— О слонах? Нет, сэр, не упоминала.

— Ну что ж, вполне возможно, что слоны ее разочаровали.

Джордж смотрел на Пуаро, не понимая, при чем тут слоны. Иногда он никак не мог взять в толк, что же хотел сказать его патрон.

— Перезвоните ей, — сказал Пуаро, — и передайте, что я буду очень рад ее видеть.

Джордж чинно удалился, а вернувшись, сообщил, что миссис Оливер будет в начале девятого.

— Кофе, — сказал Пуаро. — Приготовьте кофе и petit-fours[339]. Кажется, я заказал их недавно в «Фортнуме энд Мейсоне»[340].

— Ликер, сэр?

— Нет, пожалуй, не стоит. Сам я выпью немного Sirop de Cassis.

— Как угодно, сэр.

Миссис Оливер прибыла без опоздания Пуаро приветствовал ее с необыкновенным радушием.

— Как вы себя чувствуете, мадам?

— Измотана, — сказала миссис Оливер.

Она рухнула в кресло.

— Вконец измотана.

— «Qui va a la chasse»[341] не могу вспомнить эту вашу поговорку.

— А я ее прекрасно помню, — сказала миссис Оливер. — Еще с детства. «Qui va a la chasse perd sa place» — «Пойдешь на охоту — потеряешь работу».

— Но это совершенно не относится к той охоте, которой решили заняться вы. Я имею в виду охоту на слонов — это ведь всего лишь изящный пассаж.

— Ничего себе пассаж, — обиделась миссис Оливер. — Я выслеживала слонов, можно сказать, в поте лица. Где только я не побывала! Сколько бензина извела, в сколькие вагоны вскочила в последнюю секунду, сколько писем написала, телеграмм отправила — вы себе и представить не можете! Надо же, пассаж…

— Вот я и предлагаю вам передохнуть. Выпейте кофе.

— Душистый, крепкий черный кофе — чудесно! Как раз то, что мне нужно.

— А удалось ли вам — позвольте спросить — добиться результатов?

— Результатов хоть отбавляй, — сказала миссис Оливер. — Вот только будет ли от них хоть какая-то польза…

— Значит, вы кое-что узнали?

— Я бы так не сказала. Я получила кое-какую информацию, но сильно сомневаюсь, что это достоверная информация.

— Они что же, знают об этой истории понаслышке?

— Нет. Мой расчет был верным. Многие действительно что-то помнят. Но когда вспоминаешь давние события, можно что-то и перепутать, верно?

— Безусловно. Но все же это тоже полезная информация. Ведь так?

— А что успели сделать вы? — строго спросила миссис Оливер.

— Вы всегда так суровы со мной, мадам, — сказал Пуаро. — Вы требуете, чтобы я тоже повсюду бегал высунув язык.

— Ну и как — вы бегали?

— Нет, не бегал, зато имел длительные беседы с некоторыми моими коллегами.

— Да, конечно, это не сравнить с тем, что взвалила на себя я, — сказала миссис Оливер. — Ах, какой вкусный кофе. По-настоящему крепкий. Нет, вы и представить себе не можете, как я устала. И какой ералаш у меня в голове.

— Ну, полно, полно. Как-нибудь разберемся. Вы, я думаю, выяснили много чего полезного.

— Ничего, кроме разных сплетен. И попробуй разбери, где тут правда, а где домыслы.

— Порой и домыслы могут сыграть свою роль, — заметил Пуаро.

— Понимаю, что вы имеете в виду, — сказала миссис Оливер. — Мне тоже так кажется. Да, тут уж ничего не поделаешь… Когда люди что-то припоминают, то чаще всего они рассказывают не то, что было на самом деле, а то, что они об этом думают.

— Значит, у них есть основания так думать, — сказал Пуаро.

— Я вам принесла нечто вроде списка, — сказала миссис Оливер. — Не стоит тратить время на ненужные подробности — куда я ездила, что и зачем говорила. Суть в том, что я собирала информацию, которую теперь уже собрать практически нельзя. Важно, что эти люди хоть что-то знали о Равенскрофтах, пусть и не все были с ними близко знакомы.

— Это что же, вести из дальних стран?

— В основном. Но нашлись и те, кто знал их уже здесь, в Англии, хотя не так уж хорошо. А еще те, у кого обнаружились тетушки, друзья или дальние родственники, знакомые в свое время с Равенскрофтами.

— Я так понимаю, что каждый, кого вы внесли в список, рассказал вам свою историю — кто свою версию случившегося, кто о людях, имевших к ней отношение?

— Верно, вы, как всегда, попали в самую точку, — сказала миссис Оливер. — Хотите, я изложу только самое важное — квинтэссенцию того, что мне удалось собрать.

— Да, разумеется. Возьмите еще птифурчик.

— Благодарю, — сказала миссис Оливер.

Она взяла самое аппетитное — а стало быть, самое вредное пирожное и с наслаждением его надкусила:

— Сладости, — заметила она, — хорошо помогают восстановить силы, что бы там ни говорили… Ну что, пожалуй, начнем… Начинался каждый разговор примерно так: «Как же, как же!», «Ужасно печальная история!», «Разумеется, я думаю, все знают, что там случилось на самом деле» — и все в таком духе.

