— А что было дальше с этой их родственницей?

— Ну, насколько я знаю, ее увезли в какое-то заведение, а потом отправили в Англию. Не знаю, в какой санаторий — в прежний или в какой другой, но уход за ней был хороший. В семье ее покойного мужа денег хватало. Может, она снова выздоровела. Я-то про это давно и думать забыла. Только сейчас и вспомнила, когда вы спросили про генерала и леди Равенскрофт. Интересно, где они теперь. Он, наверное, давно в отставке.

— Дело в том, что они… — сказала миссис Оливер. — Вы разве не читали в газетах?

— О чем?

— Они купили дом в Англии, а потом…

— А, теперь припоминаю. Читала-читала… Я еще тогда подумала — какая знакомая фамилия, только мне и невдомек было, что это те самые Равенскрофты… Они упали с обрыва?

— Да, — сказала миссис Оливер, — вроде того.

— Ну, да что это мы все о грустном. Я так рада вас видеть, просто слов нет. Хочу угостить вас чаем, дорогая моя.

— Ну что вы, — сказала миссис Оливер, — не надо никакого чаю. Честное слово, я совсем не хочу чаю.

— Как это не хотите? Конечно, хотите. Если вы не против, пройдемте в кухню, ладно? Знаете, я почти все время сижу на кухне. Там все под рукой. Но гостей я всегда принимаю здесь — ведь приятно показать, сколько у меня чудных вещиц. А детишки какие славные. Уж как я ими горжусь и взрослыми, конечно, тоже. Иначе не стала бы все это на стенку вешать.

— Мне кажется, — сказала миссис Оливер, — вы просто созданы для того, чтобы нянчить детей. И, наверное, с удовольствием вспоминаете то чудесное время.

— Да. Я и вас все время вспоминаю. А уж как вы любили слушать мои сказки. Одна была, помнится, про тигра, а другая — про мартышек, как они прыгали по деревьям.

— Да, — сказала миссис Оливер, — я до сих пор их помню, представляете?

Она вдруг перенеслась в прошлое. Вот ей лет шесть или семь, ботинки на пуговичках, немного жмут, но она послушно бредет по дорожке и, открыв рот, слушает рассказы своей Нянюшки про Индию и Египет. Няня. Ведь эта сухонькая старушка и есть ее Няня! Она более внимательно оглядела комнату. На фотографиях все такие нарядные — в лучших своих платьицах и костюмчиках. И рамки тоже красивые. Все старались порадовать свою Няню, знали, как она ими гордится. А сколько подарков. Может, это кто-то из ее питомцев позаботился о том, чтобы Няня доживала свои дни в покое и уюте и чтобы ни в чем не нуждалась. Миссис Оливер внезапно почувствовала, что на глаза у нее навертываются слезы. Но это было настолько не в ее характере, что она тут же взяла себя в руки и торопливо двинулась за миссис Мэтчем на кухню. Там она вынула из сумочки красивую коробочку.

— Да что вы, честное слово! Мой самый любимый чай! Подумать только, не забыли. Теперь мне его редко удается достать. И печенье, которое я всегда любила. Да, вы из тех, кто никогда не забывает. Как это они вас прозвали — те двое мальчишек, которые приходили к вам играть — один назвал вас Леди Слон, а другой — Леди Лебедь. Тот, что вас прозвал Леди Слон, любил кататься на вашей спине, а вы расхаживали на четвереньках и делали вид, что берете всякие там игрушки хоботом.

— Господи, и как вы все это помните! — изумилась миссис Оливер.

— Да уж, — сказала миссис Мэтчем. — Слоны помнят все. Есть такая старая-старая поговорка.

Глава 6

Миссис Оливер берется за дело

Миссис Оливер вошла в аптеку. У «Уильямса и Барнета» был не только богатый запас лекарств, но и отличный выбор косметики. Она задержалась у вращающейся витринки с разнообразными средствами от мозолей, постояла около пестрой горки резиновых губок, рассеянно миновала окошечко провизора и соблазнительную витрину, где был выставлен напоказ весь косметический арсенал, все новинки от Элизабет Арден, Елены Рубинштейн и Макса Фактора[338].

Наконец она остановилась напротив пухленькой продавщицы за прилавком и стала спрашивать ее про какую-то губную помаду, но вдруг вскрикнула:

— Господи, да ведь это Марлен — вы же Марлен, правда?

— Вот это да! Миссис Оливер! Как я рада вас видеть! Все наши девочки с ума сойдут, когда я им скажу, что вы здесь.

— Не стоит им говорить, — попросила миссис Оливер.

— Что вы, они сейчас же прибегут к вам за автографом!

— Лучше не надо, — сказала миссис Оливер. — А как ты поживаешь, Марлен?

— Спасибо, ничего.

— Я и не знала, что ты все еще работаешь здесь.

— А что, место приличное и отношение хорошее. В прошлом году мне доверили отдел и прибавили жалованье, теперь «косметикой» заведую.

— А мама как? Все нормально?

— О да. Я ей скажу, что вы заходили, вот уж она обрадуется.

— Она до сих пор живет в доме возле… там рядом еще больница?..

— Да, мы там и живем по-прежнему. Отец немного приболел. Даже в больницу положили, надеемся, ненадолго, а вот мама держится молодцом. Как же она обрадуется, что я с вами виделась! А как вы у нас оказались?

