Нижеподписавшийся будет чрезвычайно признателен, если в газетах будет объявлено, в котором часу начнется обед.

К нам сюда привезли диких зверей (в клетках). Из-за них мы ведем рассеянный образ жизни. Молодая дама в панцире, - во всяком случае, в чем-то очень блестящем, похожем на чешую, - входит в клетку к разъяренным львам, тиграм, леопардам и т. д., делает вид, что укладывается спать на самого свирепого льва, о чем грубый хозяин зверинца докладывает гнусавым голосом: "Вот она - непобедимая сила женщины!" - и мы все возбужденно аплодируем.

В самом деле, она превзошла Ван Амбурга *. Я думаю, что герцогу Веллингтону следует заказать Ландсиру ее портрет.

Шлю нижайшие поклоны леди Блессингтон, графу д'Орсэ и моей дорогой маркизе.

Искренне преданный Вам.

183

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

4 августа 1847 г.

...Как Вам понравится такая идея? * Вкратце она заключается в следующем: миссис Гэмп накануне поездки в Маргет, отдохнуть от трудов праведных, узнает о предпринимаемой нами экскурсии и о том, что несколько дам, принимающих в ней участие, находятся в интересном положении, и решает тайно сопровождать труппу в вагоне второго класса - на всякий случай. Там она встречает господина со Стрэнда, облаченного в клетчатый костюм. Он везет с собой парики, и благодаря его предупредительности миссис Гэмп окружена вниманием и заботами во время поездки. Все это она описывает в присущей ей манере - с разных точек зрения - из оркестра, сидя рядом с джентльменом, играющим на литаврах. Она критикует образ Бена Джонсона, высказывается о различных участниках труппы. Она не в состоянии преодолеть враждебного чувства к Джеролду из-за Коудла. Она обычно обращается к миссис Гаррис, которой посвящена книга, но часто отклоняется от темы. Автор разбрасывается, затрагивает массу вопросов, полстраницы, - может быть, страница или немного больше, но не меньше...- посвящено Домби. Мак нарисует на титульном листе небольшую виньетку - Эгг и Стоун * сами изобретут что-нибудь необыкновенное, а я улажу дело с Крукшенком и Личем. Несомненно, книжонка выйдет очаровательная и презабавная...

184

СЭМЮЭЛУ ФЕЛПСУ *

Бродстэрс, Кент,

29 августа 1847 г.

Дорогой сэр!

Не могу удержаться и не поблагодарить Вас за то величайшее наслаждение, которое доставил мне в четверг сыгранный в Вашем театре "Цимбелин". Заметные во всем безупречный вкус, такт и чувство, прелесть мизансцен и почтительная заботливость (если можно так выразиться), проявленная всеми, кто участвовал в воплощении творения великого поэта, доставили мне огромное удовлетворение. Мне трудно найти слова, чтобы передать Вам то чувство, которое я испытываю, сознавая значительность услуги, которую оказывает подобный театр тем, кто его посещает, а также и всему делу литературы и искусства.

Даже опасаясь показаться навязчивым, я не могу удержаться, чтобы не заверить Вас в моем восхищении и горячем интересе. И быть может, Вы милостивее отнесетесь к моему письму, если я признаюсь, что все-таки сумел удержаться и не обеспокоить Вас после двух-трех предыдущих посещений театра "Седлерс-Уэллс". Позвольте мне выразить надежду, что после моего возвращения в Лондон в октябре мое знакомство с Вами станет более близким и личным.

Дорогой сэр, искренне Ваш.

185

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

2 сентября 1847 г.

...Вчера к Кентербери я купил "Бутылку" Джорджа Крукшенка. Она производит очень сильное впечатление; две последние гравюры просто восхитительны, если не считать того, что мальчик и девочка на самой последней - слишком малы, и девочка более напоминает циркового лилипута, чем нормальное существо, которое ей надлежит изображать. И все же я сомневаюсь, существует ли на свете человек, способный рисовать так же хорошо. Женщина с ребенком на руках на последней гравюре, судачащая об убийстве, достойна кисти Хогарта. То же можно сказать о человеке, склонившемся над трупом.

Что касается назидательности серии, то здесь замысел художника представляется мне совершенно ошибочным; если бы он показал, как пьянство начинается в горе, нищете, невежестве - а это и есть настоящая причина того пьянства, которое страшно, - тогда рисунки его были бы и трогательны, и оригинальны. А замысел превратился бы в обоюдоострый меч - боюсь, правда, что для нашего добряка Джорджа слишком радикальный...

За последние шесть месяцев я получил баснословный доход. Не считая уже выплаченных мне шестисот фунтов (по сто фунтов каждый месяц в течение полугода), я должен получить еще две тысячи двести двадцать фунтов. Кругленькая сумма, не правда ли?

...Стоун еще здесь: позавчера я протащил его семнадцать миль пешком, так что он охромел; в остальном он процветает... Как Вы смотрите на то, чтобы захватить с собой полный саквояж книг и обосноваться в нашей гостиной, которая по утрам будет в Вашем полном распоряжении? Мне кажется, что на морском берегу Гольдсмита ждет более легкая кончина. Чарли и Уэлли - оба в превосходнейшем настроении - отправлены сегодня утром в школу; у Лондонского моста им предстоит попасть в объятия Блимбера *. Правительство собирается создать санитарную комиссию, и я очень рад сообщить Вам, что лорд Джон назначил секретарем Генри Остина.

