Агата Кристи - Пассажирка из Франкфурта. Немезида. Слоны помнят все

— У нас… в Англии — человек пять в курсе, не больше, — сказал полковник Пайкэвэй.

— В России уже кое-кто знает, в Америке тоже начинают догадываться… Знают, конечно, что существуют хорошо обученные и вооруженные отряды и что у них есть вождь — по имени Юный Зигфрид… И это — их новая религия…

— Однако, — сказал герр Шписс, — переходя на менее торжественный тон, — в сущности, это лишь то, что лежит на поверхности. За всем этим стоят определенные силы, предпочитающие оставаться в тени. Крупные финансисты, индустриальные магнаты, владельцы шахт, нефтяных разработок, выдающиеся ученые. Именно они всем этим заправляют. Именно они калечат юные души, одних — с помощью зомбирования превращая в насильников и убийц, других — с помощью наркотиков — в рабов.

— Полагаю, что и сексуальная распущенность играет свою роль?

— Несомненно, но этим они очень быстро пресыщаются и ударяются в другую крайность — аскетизм. Другое дело — наркотики. От этого практически невозможно избавиться. Еще наслаждение от того, что причиняешь кому-то боль… Их заставляют упиваться страданиями жертвы. Это такое чувство, что те, кто почувствовал к нему вкус, обречены и никогда уже не станут прежними.

— Друг мой, конечно, такое имеет место и с этим надо бороться самым кардинальным образом, но, честное слово, нельзя же без конца рассуждать о подобных вещах. Надо наконец занять твердую позицию — непримиримую позицию…

— Прекрати, Джордж. — Мистер Лазенби вытащил было курительную трубку, но, взглянув на нее, положил обратно в карман. — На мой взгляд, мне необходимо срочно лететь в Россию, — сказал он, вновь поддаваясь своей idee fixe[193]. — Насколько я понимаю, это… в общем, все эти проблемы известны русским.

— Знают они достаточно, — сказал герр Шписс. — Но вы же знаете русских… Они, как всегда, будут темнить… — Он пожал плечами. — Русские это обожают… К тому же им сейчас не до этого — они никак не могут найти общего языка с китайцами. И вообще, насколько мне известно, они считают, что причин для паники пока нет.

— Я все равно должен принять на себя эту миссию, это мой долг.

— На вашем месте я бы счел своим долгом остаться здесь, Седрик, — раздался усталый голос лорда Альтамаунта. — Вы нужны нам здесь, Седрик, — повторил он, не отрывая головы от спинки кресла. Он говорил мягко, но настойчиво. — Вы глава нашего правительства и должны оставаться здесь. В конце концов вы же не агент, прошедший специальную подготовку.

— Агенты? — с сомнением в голосе переспросил сэр Джордж Пэкхэм. — Что могут агенты сделать на этой стадии? Нам необходимо заслушать отчет… А, Хоршэм, вот вы где… Я вас не заметил. Скажите — что в силах сделать наши агенты?

— У нас прекрасные агенты, — спокойно ответил Генри Хоршэм. — В последнее время мы получили массу информации. Кроме того, мы сотрудничаем с разведками других стран. Вот и герр Шписс нам также передал кое-какие сведения, полученные его агентурой. Беда в другом: часто мы просто не придаем значения донесениям наших агентов.

— Однако Интеллидженс сервис…[194]

— Что значит «однако»… Они рискуют жизнью, а многие наши чиновники просто отказываются им верить… А ведь в девяти случаях из десяти их сообщения подтверждаются.

— Послушайте, Хоршэм, не могу же я…

Хоршэм повернулся к немцу:

— У вас ведь тоже такое бывает, не так ли, сэр? Что вы пренебрегаете важной информацией? Люди просто закрывают глаза на очевидное — если очевидное не слишком утешительно.

— Конечно, бывает и, боюсь, будет повторяться и впредь, ведь природа человеческая везде одинакова — люди до самого последнего момента надеются на лучшее.

Мистер Лазенби снова вынул из кармана трубку.

— Ну, хватит об этом. Теперь поговорим о деле: что именно нам следует предпринять, учитывая, что это не просто локальный кризис, а кризис поистине мирового масштаба. Я считаю, пора задействовать войска. Герр Шписс, надеюсь, ваше правительство разделяет эту точку зрения…

— Разделять-то разделяет, но время упущено, и ситуация вышла из-под контроля. В распоряжении мятежников заводы, оружие, ресурсы…

— А у нас ядерные ракеты! Малейшая угроза атомной войны, и, думаю, они тут же пойдут на попятную…

— Перед нами не просто взбунтовавшиеся школьники. В их армии есть высококлассные специалисты… Никаких опрометчивых шагов, иначе здесь такое начнется… — Герр Шписс покачал головой. — У нас уже есть неприятности: едва удалось предотвратить попытку заразить сеть водоснабжения в Кёльне…

— Положение критическое… — Седрик Лазенби с надеждой обвел взглядом присутствующих. — Четвинд — Манро — Блант?

К немалому удивлению Лазенби, откликнулся только адмирал Блант.