— Просто проезжала мимо, — сказала миссис Оливер. — Надо было навестить одну старую приятельницу, она здесь живет неподалеку, и дай, думаю, зайду… — Она взглянула на свои часики. — Твоя мама сейчас дома? Я бы зашла к ней поболтать, пока еще не так поздно.

— Ой, вот здорово, конечно же зайдите! Только я не смогу вас проводить. Мне еще полтора часа работать.

— Ну ничего, как-нибудь в другой раз, — сказала миссис Оливер. — Кстати, я не припомню — дом семнадцать, или у него есть название?

— У нас коттедж, «Лавры» называется.

— Ну да, конечно. Совсем голова дырявая стала. Всего хорошего, приятно было тебя увидеть.

Она стремительно вышла наружу, унося в сумочке совершенно не нужную ей помаду. Сев в машину, она проехала часть главной улицы Чиппинг Бартрама и свернула на боковую, миновав гараж и больницу. Это была узкая улочка, по обе стороны которой стояли уютные домики.

Она притормозила напротив коттеджа «Лавры». Открывшая дверь худощавая седая женщина лет пятидесяти сразу же ее узнала.

— Миссис Оливер! Сколько лет, сколько зим!

— Да уж, не виделись целую вечность.

— Ну, входите же, входите. Как насчет чаю?

— О нет, — воспротивилась миссис Оливер, — я только что пила у одной старинной приятельницы, да и в Лондон пора возвращаться. Забежала в аптеку — смотрю — Марлен!

— Да, она очень довольна работой. Ее там ценят. Говорят, она очень предприимчивая.

— Ну и хорошо. А сами-то вы как, миссис Бакл? Выглядите превосходно. Почти не изменились.

— Ой, не говорите. Совсем стала седая и тощая.

— Сегодня у меня словно день встреч со старыми друзьями, честное слово, — пошутила миссис Оливер, следуя за хозяйкой дома в тесную заставленную мебелью гостиную. — Вы помните миссис Карстейрз — миссис Джулию Карстейрз?

— Ну еще бы. Ей, наверное, уже за семьдесят.

— Если не за восемьдесят. Но память у нее хоть куда Вспоминали с ней старое и, кстати, вспомнили одну давнюю историю. Я-то была тогда в Америке и ничего об этом не знала Я говорю про Равенскрофтов.

— О, помню этот кошмар…

— Вы ведь когда-то у них служили, если не ошибаюсь?

— Да. Убиралась по утрам трижды в неделю. Чудесные были люди. Он офицер настоящий, джентльмен, а она — истинная леди. Теперь таких нет. Старая закваска.

— И надо же было случиться такой беде.

— И не говорите…

— Вы в ту пору у них работали?

— Нет уже. Пришлось взять к себе тетушку Эмму, она по старости и видела плохо, и ослабла сильно, где уж тут по домам ходить. Вот за месяц до их смерти я и взяла расчет.

— Просто в голове не укладывается… и как такое могло стрястись, — сказала миссис Оливер. — Насколько я поняла, установили, что это было двойное самоубийство.

— Что-то мне не верится, — сказала миссис Бакл. — Чтобы такие достойные люди учинили над собой расправу Жили они душа в душу, это сразу было видно. И в дом этот они сравнительно недавно въехали.

— Ну да. По возвращении в Англию, они, кажется, поселились под Борнемутом?

— Верно, да только оттуда долго до Лондона добираться, вот они и переехали в Чиппинг Бартрам. Дом был очень хороший, и сад ему под стать.

— А как у них было со здоровьем? Вы ничего такого не замечали — в последние месяц-два?

— Ну, он уже был все-таки в возрасте, когда любой начинает сдавать. По-моему, у него были какие-то проблемы с сердцем, может быть, даже небольшой инфаркт, но в общем он был вполне бодр. Принимал лекарство, особенно себя не переутруждал.

— А леди Равенскрофт?

— По правде сказать, она все грустила — наверное, скучала по прежней жизни, понимаете? Конечно, они завели новые знакомства, но разве сравнишь с тем, что было за границей? При их положении в обществе одних сельских знакомых мало. У нас ведь не то, что в Малайе и прочих заморских странах. Там, знаете ли, одной прислуги целая армия. То и дело званые обеды и прочие развлечения.

— Вы считаете, она скучала без… развлечений?

— Кто же может сказать наверняка — но мне показалось…

— Мне кто-то говорил, что она носила парик.

— У нее их было несколько. — Губы миссис Бакл тронула легкая улыбка. — И такие шикарные, кучу денег стоили. Она их время от времени отсылала в Лондон, где их заново укладывали и присылали обратно. И все они были разные. Помнится, один был такой каштановый, в рыжинку отдавал, а другой — седой, весь в мелких кудряшках. Этот ей был особенно к лицу. И еще два — не такие парадные, но их можно было носить и в дождь, и когда ветрено. Она очень за собой следила, на наряды денег не жалела.

— А что, по-вашему, могло стать причиной этой трагедии? — рискнула спросить миссис Оливер. — Видите ли, я тогда была в Америке, так что ничего не знала, а потом… не станешь же расспрашивать в письмах о таких вещах — даже у близких друзей. Но думаю, какая-то причина все же была. Ведь, насколько мне известно, стреляли из револьвера генерала Равенскрофта…