186

ДЖОНУ ФОРСТЕРУ

Бродстэрс,

5 сентября 1847 г.

...В случае если Ваш Гольдсмит произведет сенсацию, как бы Вы отнеслись к тому, чтобы подготовить дешевое издание его произведений? Мне кажется, мы могли бы не без успеха предпринять что-нибудь в этом роде. Ведь у нас нет компактных и красивых изданий великих английских романистов, и выпустить такое издание, да еще придумать что-нибудь, что привлекло бы к нему читателя и что не по плечу Теггсу и ему подобным, было бы очень кстати. Что, если, скажем, кто-нибудь напишет очерк о Филдинге, кто-нибудь другой о Смоллетте, еще кто-нибудь о Стерне, где вспомнит о том, как читал их в детстве (мне кажется, никто не читал их в столь юном возрасте, как я), как постепенно стал узнавать их с новой стороны и так далее... Неужели это не было бы интересно для многих? Мне хотелось бы знать, находите ли Вы что-нибудь в этой идее. Это один из тех несозревших замыслов, которых у меня немало...

187

У. МАКРИДИ

Девоншир-террас,

утро вторника, 23 ноября 1847 г.

Дорогой Макриди!

Я совсем поглощен завершением кульминационного выпуска, но не могу сесть за работу, не написав Вам, что не нахожу слов, чтобы передать, какое Вы произвели на меня вчера впечатление. Множество новых проявлений Вашего гения, острое чувство горячей привязанности к Вам и величественное воплощение всех страстей и терзаний, составляющих тайну человеческой души, все это повергает меня в какой-то экстаз. И я не в силах выразить его иначе, как безмолвным преклонением, искренность и пыл которого достойны его предмета.

Разве я сумел выразить то, что думаю? Видит бог, нет, и все же я не мог молчать.

Всегда любящий Вас.

P. S. Никогда я еще не видел Вас столь благородным и свободным, как вчера в этих благородных сценах. Вы пленяли. И все равно я буду и впредь называть Вас "Древним Парром" *.

188

XУЛЛА

Девоншир-террас, воскресенье,

12 декабря 1847 г.

Дорогой Хулла!

Я деятельно помогаю мисс Кутс в управлении часnным заведением (ее "Приютом"), цель которого - исправление молодых женщин определенного рода и обучение их для жизни в колониях.

Мы хотим, чтобы они обучались пению по Вашей системе. Пока их шесть-семь человек, и больше тринадцати их не будет. Заведение находится в Шефердс-Буш, куда можно доехать на омнибусе, останавливающемся на Оксфорд-стрит. Если Вы выберете кого-нибудь из Ваших учителей, наиболее, по Вашему мнению, подходящего для этой цели, и попросите его зайти ко мне в любое утро между половиной одиннадцатого и двумя (с Вашей карточкой, которая послужит ему верительной грамотой), я договорюсь с ним о количестве уроков одного в неделю, мне кажется, будет достаточно - и обо всех остальных условиях. Мне очень хотелось бы, чтобы эти занятия начались как можно скорее, так как я придаю огромное значение облагораживающему влиянию музыки.

Искренне Ваш.

189

ГАНСУ ХРИСТИАНУ АНДЕРСЕНУ

Примите от меня тысячу благодарностей, дорогой мой Андерсен, за то, что Вы с таким теплом вспомнили обо мне в Вашей рождественской книге. Я считаю это огромной честью и очень горжусь ею; не могу передать, насколько ценно для меня признание человека, обладающего Вашим гением.

Ваша книга принесла много радости всему нашему семейству, собравшемуся у рождественского очага. Мы все очарованы ею. Особенно полюбились мне мальчик, старик и оловянный солдатик. Эту сказку я перечитывал неоднократно, и каждый раз она доставляла мне невыразимое удовольствие.

Несколько дней тому назад я был в Эдинбурге, где видел кое-кого из Ваших друзей и много говорил с ними о Вас. Поскорее приезжайте снова в Англию! Но где бы Вы ни были, пишите, пишите, не переставая, потому что потерять хотя бы один Ваш замысел для нас непереносимо. Все они так удивительно правдивы, так безыскусственно прекрасны, что Вы не имеете права беречь их для одного себя.

Недавно мы вернулись с побережья, где я простился с Вами, и живем сейчас у себя дома. Моя жена просит передать Вам сердечный привет. О том же просит и ее сестра. О том же просят все мои дети. И так как все мы чувствуем одно и то же, я прошу Вас принять общий итог в виде нежнейшего привета от

Вашего искреннего друга и почитателя.

190

У. М. ТЕККЕРЕЮ

Девоншир-террас,

воскресенье, 9 января 1848 г.

Дорогой Теккерей!

Мне незачем говорить Вам, как обрадовало и глубоко растрогало меня Ваше лестное письмо. И Вы никогда не написали бы его, если бы не знали, какую оно мне доставит радость. Скажу только, что я читал его, чувствуя то же, что чувствовали Вы, когда его писали, и что для меня нет ничего на свете приятнее самого малого знака столь доброго и искренне дружеского отношения.