— Да. Если он был таковым.

— Значит, по-вашему, это не случайность? Как вы понимаете, я ничего об этом не знаю, — сказала мисс Марпл, помедлив.

— Разумеется. Ведь вы находились — как бы это сказать — на другом посту?

Мисс Марпл взглянула на профессора своим простодушным взглядом:

— Я не совсем понимаю, что вы хотите сказать.

— Осторожничаете? И правильно делаете, вам надо быть осторожной.

— Это вошло у меня в привычку, — сказала мисс Марпл.

— Осторожность?

— Не знаю, как это назвать, но я взяла себе за правило тщательно обдумывать все, что мне говорят.

— Очень полезная привычка. Тем более что обо мне вы ничего не знаете. За исключением того, что меня интересуют памятники архитектуры и красивые парки. Вам-то, наверное, милее парки?

— Пожалуй.

— Я приметил в группе и других энтузиастов, которые обожают парки.

— Или делают вид, что обожают.

— А! — сказал профессор Вэнстед. — Вы тоже это заметили… Так вот, мне было предписано наблюдать за вами, быть поблизости на случай — ну, фигурально говоря — нечистой игры, кем бы она ни велась. Но теперь обстоятельства переменились, и я должен вам открыться. Так что решайте сами, кто я вам — недруг или союзник.

— Но пока я о вас совсем ничего не знаю. Насколько я поняла, вы были другом покойного мистера Рафиля?

— Не совсем, — сказал профессор Вэнстед, — я встречался с ним пару раз. Один раз на заседании больничного комитета, другой — еще на каком-то общественном мероприятии. Но я о нем много слышал. Он, видимо, тоже. Не сочтите за нескромность, но я довольно-таки известная личность в своей среде.

— Я так и подумала. Должно быть, вы медик.

— А вы проницательны, мисс Марпл. Весьма проницательны. Я действительно медик, но у меня довольно узкая специализация. Патология[272] психики. Вам придется поверить мне на слово, хотя я мог бы подтвердить это документально…

По роду своей деятельности мне приходится много сотрудничать с судебными экспертами. Меня интересуют особенности мышления преступников. Я написал об этом множество книг, многие из которых широко известны. В последнее время я все меньше занимаюсь своей основной работой и предпочитаю заниматься тем, что меня больше всего интересует. Ведь порою попадаются очень интересные случаи. И хочется изучить их со всех сторон. Боюсь, вам все это покажется довольно нудным…

— Ну что вы, — сказала мисс Марпл. — Я, признаться, надеюсь, что вы поможете мне кое-что понять. Есть вещи, которые мистер Рафиль не счел нужным объяснить. Он поручил мне заняться одним делом, но не сообщил, в чем, собственно, оно заключается. Я нахожусь в полном неведении, и мне приходится продвигаться буквально ощупью. С его стороны было крайне легкомысленно так к этому подойти.

— Но вы приняли его поручение?

— Приняла. Скажу вам откровенно, мне посулили весьма изрядную сумму.

— Это для вас очень важный стимул?

Мисс Марпл немного помолчала, потом спокойно ответила:

— Хотите — верьте, хотите — нет, но… в общем, не очень.

— Меня-то это как раз не удивляет. Мистер Рафиль пробудил ваше любопытство. А для вас это главное, верно?

— Да. Вы угадали. Мистера Рафиля я знала не очень хорошо, мы познакомились случайно — в Вест-Индии. Я думаю, вам это известно.

— Я знаю, что там вам и мистеру Рафилю пришлось некоторым образом, ну… сотрудничать, что ли…

Мисс Марпл взглянула на него с недоверием.

— Он так и сказал? — Она покачала головой.

— Да, именно так, — сказал профессор Вэнстед. — И еще сказал, что у вас невероятное чутье на всякие криминальные истории.

Мисс Марпл посмотрела на него, чуть приподняв брови.

— И вам, конечно, это кажется абсолютно невероятным, — заметала она. — Вы удивлены.

— Меня вообще довольно трудно удивить, — сказал профессор Вэнстед. — А мистер Рафиль был человеком весьма проницательным и очень хорошо разбирался в людях. Он считал, что вы тоже хорошо разбираетесь в людях.

— Не знаю, что и сказать, — смущенно пролепетала мисс Марпл. — Просто некоторые люди напоминают кое-кого из моих знакомых, поэтому я могу допустить, что и действовать они будут примерно так же. Но если вы думаете, что я имею хоть малейшее представление о том, что я должна сделать, вы глубоко ошибаетесь.

— Как хорошо, что мы выбрали именно это место, — сказал профессор Вэнстед. — Кажется, здесь нас никто не сможет подслушать — и мы можем совершенно спокойно поговорить.

— Это очень кстати, — сказала мисс Марпл. — Я еще раз хочу сказать вам, что совершенно не представляю, как и что делать. И почему мистер Рафиль напустил столько таинственности?

— Вот это я, пожалуй, могу объяснить. Он хотел, чтобы у вас создалось об этом деле собственное впечатление.

— Значит, и вы мне ничего не расскажете? — Мисс Марпл не могла скрыть неудовольствия. — Ну, знаете ли! — сказала она. — Всему есть пределы!

— Да, — сказал профессор Вэнстед, внезапно улыбнувшись. — Согласен. Придется переступить некоторые границы. Я все-таки расскажу вам о фактах, которые помогут вам разобраться в происходящем. Ну а вы, в свою очередь, сможете прояснить что-то для меня.

