Агата Кристи - Пассажирка из Франкфурта. Немезида. Слоны помнят все

— Почему бы и нет? — отозвался Генри Хоршэм.

— В самом деле? Хотел бы я знать, что же это за «качества», которыми я обладаю? Сам я, по правде говоря, не замечал за собой каких-то особых талантов.

— Вы не из тех, кто преклоняется перед кумирами толпы, — сказал Хоршэм. — Вы сразу распознаете фальшь. Никто, каким бы он красноречием ни обладал, не сможет пустить вам пыль в глаза. Вы оцениваете людей по своей мерке.

«Се n'est pas un garcon serieux», — эти слова промелькнули в памяти сэра Стаффорда Ная. Забавная мотивация, если учесть, что членам комиссии предстоит трудная и требующая громадного напряжения работа.

— Должен вас предупредить, — сказал он, — что у меня есть один существенный недостаток, довольно широко известный — он мне уже стоил нескольких хороших мест. Для такого дела я человек, скажем так, недостаточно серьезный.

— Хотите — верьте, хотите — нет, — сказал мистер Хоршэм, — но как раз это качество очень даже может пригодиться. Я правильно понял, милорд? — И он посмотрел, на лорда Альтамаунта.

— Ох уж эти чиновники! — сказал лорд Альтамаунт. — Позвольте вам заметить — одно из главных упущений в общественной жизни как раз и состоит в том, что люди, работающие в министерствах, слишком уж серьезно относятся к собственной персоне. Мы надеемся, вы этому не подвержены. Во всяком случае, — добавил он, — так думает Мэри Энн.

Сэр Стаффорд Най повернул голову. Итак, теперь она уже не графиня. Здесь она снова Мэри Энн.

— Разрешите спросить, — сказал он. — Кто же вы на самом деле? Вы настоящая графиня?

— Абсолютно настоящая. Geboren[111], как говорят немцы. Мой отец был весьма известного знатного рода, хороший спортсмен, прекрасный стрелок и владел весьма романтичным, хотя и несколько запущенным замком в Баварии[112]. Замок все еще стоит там. Если уж речь зашла об этом, то я связана с той немалой частью европейского общества, которая до сих пор не избавилась от закоренелого снобизма, когда речь идет о происхождении. Первой за стол у них садится обнищавшая и одетая в обноски графиня, а богатая американка, у которой в банке куча долларов, дожидается своей очереди.

— А кто такая Дафна Теодофанос? Она тут при чем?

— Очень удобное имя для паспорта. Моя мать была гречанкой.

— А Мэри Энн?

Кажется, едва ли не впервые Стаффорд Най увидел улыбку на ее лице. Она взглянула на лорда Альтамаунта, потом на мистера Робинсона.

— Просто я — что-то вроде прислуги на все случаи жизни, — сказала она. — Вечно что-то везу из одной страны в другую, что-то достаю, выметаю пыль из углов, делаю, что скажут, еду, куда скажут, в общем навожу в доме порядок. — Она снова взглянула на лорда Альтамаунта. — Я правильно все объяснила, дядя Нэд?

— Вы прекрасно все объяснили, моя дорогая. Для нас вы всегда были и останетесь Мэри Энн.

— Вы что-то перевозили в том самолете? То есть переправляли что-то важное из одной страны в другую?

— Да. И об этом знали. Если бы вы не пришли мне на помощь, не отдали бы мне свой паспорт и свой вызывающий плащ, могло бы случиться непоправимое — несчастные случаи в наши дни не так уж редки. Во всяком случае, сюда бы я не добралась.

— Что же вы перевозили — или это секрет? Возможно, о некоторых вещах мне знать не положено?

— Вам не положено знать о множестве вещей. Равно как и о многом спрашивать. Но на этот вопрос я отвечу. Если никто не будет возражать. — Она снова взглянула на лорда Альтамаунта.

— Я вам полностью доверяю, — сказал лорд Альтамаунт.

— Выкладывайте все как есть, — бросил непочтительный Джеймс Клийк.

Мистер Хоршэм сказал:

— Полагаю, ему нелишне будет это знать. Я-то лично не имею на это права, такое уж у нас ведомство. Говорите, Мэри Энн.

— Я везла сюда свидетельство о рождении, вот и все. Больше я вам ничего не скажу, и задавать мне вопросы совершенно бессмысленно.

Стаффорд Най обвел взглядом всех присутствующих.

— Ладно. Я согласен. Я польщен тем, что вы меня пригласили. С чего начнем?

— Завтра мы с вами уедем на континент. Возможно, вы уже слышали о Баварском фестивале? Новое начинание, ему всего два года. Называется: «Содружество юных вокалистов», и его поддерживают правительства нескольких стран. Он представляет альтернативу традиционным фестивалям в Байрейте. По большей части там играют музыкальный модерн — дают молодым композиторам шанс быть услышанными. Многие о нем высокого мнения, а другие и слышать не хотят.

— Да, — сказал сэр Стаффорд. — Я в курсе. Значит, мы едем на фестиваль?

— У нас зарезервированы места на два концерта.

— Этот фестиваль играет в нашем деле какую-то роль?

