Агата Кристи - Пассажир из Франкфурта

– Уже теплее, – не удержался Стаффорд.

– А-а! – торжествующе воскликнула тетушка. – Стюардесса?

Он покачал головой.

– Ну ладно. Не хочешь, не говори. Я все равно выясню, имей в виду. У меня всегда был острый нюх в отношении всего, что касается тебя. Конечно, сейчас я изолирована от внешнего мира, но все же, время от времени, встречаюсь со старыми друзьями и сумею получить от них кое-какую информацию. Люди встревожены. Причем всюду.

– Вы имеете в виду, зреет всеобщее беспокойство – и недовольство?

– Нет, я вовсе не это имела в виду. Я имела в виду, встревожены сильные мира сего. Члены нашего ужасного правительства. Чиновники нашего доброго, старого, вечно сонного Министерства иностранных дел. Происходит то, что не должно происходить. Волнения.

– Студенческие волнения?

– О, студенческие волнения – это цветочки. Они расцветают в каждой стране – по крайней мере, создается такое впечатление. Сюда по утрам приходит одна милая, славная девушка. Она пишет за меня письма и читает мне газеты, поскольку у меня самой это получается уже плохо. У нее очень приятный голос. Читает она то, что я хочу знать, а не то, что, по ее мнению, мне знать следует. Да, всюду царит тревога, и это мне известно главным образом от одного моего старого друга.

– Одного из ваших старых военных друзей?

– Он генерал-майор, если тебя это интересует. Много лет назад вышел в отставку, но все еще в курсе событий. И движущей силой этих событий выступает молодежь. Но тревогу вызывает не это. Они – кем бы они ни были – преследуют свои цели через посредство молодежи. Во всех странах. Молодежь призывает. Молодежь выдвигает лозунги, звучащие привлекательно, хотя они сами не всегда понимают их смысл. Разжечь революцию совсем несложно. Молодежи свойствен мятежный дух. Они бунтуют. Они хотят ниспровергать, хотят, чтобы мир стал другим. Но они слепы и не видят, к чему все это ведет. Что будет дальше? Что ждет их впереди? И кто стоит за ними, подталкивая их вперед? Вот чем страшна эта ситуация. Кто-то держит перед ослом морковку, а кто-то еще подстегивает его сзади.

– Это все ваши фантазии, тетушка.

– Это не фантазии, мой дорогой мальчик. Так люди говорили о Гитлере. О Гитлере и гитлерюгенде. Но тогда производилась длительная, тщательная подготовка. Был разработан детальный план войны. В каждой стране была создана пятая колонна, готовая встретить сверхлюдей – цвет германской нации. Они страстно верили в свою победу. Возможно, и сегодня кто-то строит такие же планы. Они готовы поверить в идею – если им ее преподнесут с умом.

– Да о ком вы говорите? О китайцах? О русских? Что вы имеете в виду?

– Я не знаю. Не имею ни малейшего представления. Но что-то подобное где-то замышляется, и это происходит по той же самой схеме. Видишь, опять схема! Русские? Я думаю, они погрязли в коммунизме, который уже изжил себя. Китайцы? Мне кажется, они сбились с пути и заблудились. Наверное, из-за того, что у них слишком много председателя Мао. Я не знаю, кто эти люди и кто планирует их действия. На вопросы «почему, где, когда и кто» ответов у меня нет.

– Очень интересно.

– Это так страшно… Возрождается та же самая идея. История повторяется. Молодой герой, блистательный сверхчеловек, который поведет всех за собой.

Немного помолчав, тетушка добавила:

– Та же самая идея. Юный Зигфрид.

Стаффорд Най поймал на себе взгляд проницательных глаз тетушки Матильды. Он был знаком ему и прежде, но сейчас казался особенно острым.

– Стало быть, ты слышал это раньше, – сказала она. – Понятно.

– Что это означает?

– Ты не знаешь? – Ее брови поползли вверх.

– Умереть мне на этом месте, – произнес Стаффорд плаксивым детским голосом.

– Да, мы всегда так говорили, – сказала леди Матильда. – Так ты правда не знаешь?

– Даже не представляю, что это такое.

– Но ты слышал это.

– Да, слышал от кого-то.

– От какого-нибудь важного человека?

– Возможно. Что вы подразумеваете под «важным человеком»?

– Ну, в последнее время ты принимал участие в различных дипломатических миссиях, не так ли? Ты представлял эту бедную, несчастную страну, используя все свои возможности, и я не удивлюсь, если это у тебя получалось не лучше, чем у других, сидевших за круглым столом. Я не знаю, принесла ли эта конференция какие-то результаты.

– Наверное, нет, – сказал сэр Най. – Во всяком случае, люди, съезжающиеся на подобные мероприятия, никогда не испытывают оптимизма.

– Каждый старается делать все, на что он способен, – назидательным тоном произнесла леди Матильда.