— Не пойму, при чем тут Адмиралтейство — мне кажется, это дело не нашей епархии. Я бы вам посоветовал, Седрик, с вашей маниакальной страстью к бомбардировкам, прихватить побольше табачку и отправиться куда-нибудь в Антарктиду. Глядишь, там последствия подобной аферы вы ощутили бы не сразу… Вы слышали, что говорил профессор Экштейн?

На этом встреча закончилась. Присутствующие разделились.

Канцлер Германии в сопровождении премьер-министра, сэра Джорджа Пэкхэма, Гордона Четвинда и доктора Рейнхардта отбыл на Даунинг-стрит, где их ждал ленч.

Адмирал Блант, полковник Манро, полковник Пайкэвэй и Генри Хоршэм остались на месте, чтобы, уже не стесняясь в выражениях, обменяться мнениями, что вряд ли могли позволить себе в присутствии важных персон.

Первые реплики казались не совсем относящимися к делу.

— Хвала Всевышнему, они прихватили с собой Пэкхэма, — заметил полковник Пайкэвэй. — Соображает туго, чешется, дергается, всех подозревает — порой мне становится невмоготу.

— Вам бы тоже надо пойти с ними, адмирал, — сказал полковник Манро. — Не представляю себе, как Четвинду или Пэкхэму удастся отговорить нашего Седрика от неотложного совещания на высшем уровне с русскими, китайцами, эфиопами или бог знает с кем еще. Угадаешь разве, с кем ему приспичит пообщаться на этот раз?

— У меня свои дела, — проворчал адмирал. — Еду в деревню повидать старого друга. — Он испытующе взглянул на полковника Пайкэвэя.

— Эта история с Гитлером… Вы были совсем не в курсе, Пайкэвэй?

— По правде говоря, нет. До нас доходили слухи, что он объявился в Аргентине. Видимо, так оно и есть. Но кем бы он ни был — обычным психом или настоящим фюрером, он довольно быстро распрощался с жизнью. Жуткие истории об этом, кстати, рассказывают. Тот еще был подарочек для покровителей.

— Понятно тогда, чей труп обнаружили в бункере? — сказал Блант. — А ведь действительно, опознания-то не было. Русские никого тогда к нему не подпустили.

Он встал, кивнул остающимся и направился к выходу.

Манро задумчиво сказал:

— Я думаю, доктор Рейнхардт прав — это действительно был Гитлер. — И тут же спросил: — А что скажете о канцлере?

— У него есть голова на плечах, — обернувшись, проворчал адмирал. — Жаль беднягу. Только более-менее обустроил страну, как эти молокососы пустились во все тяжкие.

Он пристально посмотрел на полковника Манро.

— А что этот белокурый красавчик? Ну, сынишка Гитлера. Вы что-нибудь о нем выяснили?

— Можете не волноваться, — неожиданно вмешался полковник Пайкэвэй.

Адмирал отпустил дверную ручку и вернулся за стол.

— Все это ерунда, — сказал полковник Пайкэвэй. — Не было у Гитлера никакого сына.

— Ну, наверняка-то никто знать не может.

— Может. Франц Иосиф, он же Юный Зигфрид, вождь и кумир взбунтовавшейся молодежи — самый обыкновенный мошенник. На самом деле он сын аргентинского плотника и немецкой певички, от которой и унаследовал смазливую физиономию и сладкий голос. Когда его нашли, пришлось долго натаскивать его на эту роль.

В юности он был профессиональным актером. Когда он взялся играть эту роль, ему действительно выжгли на ноге свастику — в соответствии с той романтической историей. И обращались как с будущим далай-ламой.

— И у вас есть доказательства?

— Полная документация, — усмехнулся полковник Пайкэвэй. — Ее добыл один из лучших моих агентов. Фотокопии, заверенные показания, в том числе и его матери, медицинское заключение о шраме на ноге, копия свидетельства о рождении и письменные показания о том, что он и есть так называемый Франц Иосиф. Все в лучшем виде. Правда, в конце чуть не вышла осечка — они напали на след моего агента, и ему только чудом удалось ускользнуть под личиной другого пассажира — во франкфуртском аэропорту.

— Где теперь эти документы?

— В надежном месте. Ждут подходящего момента…

— А премьер-министр в курсе?

— Пока нет. Я не вполне уверен, что он решится на то, чего от него ждут.

— Вы — старый интриган, Пайкэвэй, — сказал полковник Манро.

— Приходится, раз больше некому, — вздохнул полковник Пайкэвэй.

Сэр Стаффорд Най принимал гостей. Почти ни с кем из них он никогда не встречался прежде, и только одного ему довольно часто случалось видеть. Все гости прекрасно выглядели. Они были веселы, остроумны и одеты в прекрасного покроя костюмы, которые отнюдь не казались старомодными. Глядя на них, Стаффорд Най невольно отметил, что они производят приятное впечатление. Но при этом он не совсем понимал, что именно им от него нужно. Он знал, что один из них — сын нефтяного короля. Другой после окончания университета стал политиком. Его дядя был владельцем сети ресторанов. Третий все время хмурил густые брови, так что с его лица не сходило выражение подозрительности, по-видимому, ставшей его второй натурой.