошо?

– Мистер Вульф не станет сообщать в полицию, – уверенно возразила она.

– Возможно, нет. Но если сообщит, ты будешь все отрицать вместе со мной!

– Конечно, буду, – пообещала она так, словно он попросил её помочь убить гремучую змею.

Вульф смотрел на них, поджав губы. Поскольку чек лежал на моем столе, то есть уже почти в банке, он, очевидно, решил прибавить эту парочку к списку клиентов, которые говорили неправду и, смирившись, двигаться дальше. Он с усилием приподнял веки, повращал глазами и снова прикрыл их.

– Теперь необходимо обсудить некоторые детали, – сказал он. – Вы, конечно, понимаете, что в своих рассуждениях я исхожу из факта вашей невиновности, но это условно: у меня на совести столько неверных предположений, что одним больше, одним меньше – значения не имеет. Есть ли у вас представление о том, кто убил Майона?

Они дружно ответили «нет».

Вульф хмыкнул.

– Что ж, тогда оно есть у меня.

Они уставились на него, вытаращив глаза.

Вульф довольно кивнул.

– Пока это лишь ещё одно предположение, но оно мне нравится. Конечно, его обоснование потребует некоторой доработки. Для начала мне надо встретиться со всеми упомянутыми вами людьми – со всеми шестью, и лучше не откладывать это в долгий ящик. Поскольку вы хотите сохранить в тайне, что я расследую убийство, придётся пойти на уловку. Миссис Майон, ваш муж оставил завещание?