Агата Кристи - Пассажирка из Франкфурта. Немезида. Слоны помнят все

— Ах да, хорошо, что вы мне напомнили…

— Только не говори, что ты забыл купить кольца.

— Нет-нет. Я просто забыл вам сказать, что у меня есть для вас подарок.

— Ты так внимателен ко мне, мой мальчик.

— Ты говорила, что у вас нет органиста…

— Да, слава Богу, он ушел.

— Я вам привез нового.

— Честное слово, Стаффи, что только не взбредет тебе в голову! Где ты его откопал?

— В Баварии… Поет как ангел.

— Нам не нужно, чтобы он пел. Ему придется играть на органе.

— Это он тоже может. Очень талантливый парень.

— А почему он решил покинуть Баварию и перебраться в Англию?

— У него умерла мать.

— Господи! Ну в точности как у нашего органиста. Наверное, матери органистов не отличаются крепким здоровьем. Мне не придется заменять ему мать? Боюсь, у меня ничего не получится.

— Полагаю, с него будет достаточно, если вы замените ему бабушку или прабабушку.

Дверь неожиданно распахнулась, и в нее торжественно, словно примадонна на сцену, вошла похожая на ангела девчушка в бледно-розовой пижаме, усыпанной розочками, и объявила сладким голоском, явно рассчитывая на восторженный прием:

— Это я!

— Сибилла, ты почему не спишь?

— У нас в детской не все ладно.

— Это значит, что ты опять безобразничала и Нянюшка на тебя рассердилась. Признавайся, что ты натворила?

Сибилла возвела глазки к небу и вдруг прыснула со смеху.

— Ну, у меня была гусеница — такая мохнатенькая. Я пустила ее на Нянюшку, и она заползла ей вот сюда.

Пальчик Сибиллы остановился в той точке у нее на груди, которая на портновском жаргоне называется линией выреза.

— Ничего удивительного, что Нянюшка рассердилась — бр-р! — сказала леди Матильда.

В эту минуту вошла сама няня и сказала, что мисс Сибилла вся извертелась, не желает молиться на ночь и отказывается ложиться в постель.

Сибилла прижалась к леди Матильде.

— Я хочу молиться здесь у тебя, Тильда…

— Прекрасно — но потом ты сразу ляжешь спать.

— Ну конечно же, Тильда.

Сибилла опустилась на колени, сложила руки и для начала разразилась довольно странными и разнообразными звуками — должно быть, она считала их обязательным вступлением к молитве, с которой обращалась к Создателю. Она вздыхала, постанывала, откашливалась, потом простуженно фыркнула и наконец затараторила:

— Пожалуйста, Бог, храни мамочку и папочку в Сингапуре, и тетю Тильду, и дядю Стаффи, и Эми, и Кухарку, и Эллен, и Томаса, и всех-всех собак, и моего пони Дымка, и моих лучших подружек Маргарет и Диану, и Джоанну, мою новую подружку, и сделай меня, ради Христа, хорошей девочкой, аминь. И прошу Тебя, Бог, пусть Нянюшка станет добрая.

Сибилла встала, бросила на Нянюшку торжествующий взгляд, не сомневаясь в своей победе, попрощалась и убежала.

— Подозреваю, что кто-то выдал ей секрет Бенво, — сказала леди Матильда. — Да, чуть не забыла, Стаффи: а кто у тебя будет шафером?

— Об этом я и не подумал. А шафер непременно нужен?

— Так уж принято.

Сэр Стаффорд взял в руки маленького пушистого зверька.

— Моим шафером будет Панда — на радость Сибилле и по желанию Мэри Энн — а почему бы и нет? Панда был с нами с самого начала — с нашей встречи во Франкфурте…

Мисс Джейн Марпл имела обыкновение вторую газету просматривать днем, после ленча. Каждое утро ей приносили две газеты. Одну мисс Марпл читала, попивая свой утренний чай — разумеется, если газету успевали к этому часу доставить. Мальчишка-разносчик был явно не в ладах со временем. Его то и дело кто-нибудь подменял, порой это и вовсе был какой-нибудь новенький. И каждый из этих сорванцов нес почту по дороге, которая ему больше нравилась. Возможно, перемена маршрута как-то скрашивала монотонность их работы. Но те из подписчиков, что привыкли спозаранку наспех проглатывать наиболее аппетитные из утренних новостей — перед тем как бежать на автобус, на поезд или к собственной машине, доставлявшим их на работу, — возмущались нерадивостью почты. Обитавшие же в Сент-Мэри-Мид почтенные и очень почтенные леди предпочитали наслаждаться своими утренними газетами чуть позже — за завтраком.

Сегодня мисс Марпл уже успела пробежать глазами первую страницу и еще несколько статеек в «Дейли Ньюсгивер»[215], которую окрестила «Дейли Винегрет», поскольку новый владелец газеты, к величайшей досаде самой мисс Марпл и ее приятельниц, печатал, по их мнению, всякую ерунду — массу статеек о салонах мод, о причинах сердечных недомоганий у женщин, о бесконечных детских конкурсах да еще публиковал кучу жалостных дамских писем и прочее и прочее. При этом для настоящих новостей он ухитрялся оставлять только первую страницу или загонял их в самые углы, где разыскать их было крайне трудно. Мисс Марпл была немного консервативна и считала, что раз газета носит название «Ежедневные новости», она и должна сообщать о новостях.

