Джеймс Клик неожиданно повернулся к лорду Олтемаунту.

– Не знаю, имеет ли это отношение к данной теме, – сказал он, – но вы однажды рассказывали мне историю, случившуюся в нашем посольстве в Берлине. Женщина.

– А-а, вы об этом?.. Да. В те времена она казалась мне интересной. В самом деле, это имеет отношение к тому, о чем мы сейчас говорим. Это было еще до тысяча девятьсот тридцать девятого года. Жена одного из сотрудников – умная, образованная женщина – очень хотела воочию увидеть фюрера и убедиться в его ораторском искусстве. Почему все находятся под таким впечатлением от него? И она пошла на митинг. А вернувшись, сказала: «Это просто невероятно. Конечно, я не настолько хорошо знаю немецкий, но теперь мне понятен этот всеобщий восторг. Его идеи восхитительны. Они окрыляют. Когда он говорит, возникает ощущение, что думать иначе просто невозможно, что новый мир наступит только в том случае, если люди пойдут за ним. О, у меня нет слов, чтобы выразить это чувство. Лучше я запишу все, что смогу вспомнить, и принесу вам. Так мне будет легче передать свои впечатления».

Я одобрил эту идею. На следующий день она пришла ко мне и сказала: «Не знаю, поверите ли вы мне. Я начала записывать то, что сказал на митинге Гитлер – смысл его слов, – и вдруг со страхом поняла: записывать-то нечего! Я не смогла вспомнить ни единой воодушевляющей или волнующей фразы. Какие-то слова я все-таки записала, но в письменном виде они как будто ничего не значат. Отказываюсь что-либо понимать».

Эта история лишний раз напоминает об опасности, которую не всегда осознают – но она реально существует. Есть люди, способные заражать других своим энтузиазмом, внушать им свое видение грядущего. Они добиваются этого не с помощью слов и даже не с помощью излагаемых ими идей. Это нечто иное. Умение создать чрезвычайно привлекательное видение. Личный магнетизм – вероятно, особая тональность голоса, эманация, исходящая от самой плоти. Я не знаю, что это, но это существует. Такие люди обретают власть над другими. Подобной властью обладали основатели мировых религий, но она может оказаться и в руках злого духа, который способен заставить людей поверить в необходимость тех или иных действий, имеющих целью создание нового мира. Люди будут самоотверженно воплощать эту идею в реальность, сражаться и даже умирать за нее.

Понизив голос, лорд Олтемаунт добавил:

– Йэн Смэтс выразил это следующим образом: «Лидерство предполагает наличие большого творческого потенциала, но оно может приобретать дьявольский характер».

Сэр Най заерзал в кресле.

– Я понимаю, что вы имеете в виду. Это очень интересно и весьма похоже на правду.

– Но вы, конечно, считаете, что я преувеличиваю.

– Да нет, не считаю, – сказал Стаффорд. – То, что кажется преувеличением, очень часто вовсе таковым не является. Обычно это то, о чем вы никогда прежде не слышали или не думали, а потому ничего об этом не знаете и вынуждены принимать это на веру. Кстати, могу я задать вам простой вопрос? Кто-нибудь что-нибудь делает по этому поводу?

– Если у вас возникло подозрение, будто что-нибудь подобное происходит, вы должны выяснить это, – вмешался лорд Олтемаунт. – Вам следует действовать по примеру мангуста Киплинга: «Беги, разузнай и разнюхай». Разузнай, откуда берутся деньги, откуда берутся идеи и откуда берется – если можно так выразиться – механизм. Кто управляет механизмом? Мы занимаемся этим и хотели бы, чтобы вы помогли нам.

Это был один из тех редких моментов в его жизни, когда сэр Най испытывал изумление. В прошлом ему всегда удавалось скрыть данный факт, но на сей раз это у него не получилось. Он ошарашенно смотрел на безмятежное желтое лицо мистера Робинсона с двумя рядами белых зубов. Затем перевел взгляд на несколько многоречивого, но тем не менее явно неглупого сэра Джеймса Клика, которого Стаффорд мысленно окрестил Хозяйским Псом. Спинка высокого кресла, как и прежде, обрамляла лицо лорда Олтемаунта. Освещение в комнате было не очень ярким, и оно напоминало сэру Наю лик святого в нише какого-нибудь средневекового собора. Аскет. Четырнадцатый век. Великий человек. Да, лорд Олтемаунт являлся одним из великих людей прошлого, в этом Стаффорд не сомневался. Но сейчас он был уже очень стар. Видимо, по этой причине у него и возникла потребность в помощнике. Сэр Най взглянул на загадочное создание, благодаря которому он оказался здесь, – на графиню Ренату Зерковски, она же Мэри Энн, она же Дафна Теодофанос. Выражение ее лица ничего не говорило ему. Она даже не смотрела в его сторону. Наконец он перевел взгляд на мистера Генри Хоршэма из Службы безопасности – и с удивлением увидел, что тот смотрит на него с ухмылкой.

