«Ах да, — говорила обычно супруга дипломата, — Стаффорд Най — это то, что надо. Его надо посадить рядом с мадам Такой-то или леди Такой-то…»

Очень может быть, что его пригласили именно затем, чтобы заполнить пустое место. И все же его одолевали сомнения. По опыту он знал, что подоплека этого приглашения могла быть совершенно неожиданной. Так что его взгляд с привычной приветливостью и живостью, ни на ком особенно не задерживаясь, продолжал оценивающе изучать сидящих за столом гостей.

Что, если среди них был некто более крупного калибра, человек, у которого имелись какие-то особые цели? Человек, которого пригласили не для того, чтобы уравновесить присутствующих мужчин и женщин, а тот, кто сам мог бы выбирать, с кем ему соседствовать за столом. Некто значительный. И он напряженно размышлял: кто же мог быть этим джентльменом… или леди?

Кортмэну, разумеется, это известно. Возможно, и Милли Джин тоже. Хотя про жен никогда не скажешь наверняка. Порой они гораздо более ловкие дипломаты, чем их мужья. На некоторых из них можно положиться — на их обаяние, умение контактировать с людьми и вписаться в любое общество, на их приветливость и отсутствие излишнего любопытства.

«Но есть и такие, — подумал он с тоской, — которые оказываются для своих мужей сущим бедствием. Быть может, они и принесли в семью деньги или престиж, но в любой момент способны сморозить такую глупость, что хоть святых выноси. Чтобы как-то сгладить подобные неловкости, необходим соответствующий гость, и лучше не один, который выполнял бы роль своеобразного „буфера“.

Был ли сегодняшний обед чем-то большим, нежели обычным приемом в высшем обществе?» Его быстрый и наметанный глаз уже успел выделить нескольких человек, которых стоило «прощупать». Американский бизнесмен. Приятный человек, но без светского лоска. Профессор одного из университетов на Среднем Западе[85]. Супружеская пара: муж — немец, жена — типичная американка, почти агрессивно это демонстрирующая. Настоящая красавица и по-женски необычайно привлекательна. Может быть, кто-то из них? У него в голове тут же возникли аббревиатуры[86]ФБР[87] и ЦРУ[88]. Может быть, бизнесмен — сотрудник ЦРУ, и здесь с определенным заданием. Пора к этому привыкать. Раньше все было по-другому. Как там говорилось? «Большой брат присматривает за младшим»[89]. Да, теперь все зашло куда как дальше. Заокеанский кузен присматривает за нами. Финансовые воротилы Центральной Европы присматривают за нами. А там, где нам приходится присматривать за ними, возникают дипломатические осложнения. О да. В наше время за кулисами творится гораздо больше, чем на сцене. А может, это всего лишь манера, новая мода? Неужели за всем этим кроется что-то жизненно важное и реальное? Что мы сейчас имеем в Европе? Общий рынок[90]Ну, тут все ясно: промышленность, экономика, сотрудничество разных стран.

Это декорации на сцене. А что за кулисами? Кто-то ждет условного знака. Готов подать нужную реплику, если понадобится. Что происходит? Что творится в большом мире и за его кулисами?

Кое-что он знал, кое о чем догадывался «Но о некоторых вещах я и понятия не имею, и никто не горит желанием меня просветить», — подумалось ему.

На мгновение его взгляд задержался на его визави[91]: он заинтересовался гордой посадкой ее головы, любезной улыбкой. И неожиданно их глаза встретились. Он пытался найти в них то, что искал и что не давало ему покоя, но тщетно — ни взгляд, ни улыбка ничего ему не сказали. Что она здесь делает? На своем ли она здесь месте, ее ли это мир? Да, несомненно, она чувствовала себя здесь как рыба в воде. Он конечно же без особого труда мог выяснить, каково ее истинное положение в определенных кругах, но поможет ли это ему что-то узнать о ней?

У молодой женщины, которая попросила у него помощи во франкфуртском аэропорте, было умное, волевое лицо. Здесь же он видит светскую львицу. Так кто же она на самом деле? Может, всего лишь хорошая актриса? Только какую роль она играет? А может, этих ролей несколько? Как-нибудь это надо выяснить. Он обязательно должен это выяснить.

А может быть, к его приглашению она не имеет никакого отношения? Милли Джин встала. Остальные дамы поднялись следом за ней. Но вдруг с улицы донесся дикий шум. Вопли. Крики. Звон разлетевшегося вдребезги стекла. Снова вопли. А эти звуки… точно, револьверные выстрелы. Синьора Каспаро вцепилась в руку Стаффорда Ная и испуганно воскликнула:

— Ну вот, опять! Dio![92] Опять эти ужасные студенты! И у нас то же самое. Зачем они громят посольства? Дерутся с полицией, орут дурацкие лозунги, ложатся на тротуар. Si, si[93]. Они у нас повсюду — в Риме, в Милане… Они, как чума, по всей Европе. Почему они вечно всем недовольны, эти молодые? Что им нужно?