— Понятно.

— Мои собеседники полагали, что они-то знают, как все было на самом деле. Но тут же выяснялось, что особых оснований для этого у них не было. Кто-то что-то им сказал, или они случайно узнали от друзей, от прислуги, или родни. Их, так сказать, версии не блещут особой оригинальностью, одна из них приблизительно такая: генерал Равенскрофт писал мемуары о своей службе в Малайе, в чем ему помогала секретарша — записывала, перепечатывала. Она была молода и довольно привлекательна, так что там, мол, наверняка что-то было. Это и привело в результате к… впрочем, тут мнения разделяются. Одни полагают, что он убил жену, чтобы жениться на этой девушке, а застрелив ее, тут же в порыве раскаяния покончил с собой…

— Ну ясно, — сказал Пуаро. — Романтический вариант.

— Есть и другой: они взяли репетитора к сыну, который болел и пропустил чуть ли не полгода в подготовительной школе. Этот учитель был молод и красив…

— И жена генерала влюбилась в него по уши. Может быть, у них даже был роман.

— Во всяком случае, мне на это намекали, — сказала миссис Оливер. — Но никаких доказательств нет.

— Что же следует из этого варианта?

— Что генерал, опять же, должен был застрелить свою жену и, само собой, в порыве раскаянья покончить с собой. По третьей версии жена, прознав об интрижке генерала, застрелила его, а потом пустила пулю и себе в лоб. Каждый раз картина несколько менялась. Но никто ничего не знал наверняка, хотя все варианты были более или менее предсказуемыми. Понимаете, у генерала мог быть роман с секретаршей или кем-то еще, скажем, с женой соседа, да и жена могла изменить ему с кем угодно. Но в каждой истории, которую мне рассказывали, фигурировали совершенно разные люди. То есть ничего определенного и абсолютно никаких доказательств. Все те же досужие домыслы и сплетни, которые распускали двенадцать лет назад и подробности которых уже практически забыты. Впрочем, несколько действующих лиц мне все-таки назвали. Жуликоватый садовник, которому генерал собирался дать расчет, славная старушка-экономка, подслеповатая и глуховатая, — ее, конечно, никто ни в чем не подозревает… И так далее. Я все записала — и имена и, так сказать, версии. За точность имен не ручаюсь — записывала с чужих слов… Ох, и нудная же это работа… А еще я узнала, что миссис Равенскрофт была однажды сильно больна, — какая-то лихорадка… После этого она купила четыре парика, видимо, у бедняжки выпали почти все волосы. Парики обнаружили среди ее вещей.

— Да, я тоже об этом слышал, — сказал Пуаро.

— От кого?

— От моего друга из полиции. Он просмотрел старые отчеты, и там имелся список найденных в доме вещей. Четыре парика! Что вы думаете по этому поводу, мадам? Вам не кажется, что четыре парика — это многовато?

— Конечно, куда их столько. У моей тетушки было два парика. Пока приводили в порядок один, она носила другой. В жизни не слышала, чтобы кто-то имел четыре парика.

Порывшись в сумочке, миссис Оливер извлекла маленькую книжицу и зашелестела страницами.

— Миссис Карстейрз, семьдесят семь лет, так что она могла что-то и перепутать, но она знала их лично. Вот ее слова: «Я прекрасно помню Равенскрофтов. Да-да, очень милая пара. Печальный случай, конечно. Да. Это был рак!» Я спросила, кто именно болел раком, но как раз это она и позабыла. Но вспомнила, что леди ездила на консультацию в Лондон и что потом ей сделали операцию, что вернулась она домой в ужасном настроении, и муж очень за нее беспокоился. Так что ему ничего не оставалось, как покончить разом и с ней, и с собой.

— Откуда она могла это узнать? Опять домыслы?

— Чистейшей воды, по-моему. В процессе моего расследования, — сказала миссис Оливер, сделав ударение на последнем слове, — я убедилась в странной вещи: как только люди услышат, что кто-то из их друзей внезапно занемог или зачастил к врачам — они тут же решают, что у него рак. Да и сами занемогшие тоже частенько подозревают… самое худшее. Еще одна дама — не могу разобрать ее имя, начинается на Т — сказала, что рак был у генерала. В доме, конечно, сразу траурное настроение. Они все обсудили и поняли, что не вынесут этого испытания, — ну и договорились уйти из жизни вместе.

— Печально, но романтично, — заметил Пуаро.

— Слишком романтично, чтобы походило на правду, — сказала миссис Оливер. — Нет, это прямо беда! Послушаешь человека — столько всего помнит, а потом оказывается, что все это выдумки, что все высосано из пальца.

— Просто люди всегда делают выводы из того, что им известно, — возразил Пуаро. — Скажем, они узнали, что некто поехал в Лондон посоветоваться с врачом, или что некто провел три месяца в больнице. Это-то не выдумки, а факты.

— Ну да, — сказала миссис Оливер, — только в своих рассказах все почему-то предпочитают излагать собственные выводы вместо того, что имеет место в действительности. Не очень-то много от этого пользы, верно?