– Но послушайте, – сказал Стаффорд, отбросив всякие формальности и заговорив языком восемнадцатилетнего выпускника школы, которым был когда-то. – Да кто я, черт возьми, такой? Что мне известно? Говоря откровенно, я отнюдь не выдающаяся личность в своей профессии. Мое начальство обо мне весьма невысокого мнения.

– Мы знаем об этом, – сказал лорд Олтемаунт.

Настала очередь сэра Джеймса Клика ухмыляться, и он не преминул сделать это.

– Наверное, это даже к лучшему, – сказал он и, заметив, что лорд Олтемаунт нахмурился, поспешно добавил извиняющимся тоном: – Прошу прощения, сэр.

– Мы представляем собой комитет по расследованию, – вступил в разговор мистер Робинсон. – То, что вы делали в прошлом, не имеет никакого значения, как и мнение о вас других людей. Мы набираем людей в наш комитет. Пока нас еще немного, и мы приглашаем вас присоединиться к нам, поскольку считаем, что вы обладаете качествами, которые могут оказаться полезными при проведении расследования.

Стаффорд повернул голову в сторону сотрудника Службы безопасности.

– Что скажете, Хоршэм? Думаю, вы вряд ли согласились бы на это.

– Почему бы и нет? – спросил тот.

– Да? А что это за «качества», которые могут оказаться полезными вам? Откровенно говоря, я ничего такого в себе не нахожу.

– Вы не создаете себе кумиров, – сказал Хоршэм. – Способны распознавать обман. Не принимаете людей за тех, за кого они себя выдают, и оцениваете их, не исходя из оценок других, а в соответствии со своими собственными критериями.

Ce n’est pas un garcon sérieux. Эти слова всплыли в памяти сэра Ная. Странно, что к сложной и ответственной работе привлекают человека с такой характеристикой.

– Должен предупредить вас, – сказал он, – что я обладаю одним недостатком, на который очень часто обращают внимание и который стоил мне нескольких хороших должностей. Кажется, он хорошо всем известен. Я недостаточно серьезный человек для выполнения столь важной задачи.

– Можете мне не верить, – сказал мистер Хоршэм, – но это одна из причин, почему они остановили выбор на вас. Ведь я прав, милорд? – Он бросил взгляд на лорда Олтемаунта.

– Беда в том, что государственные служащие зачастую воспринимают себя слишком серьезно, – сказал тот. – А вам, по нашему мнению, это не свойственно. Во всяком случае, так считает Мэри Энн.

Итак, подумал Стаффорд, графиня Рената Зерковски вновь превратилась в Мэри Энн.

– Можете ответить мне на один вопрос? – сказал он, обращаясь к ней. – Все-таки, кто вы? Я имею в виду, вы действительно графиня?

– Действительно. Мой отец – прекрасный спортсмен, отличный стрелок и самый настоящий немецкий граф, владеющий чрезвычайно романтичным, но несколько обветшалым замком в Баварии. Я имею связи в той части европейского мира, где все еще царит снобизм в отношении благородства происхождения. Бедная, захудалая графиня садится за стол первой, в то время как богатый американец, обладающий сказочным состоянием, вынужден ждать своей очереди.

– А как насчет Дафны Теодофанос?

– Это всего лишь имя в паспорте. Моя мать была гречанкой.

– А Мэри Энн?

Едва ли не впервые Стаффорд увидел улыбку на ее лице. Она посмотрела на лорда Олтемаунта, затем перевела взгляд на мистера Робинсона.

– Вероятно, это имя дали мне потому, что я нечто вроде прислуги, отвечающей за все, которая всюду ездит, перевозит вещи из страны в страну, разрешает проблемы, наводит порядок… – Она снова бросила взгляд на лорда Олтемаунта. – Я права, дядя Нэд?

– Права, моя дорогая. Для нас вы Мэри Энн и всегда останетесь ею.

– Вы брали с собою что-нибудь на борт этого самолета? – спросил сэр Най. – Я имею в виду, перевозили что-нибудь важное из одной страны в другую?

– Да, и об этом было известно. Если бы вы не пришли мне на помощь и не отдали бы свой бандитский плащ, послуживший прекрасным средством маскировки – время от времени происходят несчастные случаи, – я вряд ли находилась бы сейчас здесь.

– Что же вы перевозили – или этот мой вопрос неуместен? Есть ли что-нибудь такое, о чем я никогда не узнаю?

– Есть много такого, о чем вы никогда не узнаете. Есть много такого, о чем вам нельзя спрашивать. Но на этот ваш вопрос я, пожалуй, отвечу. Если мне будет позволено сделать это. – Она снова посмотрела на лорда Олтемаунта.

– Я верю в ваш здравый смысл. Можете ответить.

– Подсыпьте ему снотворное, – грубовато пошутил Джеймс Клик.

– Полагаю, ему следует знать, – сказал мистер Хоршэм. – Я, правда, не сказал бы, поскольку все-таки являюсь сотрудником Службы безопасности. Но вы, Мэри Энн, скажите.

– Я перевозила свидетельство о рождении. Только и всего. Больше я вам ничего не скажу, и спрашивать меня бесполезно.

Стаффорд окинул взглядом присутствующих.