— Едва ли, — сказала мисс Марпл. — Разве что некоторые любопытные наблюдения… но ведь это еще не факты.

— Итак… — сказал профессор Вэнстед… и умолк.

— Ну скажите же мне хоть что-нибудь, ради Бога! — взмолилась мисс Марпл.

Глава 12

Разговор начистоту

— Не стану утомлять вас деталями… для начала расскажу, как я оказался замешанным в эту историю. Время от времени мне приходится консультировать специалистов из Министерства внутренних дел. Кроме того, я связан с некоторыми специальными учреждениями для несовершеннолетних преступников, так сказать, предоставляется жилье и питание. И они находятся там, согласно распоряжению Ее Величества. Впрочем, это, я полагаю, понятно.

— Да, вполне.

— Обычно ко мне обращаются сразу же после поимки вот такого молодого преступника, чтобы обсудить, какими мерами лучше всего добиться его исправления. Ну… и прочее в таком роде. Но иногда ко мне обращаются и по другим причинам. Однажды через Министерство внутренних дел мне передали просьбу начальника одного из таких учреждений помочь разобраться в одном весьма щекотливом деле. Я поехал к нему, кстати, нужно сказать, что он старый мой приятель, хотя и не слишком близкий. Так вот, этот мой приятель поведал мне, что у него есть некоторые сомнения относительно одного заключенного… или пациента, в общем, как их называть, не имеет большого значения… Попал он в исправительное заведение совсем еще юношей, и мой приятель, наблюдая за ним длительное время (а при поступлении этого заключенного он еще не был начальником), усомнился в правильности приговора. Он не был профессиональным психологом, но у него был богатый опыт общения с этими… пациентами. Нет, юноша и в самом деле был отпетым негодяем, личностью с так называемым заниженным чувством ответственности… В общем… криминальной личностью… Якшался с бандитами, участвовал в драках, был нечист на руку — воровал, мошенничал. Короче говоря, был сущим наказанием для своего отца.

— Понятно, — сказала мисс Марпл.

— Что именно, мисс Марпл?

— Вы ведь говорите о сыне мистера Рафиля?

— Опять угадали. Действительно, я говорю о сыне мистера Рафиля. Вы что-то о нем знаете?

— Ничего, — сказала мисс Марпл. — Слышала только — буквально вчера, — что у мистера Рафиля был сын, мягко говоря, не вполне достойный своего отца. Сын, замешанный в нескольких преступлениях. Больше я о нем ничего не знаю. Он ведь был единственным его сыном?

— Да, единственным. Были еще две дочери. Одна умерла в четырнадцать лет, другая вышла замуж, брак в общем-то счастливый, но детей у них не было.

— Наверное, мистер Рафиль переживал, что у него нет внуков.

— Трудно сказать. Жена его умерла молодой, вот о ней он, по-моему, очень горевал, хотя никогда в этом не признавался. А насколько он был привязан к сыну или к дочерям, не знаю. Но делал для них все что мог. А о его чувствах можно было только догадываться. Он был очень скрытным человеком. Мне кажется, главным в его жизни был все-таки бизнес. Его, как и всех подобного рода людей, интересовал прежде всего сам процесс, а не деньги как таковые. И все же знаете выражение: деньги делают деньги. Он делал деньги, и делал их в огромных количествах. Он наслаждался властью денег. Он любил эту власть и силу. И практически ничем, кроме финансовых операций, не интересовался.

Сын, прямо скажем, скучать ему тоже не давал. Он нанимал лучших адвокатов, чтобы вытаскивать его из различных историй, но грянул последний удар… Его обвинили в изнасиловании, и тут уж единственное, что не позволило отмерить ему на полную катушку, был его юный возраст. А затем ему предъявили еще одно обвинение.

— Я слышала, он убил девушку, — сказала мисс Марпл.

— Известно, что он выманил ее из дому. Ну а что было потом… Ее довольно долго искали… Когда нашли, оказалось, что она была задушена, а ее лицо было изуродовано до неузнаваемости чем-то твердым и тяжелым. Вероятно, чтобы не опознали.

— В высшей степени отвратительная история, — сурово сказала мисс Марпл, воспитанная в строжайших пуританских[273] традициях.

Профессор Вэнстед пристально посмотрел на нее.

— Да, отвратительней и не придумаешь.

— Такие преступления, — сказала мисс Марпл, — не оправдаешь ни тяжелым детством, ни дурным обществом, ни юным возрастом убийцы… Лично я этого ничем не могу оправдать. Злу нет и не может быть оправдания.

— Очень рад, что вы так считаете, — сказал профессор Вэнстед. — Вы не представляете, сколько мне пришлось выслушивать стенаний и рыданий тех, кто все валит на какие-то обиды и прочие обстоятельства в далеком прошлом. Знали бы они, в каких условиях росли некоторые люди, с какой жестокостью и безобразием им приходилось сталкиваться, и все же они становились добропорядочными гражданами. Эти защитнички гораздо реже ссылались бы на тяжелое детство своих подопечных, если бы немного больше знали жизнь. Конечно, юных негодяев можно и пожалеть — хотя бы за то, что им при рождении достались такие гены. Вот, например, эпилептики, вам же их жаль? Вы ведь знаете, что такое гены…