Мне хочется, чтобы Морли написал статью о забастовке * и пересказал бы большую часть того, что пишет здесь. Однако я не могу выдавать себя за человека, порицающего все без исключения забастовки, объявляемые этим несчастным классом общества, которому так трудно мирным путем добиться того, чтобы его голос был услышан. Начать дискуссию об этом предмете с заявления о том, что эти люди "несомненно находятся в совершеннейшем и прискорбном заблуждении", было бы просто абсурдно. Покажите, что они заблуждаются, но, во имя неба, сделайте это касаясь существа вопроса.

Не могу я также согласиться с утверждением, что эти люди не правы потому, что, сами отказываясь работать, они лишают работы и других людей, возможно, без согласия последних. Ведь если бы такой довод считался убедительным, не было бы ни гражданских воин, ни кавалерийских лошадей, выведенных Хэмпденом в ущерб хлебопашеству Букингемшира, ни самопожертвования в мире политики. Иногда Морли (о боже правый!) пишет о страданиях жен и детей, может ли он сомневаться в том, что эти заблудшие души всем сердцем разделяют эти страдания и что они искренне, чистосердечно и благоговейно верят в то, что именно ради счастья детей (в ту пору, когда те будут уже отцами) они и терпят сейчас такие муки! Во вторник напишу снова. Прилагаю мою статью, которая будет напечатана в начале выпуска.

Преданный Вам.

37

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

...В среду мы отправились в "Одеон" посмотреть новую четырехактную драму в стихах - ((Мигель Сервантес". Право, трудно вообразить себе более мутную водицу. Однако некоторые места, касавшиеся подавления общественного мнения в Мадриде, принимались с таким яростным восторгом, как будто речь шла о современной Франции, - это заставляет о многом задуматься. И снова здесь в каждом антракте упорная, четкая, непрерывная, как бой военных барабанов, "Ca ira"!

...Мне еще не доводилось видеть ничего столь тяжеловесного и столь нелепого. Не привыкни я уже трепетать при виде античных складок, облегающих человеческую фигуру, я на этом неподражаемом спектакле погрузился бы в пучину ужасающей скуки. Хор уничтожен, и лишь кое-какие отрывки из его речей вложены в уста действующих лиц. Нет, это нелепость, доведенная до совершенства. Офранцуженные вопли античных страдальцев показались мне настолько смехотворными, что я и сейчас ухмыляюсь до ушей...

Вчера я был в "Порт Сен-Мартэн", где давалась недурная мелодрама "Смешанная кровь"; в ней действует английский лорд Уильям Фолкленд, которого в течение всего спектакля именовали "Милор Вильямс Фак Лори" и сотни раз называли "Вильямсом", что делал и он сам. Сыгран он был восхитительно, но две путешественницы-англичанки были невыразимо нелепы, и такое отсутствие достоверности - попросту убийственно. Декорация одного акта, изображающая деревянную террасу швейцарского отеля, висящую над пропастью, была лучшим образчиком театрального плотничьего искусства, какой только мне довелось увидеть во Франции. На следующей неделе нам предстоит узреть в "Амбигю" "Потерянный рай" с убийством Авеля и всемирным потопом. Ходят самые дикие слухи о дезабилье наших прародителей...

38

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

11 января 1856 г.

...Что касается прославленной Санд, то трудно вообразить женщину, столь мало похожую на образ, созданный моим воображением. Мне кажется, именно так должна выглядеть няня, ухаживающая за королевой после рождения наследника степенная, круглолицая, смуглая, черноглазая. В ней нет ничего от синего чулка, кроме, пожалуй, манеры утверждать свое превосходство в споре с вами, которую, очевидно, следует объяснить тем, что она живет во Франции и господствует над умами избранных. Ни в ее внешности, ни в манере держаться нет ничего необычного. Обед был очень хорош, и все чувствовали себя удивительно легко и непринужденно. Были мы, мадам и ее сын, Шефферсы, Сарторисы, какая-то леди X. (только что приехавшая из Крыма), которая была одета в нечто, напоминающее пальто, и курила. Дом Виардо находится в новом квартале Парижа. Кажется, что они всего неделю назад поселились в нем и через неделю собираются выехать. Но тем не менее они прожили в этом доме уже восемь лет. Опера - последнее, что вам придет в голову связать с этой семьей. Рояль даже не открыт. Ее муж удивительно милый человек, а она - сама простота и естественность...