– В высшей степени христианский принцип. Сегодня тот, кто не старается, зачастую добивается гораздо большего успеха. Что это все значит, тетушка Матильда?

– Если бы я знала, – ответила та.

– Но ведь вы всегда все знаете.

– Не совсем так. Просто я отмечаю факты – то здесь, то там.

– В самом деле?

– У меня осталось несколько старых друзей, которые в курсе событий. Конечно, большинство из них либо полуглухи, либо полуслепы, либо с трудом ходят, либо имеют проблемы с памятью. Но все-таки кое-что у них еще худо-бедно функционирует. Кое-что вот здесь.

Она прикоснулась к голове с аккуратно зачесанными седыми волосами.

– В их среде царит атмосфера тревоги и отчаяния. В большей степени, чем обычно. Это один из фактов, которые я отметила.

– Разве она не царит в их среде всегда?

– Как я только что сказала, в последнее время в большей степени, чем обычно. Сейчас эта атмосфера скорее активна, нежели пассивна, если так можно выразиться. В течение длительного времени, наблюдая за происходящим – я извне, а ты, вне всякого сомнения, изнутри, – мы чувствовали, что что-то не так. Но теперь наступил момент, когда мы понимаем, что с этим нужно что-то делать, поскольку это представляет опасность. Что-то назревает, что-то затевается. Не только в той или иной стране. Во многих странах. Они привлекли под свои знамена людей, и опасность заключается в том, что эти молодые люди пойдут куда угодно, будут делать что угодно и верить во что угодно. И пока им будет дозволено разрушать, они будут думать, что вершат правое дело, изменяя и совершенствуя этот несовершенный мир. Беда в том, что заложенный в них потенциал не созидателен, а разрушителен. Молодые созидатели пишут книги, сочиняют музыку, рисуют картины, как делали это всегда. Но как только люди научатся любить разрушение ради разрушения, апологеты зла получат свой шанс.

– Кого вы имеете в виду, говоря «они»?

– Хотела бы я знать, – ответила леди Матильда. – В самом деле, мне очень хотелось бы знать это. Если мне станет известно что-нибудь достойное доверия на этот счет, я сообщу тебе. Тогда ты сможешь что-нибудь предпринять.

– К сожалению, мне будет не с кем поделиться этой информацией.

– Да, ты уж не делись ею с кем попало. Людям доверять нельзя. Не вздумай ничего говорить кому-нибудь из этих идиотов в правительстве. И вообще не стремись занять какой-нибудь важный пост. У политиков нет времени взглянуть на мир, в котором они живут. Они рассматривают свою страну в качестве обширной электоральной платформы. Они делают то, что, по их мнению, улучшает жизнь, а потом удивляются, почему жизнь не становится лучше. А жизнь не становится лучше потому, что они делают не то, что нужно людям. Неизбежно напрашивается вывод, что политики твердо убеждены в том, будто они наделены божественным правом лгать во благо. Прошло не так много времени с тех пор, как мистер Болдуин[16] выступил со своим знаменитым заявлением: «Если б я говорил правду, то проиграл бы выборы». И премьер-министры всегда разделяли это убеждение. Слава богу, время от времени среди нас появляются великие люди. Но это происходит крайне редко.

– Ну хорошо; что же, по-вашему, нужно делать?

– Ты хочешь, чтобы я дала тебе совет? Я? Ты знаешь, сколько мне лет?

– Что-то около девяноста? – предположил племянник.

– Ну, уж это слишком, – чуть обиженно произнесла леди Матильда. – Неужели я выгляжу на эти годы, мой дорогой мальчик?

– Нет-нет, что вы, милая тетушка. Вы выглядите всего лишь на каких-нибудь шестьдесят шесть.

– Вот так-то лучше. Хотя ты и говоришь неправду, все же это лучше. Может быть, мне удастся кое-что разузнать у моих старых добрых адмиралов, старого генерала или даже, возможно, у воздушного маршала – у них еще остались приятели, которые иногда встречаются с ними, чтобы поболтать по-стариковски. Так и распространяются слухи. Юный Зигфрид… Нам нужно понять, что это означает. Я не знаю – название ли это клуба, имя нового мессии или поп-певца. Но за этим названием или именем явно что-то кроется. И за этой мелодией. Я уже основательно подзабыла творчество Вагнера…

Надтреснутым старческим голосом она напела с трудом узнаваемый мотив.

– Рог Зигфрида зовет – кажется, так? Почему бы тебе не купить магнитофон? Не проигрыватель пластинок, а ту самую штуку, какие слушают школьники. Наш викарий проводит для них занятия; ты знаешь, довольно интересно. История развития звукозаписывающих устройств с елизаветинской эпохи до наших дней. Большие, маленькие – у каждого свое характерное звучание. Очень интересно. Интересны как сами устройства – некоторые из них издают прелестные звуки, – так и их история. Да. Так о чем я говорила?

– Вы сказали, что мне следует приобрести одно из этих устройств.