Стаффорд Най попивал свой коньяк и слушал разглагольствования мистера Чарльза Статтенхэма, пытавшегося изобразить из себя некого проповедника, но его красноречие сегодня явно не было оценено. Судя по всему, полиция оттеснила особенно рьяных бузотеров. Это было одно из тех событий, которые в прежние времена сочли бы из ряда вон выходящими, даже тревожными, но теперь общество воспринимало их как нечто само собой разумеющееся.

— Необходимо усилить полицию. Вот что нам нужно. Усилить полицию. Эти ребята не в силах справиться. То же самое везде. Я вчера беседовал с герром Лурвитцем. У них тоже неприятности, и у французов… Не такие конечно, как в Скандинавии… И что этим типам нужно — только беспорядки? Я вас уверяю, будь моя воля…

Стаффорд Най стал думать о другом, сохраняя на лице выражение лестного для оратора внимания, пока тот объяснял, что именно он сделал бы, будь на то его воля — впрочем, это давно уже не было ни для кого секретом.

— Только и орут: «Руки прочь от Вьетнама» и тому подобное. Да что они знают про Вьетнам? Никто из них там не был, верно?

— Возможно, и не был, — согласился сэр Стаффорд Най.

— Мне сегодня один человек говорил, что у них в Калифорнии серьезные неприятности. В университетах. Если бы мы проводили разумную политику…

Наконец, все собрались в гостиной. Стаффорд Най, с ленивой грацией и тем напускным безразличием, которое всегда его выручало, присел возле золотоволосой разговорчивой дамочки, с которой был неплохо знаком, и от которой не приходилось ждать никаких глубоких мыслей или острот, зато можно было узнать всю подноготную о людях своего круга. И уже вскоре златоволосая леди, так и не понявшая, каким образом они вышли на эту тему, рассказывала ему о графине Ренате Зерковски.

— По-прежнему хороша собой, не правда ли? Она не часто навещает нас в последнее время. По большей части проводит время в Нью-Йорке, представляете себе, или на том чудесном островке. Вы конечно знаете. Нет, не на Минорке[94]. На другом, но тоже в Средиземном море. Если не ошибаюсь, ее сестра замужем за мыльным королем, но не за греком. Кажется, он швед. Денег куры не клюют. И, разумеется, она много времени проводит в каком-то замке в Доломитах[95] — или под Мюнхеном — она всегда была очень музыкальна. Она говорила, вы вроде бы встречались, правда?

— Да. Год или два назад.

— Ах да, должно быть, во время ее прошлого приезда в Англию. Поговаривают, она была замешана в событиях в Чехословакии. Или это были беспорядки в Польше? Господи, как все сложно, правда? Все эти названия, понимаете? Сплошные согласные. Язык сломаешь, а уж написать и вовсе невозможно. А она имеет отношение к литературе. Занимается, знаете, этими петициями, собирает подписи. Что-то насчет предоставления убежища писателям по политическим мотивам у нас в Англии. Не думаю, что она многого добилась. Вы же понимаете, в наше время никому ни до кого нет дела — все только и думают, как бы успеть заплатить налоги. Дорожные чеки — это, конечно, замечательно, но толку от них мало. Понимаете, сначала все равно нужно достать деньги, а уж потом брать их с собой за границу, верно? Не представляю себе, как люди ухитряются при нынешней ситуации добывать деньги, но в обороте такие суммищи. Просто жуткие.

Тут она с удовлетворением взглянула на свою левую руку, на которой красовались два кольца — одно с крупным бриллиантом, другое с изумрудом — явное свидетельство того, что и на нее тратятся солидные суммы.

Вечер подходил к концу. О пассажирке из Франкфурта он так и не узнал ничего нового. Он понял, что у нее есть крыша, и притом надежно крытая, то есть хорошее прикрытие, если можно громоздить подряд столько слов одного корня. Она интересуется музыкой. Правильно — он же встречался с ней в Фестиваль-Холле, — все сходится. Любит заниматься спортом на открытом воздухе. У нее есть богатые родственники, владеющие островами на Средиземном море. Занимается благотворительностью, известна в литературных кругах. Итого: у нее хорошие связи, солидная родня, и она вхожа в высшее общество. На первый взгляд далека от политики, но, вполне вероятно, тайно состоит в какой-то партии. Часто переезжает с места на место, бывает во многих странах. Вращается среди людей денежных, талантливых, знает литературный мир.

Уж не шпионка ли она? Ответ напрашивался сам собой. И все же такой ответ удовлетворял его далеко не полностью.

А вечер все тянулся. Наконец настал и его черед воспользоваться вниманием хозяйки. Милли Джин отлично знала правила этикета.

— Я целую вечность мечтала поговорить с вами. Расскажите же, какая она, эта Малайя. Признаюсь, эти азиатские страны всегда сбивали меня с толку. Я их безбожно путаю. Как вам там жилось? Было хоть что-нибудь интересненькое или сплошная скучища, до одури?

— Уверен, вы сами знаете ответ.

— Значит, была дикая скука — угадала? Но вам, очевидно, не разрешают так говорить.

— Да нет, я могу и думать, и говорить именно так. Тем более что эта поездка вообще не входила в мои обязанности.

— Зачем же вы тогда поехали?

— Люблю путешествовать, грешен; мне нравится бывать в самых разных странах.