39

ПРЕПОДОБНОМУ ЭДВАРДУ ТЭГАРДУ

Редакция "Домашнею чтения",

среда, 6 февраля 1856 г.

Дорогой мистер Тэгарт!

Эту зиму мы проводим в Париже, и так как в Лондоне я бываю только наездами, то лишь теперь получил Ваше любезное письмо. Позвольте мне от души заверить Вас, что я искренне разделяю все выраженные в нем дружеские чувства и сердечно благодарю Вас за них.

Боюсь, что не смогу помочь автору книги, которую Вы мне прислали, по той простой причине, что я связан только с нашим журналом и ни в каких других ни малейшим влиянием не пользуюсь. "Домашнее чтение", как правило, избегает помещать на своих страницах статьи, касающиеся книг. Они никогда в нем не рецензируются и вообще упоминаются только в тех случаях, когда их замысел имеет прямое и непосредственное отношение к какому-нибудь социальному улучшению или нововведению. Однако если в данном случае окажется возможным что-либо сделать (судить об этом я не могу, не прочитав книги), это будет сделано.

Мои в Париже все были здоровы, когда я уезжал. Если бы они знали, что я пишу Вам, то, несомненно, вместе со мной передали бы самый сердечный поклон миссис Тэгарт и всем Вашим домашним.

Искренне Ваш.

40

ДУГЛАСУ ДЖЕРАЛДУ *

Редакция "Домашнею чтения",

6 марта 1856 г,

Дорогой Джеролд!

Сегодня ко мне явился Бакстон, наполовину потерявший голову по той причине, что Макриди, трепеща перед своей астмой, отказался (иначе он, конечно, и не мог поступить) председательствовать на очередном банкете Фонда. Я обещал поддержать просьбу Бакстона, чтобы Вы согласились взять на себя председательствование, и, хотя я помню, как Вы рассказывали мне, почему это кидается Вам нежелательным, я считаю (как и сказал тогда), что это никак не причина для отказа, а наоборот, лишний повод для согласия. Прошу Вас, подумайте об этой просьбе. Ваше положение в мире драматургии всегда казалось мне отличной и достойнейшей рекомендацией для этого поста. Я убежден, что так же на это посмотрит и широкая публика, а кроме того, прошу Вас взвесить хорошенько тот факт, что мы никогда не сумеем как следует сразиться с лордами, если будем отказываться занимать места, которые они так долго монополизировали. Еще раз прошу Вас обдумать все это. Если Вы решите дать благоприятный ответ, я буду чрезвычайно рад и, конечно, приеду из Парижа, чтобы быть рядом с Вами. В противном случае я буду чрезвычайно огорчен, хотя, разумеется, я глубоко уважаю Ваше право иметь свой взгляд на подобные веши.

Как всегда Ваш.

41

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Париж,

1856 г.>

...У меня сердце сжимается от жалости, когда я думаю о нем, коротающем свой век в шерборнском уединении *. Что касается меня, то я всегда мечтал умереть, с божьей помощью, на своем посту, но я никогда не желал этого так остро, как сейчас, наблюдая за ним и размышляя над его долей. Пусть некоторым это кажется странным, но, по-моему, работать не покладая рук, никогда не быть довольным собой, постоянно ставить перед собой все новые и новые цели, вечно вынашивать новые замыслы и планы, искать, терзаться и снова искать, - разве не ясно, что так оно и должно быть! Ведь когда тебя гонит вперед какая-го непреодолимая сила, тут уж не остановиться до самого конца пути. И в тысячу раз лучше терзаться и идти вперед, чем терзаться, не двигаясь с места. Что ж, есть люди, для которых отдыха на этом свете не существует. Все сказанное смахивает на небольшую проповедь, но за последнее время Эти мысли одолевают меня так часто, что я должен был дать им выход.