— Нет, — сказала Рената. — Скорее, это удобное место для пересадки. Наша поездка не должна вызывать подозрений. Потом, в нужное время, мы продолжим путь в намеченном направлении.

Он снова оглядел присутствующих.

— Какие будут инструкции? Мне не потребуется никакой длительной подготовки? Мне дадут какие-нибудь указания?

— Не совсем такие, какие вы имеете в виду. Вы отправляетесь в путешествие в качестве исследователя. Все, что нужно, вы узнаете сами. Вы едете под своим именем и знаете только то, что вам уже известно. Вы — любитель музыки, слегка обиженный на судьбу дипломат, который надеялся получить высокий пост у себя на родине, но оказался не у дел. Больше вам ничего знать не надо. Так будет безопаснее.

— И все же — как далеко эта зараза успела распространиться? Германия, Бавария, Австрия, Тироль[113] — в этих границах?

— Там один из их центров.

— Значит, он — не единственный?

— И даже не самый главный. Имеются и другие, требующие самого пристального внимания. А насколько важен каждый из них, вам и предстоит выяснить.

— Но я ни об одном из них не знаю. Вы хоть что-то можете мне рассказать?

— Только в общих чертах. Один из них, по нашему мнению, главный, базируется в Южной Америке. Штаб-квартиры еще двух — в Соединенных Штатах, одна — в Калифорнии, другая — в Балтиморе. Еще одна — в Швеции и, наконец, одна — в Италии. В Италии в последние месяцы наблюдается резкий всплеск активности. В Португалии и Испании организации помельче. Ну, и разумеется, Париж. Есть и новые интересные точки, но там все только «пошло в рост» и до плодов еще довольно далеко.

— Вы говорите о Малайе или о Вьетнаме?

— Нет, нет, все это уже в прошлом. Там мы имели только призыв к мятежу, к студенческим беспорядкам и всему такому… Теперь же подоплека несколько иная. Везде есть молодежь, недовольная действиями правительства, настроенная против давних традиций, а зачастую и против той религии, в которой была воспитана. Они выросли на культе вседозволенности и насилия.

Причем насилия не ради наживы, а насилия, с позволения сказать, как удовлетворения их болезненных прихотей Насилие ради насилия — вот что для них главное. И естественно, им очень важно найти убедительное оправдание своим действиям.

— А вседозволенность, она тоже имеет для них особое значение?

— Только как образ жизни, не более. Способствует некоторым правонарушениям, но не является их первопричиной.

— А что скажете о наркотиках?

— Их культ насаждался и поддерживался не только из-за колоссальных денежных средств.

Все посмотрели на мистера Робинсона, и он медленно покачал головой.

— Конечно, — сказал он. — За мелкими торговцами была установлена слежка. Кого-то арестовали и отдали под суд. Но это всего лишь ширма. За всем этим таится нечто гораздо большее, чем торговля наркотиками. Наркотики — всего лишь грязный способ делать деньги. Тут все гораздо серьезнее.

— Но кто… — Стаффорд Най осекся.

— Что, кто, где и почему? Четыре вопроса из детского стишка. Это и есть ваше задание, сэр Стаффорд, — сказал мистер Робинсон. — Это вы и должны выяснить. Вы и Мэри Энн. Вам предстоит весьма сложное дельце. И самое главное, никто не должен вас заподозрить, иначе — провал.

Стаффорд Най вгляделся в толстое желтое лицо мистера Робинсона. Быть может, секрет могущества мистера Робинсона в мире финансовых воротил кроется именно в этом. В том, что он умеет хранить свои тайны. Мистер Робинсон снова улыбнулся. Сверкнули крупные зубы.

— Когда вы что-то знаете, — сказал он, — вас мучает искушение показать, что вы это знаете; иными словами, вам хочется об этом рассказать. Нет, конечно, никто не захотел бы выдать секретные сведения, но человек слаб. Любому хочется показать, какая он важная птица. Да, все очень просто. Собственно говоря, — сказал мистер Робинсон, полуприкрыв тяжелые веки, — в этом мире все очень и очень просто. Жаль, что люди этого не понимают.

Графиня встала, и Стаффорд Най последовал ее примеру.

— Надеюсь, вам тут будет уютно и ничто не помешает вашему сну, — сказал мистер Робинсон, — здесь как будто все есть для комфортного отдыха.

Стаффорд Най пробормотал, что абсолютно в этом уверен, и вскорости убедился, что так оно и есть. Уснул он сразу же, как только положил голову на подушку.

Они вышли из Фестивального Театра Молодежи и вдохнули свежий вечерний воздух. Ниже, на площадке, горели огни ресторана. На склоне прилепился еще один ресторанчик, поменьше. Цены в них слегка разнились, хотя и тот, и другой вряд ли можно было назвать дешевыми. Рената была в вечернем платье из черного бархата, сэр Стаффорд Най — при полном параде, во фраке и белом галстуке.

— Публика самая отборная, — вполголоса сказал Стаффорд Най. — Однако местечко не из дешевых. Тем не менее, я смотрю, здесь одна молодежь. Казалось бы, им это не по карману.