После ленча она позволила себе полчасика вздремнуть в кресле со специальной спинкой, сделанной на заказ для ее ревматической спины, после чего развернула «Таймс»[216], которую любила просматривать неторопливо и со вкусом.

Увы, и «Таймс» была уже совсем не та, что прежде. Та же неразбериха! Раньше вы заранее знали, где что находится, и отыскать интересующие вас сведения не составляло труда, а нынче в этот незыблемый на протяжении многих лет распорядок вкрадывались какие-то странные новшества. Ни с того ни с сего вдруг целых две страницы оказывались заполненными рекламой путешествий на Капри[217] — с кучей фотографий. Спорт занимал куда больше места, чем прежде. Придворные новости и некрологи, слава Богу, примерно на прежних страницах. Сведения о рождениях, свадьбах и похоронах раньше сразу бросались в глаза и привлекали внимание мисс Марпл, а теперь их переместили на последнюю страницу.

Мисс Марпл начала с главных новостей, на первой странице. Впрочем, их она просмотрела мельком, так как уже знала о них из «Винегрета». Она пробежала глазами содержание: статьи, комментарии, наука, спорт. Затем, по своему обыкновению, стала читать последнюю страницу, чтобы узнать, кто родился, кто женится, кого хоронят. Потом можно будет перейти к редакционной переписке, там всегда найдется что-нибудь интересное. Далее — «Придворный циркуляр»[218]. На этой же странице теперь можно было найти и новости с аукционов. Или какую-нибудь научно-популярную статейку, но их она всегда пропускала. Все равно ничего не поймешь…

Так вот, просматривая последнюю страницу с известиями о рождениях, свадьбах и похоронах, мисс Марпл неожиданно подумала: «Как ни грустно, теперь мне интересны главным образом те, кто умер…»

Конечно, детишки тоже рождались, но мисс Марпл уже не знала их родителей, даже никогда не слышала о них… Вот если бы в газете имелась рубрика «Наши внуки», другое дело. Тогда она сказала бы себе: «Батюшки, да у Мэри Прендергаст уже третья внучка!» — хотя… поди сообрази, кто чей внук.

Сообщения о свадьбах она тоже просмотрела мельком — ведь сыновья и дочери ее старых друзей все уже давным-давно переженились. Дойдя до списка скончавшихся, она стала читать более внимательно, стараясь не пропустить знакомого имени. Аллоуэй, Ангопастро, Арден, Бартон, Бедшоу, Бурговайссер (господи, какое-то немецкое имечко, хотя жил он, судя по всему, в Лидсе[219]), Карпентер, Камерон, Клегг. Клегг? «Кто-нибудь из тех Клеггов, которых я знала? Да нет, вряд ли, Джанет Клегг. Жила где-то в Йоркшире[220]. Макдональд, Макензи, Никольсон. Никольсон? Нет, это другой… Огг, Ормерод — должно быть, одна из тетушек. Да, вполне вероятно. Линда Ормерод. Нет, никакой Линды я не знаю. Квантрил? Господи, это, должно быть, Элизабет Квантрил. Восемьдесят пять. Ну и дела! А я-то была уверена, что она уже давным-давно умерла. Подумать только, дотянула до глубокой старости! А ведь всегда считалось, что у нее весьма хрупкое здоровье. Рейс, Рэдли, Рафиль». Рафиль? Что-то ее задело. Эта фамилия явно была ей знакома. Рафиль. Белфорд-парк, Мэйдстоун. Такого адреса она не помнила. «Цветов не присылать. Джейсон Рафиль». Очень уж имя необычное, и все. Должно быть, слышала где-то ненароком. Росс-Перкинс. Уж не тот ли это?.. Да нет, не тот. Рейленд? Эмили Рейленд. Нет. Нет, она никогда не знала Эмили Рейленд. «Нежно любимая мужем и детьми». Что ж, очень мило или очень грустно. Зависит от того, как на это посмотреть.

Мисс Марпл положила газету на стол и, рассеянно изучая кроссворд, попыталась припомнить, почему фамилия Рафиль показалась ей такой знакомой.

«Рано или поздно вспомнится, — сказала она себе, зная по опыту, какие фокусы выкидывает стариковская память. — Вспомню, никуда не денется».

Она бросила взгляд в окно и спешно отвела глаза. Там на солнышке зеленел ее обожаемый сад, который дарил ей огромную радость и требовал неустанного труда. И вот теперь все эти доктора — как один — запретили ей работать в саду. Поначалу она было восстала, но в конце концов решила, что придется смириться. Она переставила свое кресло так, чтобы взглянуть на сад было не так-то просто — разве что при крайней необходимости. Вздохнув, она взяла свой мешочек для рукоделья и извлекла оттуда детский жакетик, который уже почти связала, — оставалось только довязать рукавчики. А с ними всегда столько возни. Два совершенно одинаковых рукавчика. Вязать их такая скука… Ну да ничего, зато эта шерсть — просто прелесть. Розовая шерсть. По-стойте-ка, розовая шерсть… что-то она напоминает? Да-да, фамилию, которую она только что видела в газете. Розовая шерсть. Карибское море[221]. Песок на пляже. Солнышко. И она сама с вязаньем и… ну конечно! Мистер Рафиль! Ее путешествие на Карибские острова. Остров Сент-Оноре. Спасибо племяннику Реймонду, это был его подарок. Она вспомнила, как Джоан, ее богоданная племянница, жена Реймонда, молила: «Только не связывайтесь больше ни с какими убийствами, тетя Джейн. Вам это вредно».