Хотел бы я знать, удастся ли мне когда-нибудь вновь обрести былое спокойствие духа? Может быть, да, но лишь отчасти. Признаться, я чувствую, что скелет в моем домашнем шкафу * причиняет мне все больше и больше беспокойства.

42

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Париж, 1856 г.

Недавно у меня был Б. и среди прочего рассказал мне об удивительном приключении, которое произошло с ним три года назад менее чем в тысяче миль от моей "собственности" в Гэдсхилле. Он жил тогда в дешевой гостинице и однажды, когда он работал над этюдом, мимо в открытом экипаже проехал какой-то господин с дамой. На следующий день Б. опять писал свой этюд, сидя на том же месте, и тот же экипаж снова проехал мимо. А на третий день этот господин остановил лошадей, подошел к нему и представился: любитель искусств, проживает вон в том большом доме, быть может, известном В.; учился в Оксфорде, девонширский сквайр, но по семейным причинам в своем поместье не живет; будет рад, если Б. завтра у него отобедает. Б. принял это приглашение и не замедлил обнаружить, что у его хозяина прекрасная библиотека. "Она к вашим услугам, - сказал сквайр, которому Б. уже успел рассказать о себе и своих занятиях. - Используйте ее и как автор, и как художник. А то ею никто не пользуется". Он прогостил там _шесть месяцев_. Дама оказалась любовницей сквайра, двадцатипятилетней красавицей, которая успела уже спиться. Сам сквайр - пьяница и распутник, лишенный даже подобия совести, но при этом образованнейший человек, полиглот и ученый богослов.

Эти шесть месяцев у него гостили еще двое сумасшедших. Один из них хороню известен здесь в Париже: он всегда носит в грудном кармане пунцовый шелковый чулок, в котором содержится зубная щетка и внушительная сумма в звонкой монете. Другой - университетский приятель сквайра, промотавший свое состояние. У него была неутолимая жажда, и по ночам он прокрадывался в столовую и осушал содержимое всех графинов... Б. прожил там так долго потому, что какое-то дьявольское любопытно подстрекало его посмотреть, чем все это кончится... В доме сквайра не водилось ни чая, ни кофе, да и вода там бывала редко. Признавались только три напитка: пиво, шампанское и коньяк. Завтрак: баранья нога, шампанское, пиво и коньяк. Полдник: баранья лопатка, шампанское, пиво и коньяк. Обед: всевозможные изысканные блюда (годовой доход сквайра - семь тысяч фунтов), шампанское, пиво и коньяк. В свое время сквайр женился на женщине легкого поведения, затем они разошлись, но от этого брака родилась дочь. Назло отцу мать привила ей всевозможные пороки. Эта тринадцатилетняя девочка раз в месяц приезжала домой из пансиона. Пересыпает свою речь ругательствами и пьет без просыпу. Когда они ездили кататься в двух открытых экипажах, пьяная любовница вес время вываливалась из одного, а пьяная дочь - из другого. В конце концов пьяная любовница совсем спалила спиртом свой желудок и начала умирать на диване. Ей становилось все хуже, и она то бредила о чьем-то заведении, где когда-то обитала, то вопила, что вырвет у кого-то сердце из груди. Наконец она умерла на диване, и после похорон гости разъехались кто куда. Несколько месяцев тому назад Б. встретил в Брайтоне человека с пунцовым шелковым чулком и узнал, что сквайр умер "от разбитого сердца", а его университетский приятель - от белой горячки, и дочь унаследовала все состояние. Б. сообщил мне всю эту историю, которой я безусловно верю, без всяких прикрас - так же просто и безыскусственно, как я рассказал ее Вам...