288

МАРКУ ЛЕМОНУ *

Булонь

Дорогой Марк!

...У меня имеется для Вас кое-что новое, касающееся охоты, с чем я столкнулся во время моего путешествия по Италии, а именно:

В течение всего путешествия, во время которого я бывал в самых разных местах и спал с самыми неожиданными компаньонами (преимущественно мулами и курами), я то и дело натыкался на компании, которые меня страшно интриговали, а встречал я их повсюду - от Неаполя до Рима. Это была группа охотников, обычно численностью до шести особ самой кровожадной и устрашающей внешности - чудовищные усы, страшные бороды, черные как смоль шевелюры, потрясающие сапоги, вгоняющие в трепет сомбреро и нечто вроде английских охотничьих курток с отворотами на манер рукавиц. У них были огромные патронташи, через одно плечо чудовищный ягдташ, через другое - огромная двустволка, и на каждого в среднем приходилось по пять фунтов пороха. Они всегда поглощали обильные обеды в маленьких сельских трактирах, звонко чокались стаканами, сидели, расставив ноги так широко, как только позволяла им природа, и услаждали себя беседой о прелестях la caccia(охоты).

В этих-то сельских трактирах я неизменно встречал их и никак не мог понять, на какую дичь они охотятся. Я ни разу не видел ни одного крылатого существа (драконы уже перевелись до меня) достаточно подходящих размеров для такого охотничьего снаряжения. Львы, насколько я знаю, в Италии не водятся; никогда не слыхал я и о какой-нибудь особо вдохновляющей породе медведей. Эти) размышления уже начали угнетать меня, и как только я натыкался на этих охотников, как всегда рассуждающих о la caccia, я разглядывал двор, улочку и виноградник, чтобы обнаружить там хотя бы скелет убитой дичи, но так никогда и не мог его найти. С неделю тому назад прихожу я в грязную маленькую таверну, в десятке миль от Сонпера, и вновь застаю этих самых людей. На этот раз их было шестеро, амуниция была более чем внушительная, на лицах ни малейшего следа пощады, весь облик говорил о неизбежной гибели живого на их пути, и они опять звенели стаканами и рассуждали о la caccia. Но прежде чем я вошел в этот дом, я вдруг увидел неподалеку от него чрезвычайно сонного крестьянина под виноградной лозой, прислонившего к стене высокий шест. На верхушке этого шеста сидела привязанная к нему унылая сова, которую приткнули головой к стенке, совершенно не считаясь с тем, что она живая, причем один ее огромный глаз самым прискорбным и трагичным образом запороши до известкой; всем своим видом она напоминала английского судью в полном облачении, пьяного, кающегося, поникшего. Еще проходя мимо этого сонного крестьянина и его унылой совы, я подумал, какого черта им тут надо. Но, войдя и усевшись среди спортсменов, я вдруг по наитию сообразил, что между этими явлениями есть какая-то связь. Я вынес стакан вина, слишком слабого, чтобы о нем стоило упоминать, поднес его крестьянину и побеседовал с ним. И тут я узнал, что la caccia происходит так: вся компания торжественнейшим образом отправляется на охоту в сопровождении крестьянина и совы. Когда крестьянин доходит до того места, где водятся разные мелкие пичужки, он водружает шест с совой. Глупые пичужки немедленно слетаются отовсюду, чтобы дразнить сову. Тогда охотники по возможности быстрее поднимают пальбу, разнося в клочья крохотных глупцов, а при случае и самое сову. Если где-нибудь обнаруживаются крохотные останки птицы, пригодные для вертепа, их соответственно общипывают и съедают. Сова обычно простужается и, кажется, быстро подыхает.

Вот я и подумал, а почему бы Вам не ввести у себя в Сассексе новый вид охоты, для чего и посылаю это описание.

289

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Булонь,

24 июля 1853 г.

...Могу еще сообщить Вам, что великий Бокур каждодневно изменяет наименование своего владения. Теперь он остановился на нижеследующем, написав над входом в сад: "Entree particuliere de la villa des Moulineaux" {Вход только для обитателей Виллы де Мулино.}. На второй калитке, повыше первой, он велел сделать надпись: "Entree des Ecuries de la Villa des Moulineaux" {Вход в конюшни Виллы де Мулино.}. На третьей чуть пониже первой (она ведет к одному из бесчисленных строений в саду) - "Entree du Tom Pouce" {Вход к мальчику с пальчик.}. На калитке, что выше всех остальных и ведет к его жилищу, - "Entree du Chateau Napoleonienne" {Вход в Наполеоновский замок,}. Все приведенные надписи, черным по белому, Вы прочитаете сами, когда приедете к нам. Я сейчас редко вижусь с мсье Бокуром, поскольку все уже "bien arrangees" {Хорошо устроены.}, и он из деликатности мне не докучает. Вот уже три недели как его супруга в отъезде, тогда как он (это он сам доложил мне, держа шляпe в руке) должен оставаться дома, чтобы всегда быть к услугам арендатора имения. Для наиболее успешного выполнения этого долга он каждый день дает шумные обеды на пятнадцать персон, и старушка коровница, взбираясь в гору, всякий раз кряхтит под тяжелой ношей с шампанским.

Вчера мы отправились в театр посмотреть "Сон в летнюю ночь" в постановке "Опера Комик". Теперь это чудесный маленький театр с очень хорошей труппой. И надо сказать, весь этот забавный пустячок поставлен с поразительным вкусом. Вилли Эм Шейкес Пиир, Сиржон Фоль Стаф, Лор Латтимиир и эта знаменитая придворная дама королевы Елизаветы, Миис Олиивия - главные действующие лица.

Сейчас за старым городом целая армия рабочих сооружает (вот уже целую неделю) огромное строение. Я было думал, что это форт, или монастырь, или казармы, или уж что-то такое, чему надлежит стоять века. Оказывается, это постройка для ежегодной ярмарки, которая начинается пятого августа и длится две недели. Почти каждое воскресенье устраивается fete {Празднество (франц.).} с танцами на открытом воздухе и с тем, что мы, островитяне, называем каруселью. Дюжие бородачи часами катаются на деревянных лошадках ..................Но их добродушие и веселый нрав просто восхитительны. Помимо прочих достопримечательностей, каждую субботу можно видеть свиной рынок, совершенно поражающий своей гротескностью. Взволнованный французский крестьянин или крестьянка вместе с упрямым поросенком - самое уморительное зрелище. На прошлой неделе мне довелось видеть небольшую пьеску, великолепную по своему комизму. Действующие лица:

1. Хорошенькая молодая крестьянка в короткой юбочке и красивых голубых чулках верхом на осле, с двумя корзинками, в каждой из которых по поросенку.

2. Старик крестьянин в блузе огромным хлыстом погоняет четверку свиней - это его упряжка, - и каждая из них заставляет его наезжать то на стену, то на табачную лавку.

3. Тележка, из которой выглядывает старая свинья (пребывающая в узах), устрашающая своим оглушительным хрюканьем шестьсот пятьдесят поросят рынка.

4. Сборщик налогов в высоченной треуголке посреди потока поросят, денно и нощно снующих между его солдатских сапог и начисто лишающих его возможности вести расчеты.

5. Неподражаемый, наткнувшийся на целый круг престарелых свиней, привязанных за одну ногу к колышку, находящемуся в самом центре его.

6. Джон Эдмунд Рид, поэт, выражающий вечную преданность Лэндеру и свое восхищение им и не замечающий приближения удравшей из тележки свиньи.

7. Святые отцы, крестьяне, солдаты и пр. и пр.

Лич говорит, что, когда он сошел с корабля после бурного плаванья, собравшиеся зрители наградили его довольно громкими рукоплесканьями за его непередаваемо жалкий вид, выразительностью которого он сумел значительно превзойти всех, кто появлялся ранее. Взрыв смеха был оглушительным, и Лич желает уведомить своих друзей, что в общем пользовался потрясающим успехом...

290

У. МАКРИДИ

Булонь, Шато де Мулино,

воскресенье, 24 июля 1853 г.

Дорогой мой Макриди!

Из-за какой-то непредвиденной задержки посылка с приложенным к ней Вашим письмом была получена мною только через неделю. Я немедленно сообщил мисс Кутс, которая писала Вам, и надеюсь, это принесет свою пользу. Если же нет, то уже не по ее вине. Я с большим огорчением прочитал то, что Вы сообщаете о миссис Уорнер, и то, что она с такой простотой и скромностью пишет о себе. Прошу заверить ее в моем глубоком сочувствии и желании сделать все, что в моих силах, чтобы как-то утешить ее.

Мы живем в прелестном загородном доме, где я все время усердно трудился и теперь, после недельного отдыха, вновь собираюсь приняться за работу, чтобы закончить "Холодный дом". Кэт и Джорджина, право же, с нетерпением предвкушают свой визит в Шерборн, в то время как я, одинокий скиталец, отправлюсь через Альпы в Италию. Вчера вечером я видел "Сон в летнюю ночь" в постановке "Опера Комик" (очень хорошей). То, как поэт Вилли Эм Шейкес Пиир напивается в обществе сэра Джон Фоль Стафа, затем сражается с благородным рыцарем Лор Латимииром (который влюблен в уже известную Вам из истории придворную даму по имени Миис Олиивия) и как только замечает признаки любви к нему у английской королевы, дает обещание впредь так не делать, - чем производит чрезвычайно сильное впечатление. Или взять хотя бы королеву Елизавету, которая в непроницаемой маске из черного бархата - два дюйма в ширину и три в длину - ходит за ним по кабачкам, а то и еще худшим местам, и осведомляется у лиц сомнительной репутации о "дивном Вильяме" - все это невыразимо смешно. И все же вся эта чепуха поставлена с поразительным вкусом.

Мне очень понравилась присланная Вами книга. Это одна из самых мудрых, мужественных и крайне полезных книг, какие я читал. Я перечитываю ее вновь с огромным удовольствием и восхищением.

Всегда любящий Вас, дорогой Макриди,

Ваш...

291

МИССИС РИЧАРД УОТСОН

Тэвисток-хаус,

пятница, 13 января 1854 г.

Дорогая миссис Уотсон,

Я узнал, что Вы в Брайтоне, в тот самый день, когда послал Вам рождественский номер в Рокингем. Я послал бы Вам еще один экземпляр в Брайтон, но меня остановило опасение, что я создаю вокруг этого дела слишком много шума. И когда я подумал о том, что рокингемский экземпляр могут отослать в Брайтон, и представил себе, как два объемистых конверта одновременно появляются за завтраком в Джанкшен-хаус, мною овладела какая-то комичная застенчивость. Я в восторге от бирмингемской аудитории, которая оказалась исключительно чуткой. Мне - да думаю, что и никому - в жизни не приходилось видеть ничего интереснее, чем этот вечер для рабочих. Их было две с половиной тысячи, и более тонких и внимательных слушателей невозможно себе представить. Они ловили каждое мое слово, все поняли так как нужно, смеялись и плакали с самой восхитительной искренностью и так воодушевили меня, что мне показалось, будто я живым возношусь на небо вместе со всеми своими слушателями.