Агата Кристи - Пассажир из Франкфурта

– Спросите меня, и я вам отвечу: они не знают. Они не ведают, куда идут. Они не ведают, что с ними станет.

– Вы хотите сказать, что они не настоящие вожди?

– Есть юные герои, шагающие к славе по ступеням жестокости, боли и ненависти. У них есть теперь последователи не только в Южной Америке и Европе. Культ распространился на север. В Соединенных Штатах тоже бунтует молодежь, их знамя – Юный Зигфрид. Их учат убивать, наслаждаться чужой болью, там почитают устав ордена Мертвой Головы и Гиммлера, но они не знают, к чему их готовят. Зато это знаем мы, по крайней мере некоторые из нас. А как в вашей стране?

– Может быть, знают четыре или пять человек, – ответил полковник Пайкавей.

– В России знают, в Америке уже догадываются. Они знают, что существуют сторонники Юного Зигфрида – героя скандинавских сказаний – и что этот Юный Зигфрид – их вождь. Что это – их новая религия. Религия золотого триумфа молодости, чудесного юноши, в образе которого возродились старые скандинавские боги.

И все это, конечно же, не возникло вдруг, ни с того ни с сего, – продолжал герр Шписс. – За этим стоят сильные личности. Дурные люди с превосходными мозгами. Первоклассный финансист, крупный промышленник, магнат, контролирующий шахты, нефть, урановые запасы, тот, на кого работают ученые с мировым именем, и эти люди, которые сами по себе ничем не примечательны, тем не менее имеют огромную власть над молодежью: и над теми, кто творит насилие, и над теми, кто подвергается насилию наркотиков; они рекрутируют в каждой стране «рабов», которые постепенно переходят от мягких наркотиков к сильным и становятся со временем абсолютно безвольными, целиком зависящими от людей, которых они даже не знают, но которые обладают абсолютной властью над их телом и душой. Страстная приверженность к определенному виду наркотика превращает их в рабов, и в конце концов эти «рабы» окончательно деградируют, они способны лишь недвижно сидеть и грезить, они обречены на смерть, им даже помогут умереть. Они не обретут того рая, в который верят. В молодежной среде насаждаются новые, весьма странные религии. А новые боги – всего лишь переодетые старые.

– И свободный секс, наверное, тоже играет свою роль?

– Секс может изжить себя. Во времена Рима мужчины, погрязшие в пороке, без удержу занимались сексом, пока он им не надоедал до смерти. Потом они бежали от него в пустыню и становились отшельниками, как святой Симеон Столпник. Секс себя исчерпает. Пока что он делает свое дело, но ему человек не может быть подвержен до такой степени, как наркотикам. Наркотики и садизм, жажда власти и ненависть. Потребность боли ради боли. Упоение болью жертвы. Упоение пороками. Стоит лишь испытать упоение пороком, и ты уже оказываешься в его власти.

– Мой дорогой канцлер, я не могу в это поверить! Но если такие тенденции действительно существуют, то их нужно пресечь самыми суровыми мерами. Нельзя же, в самом деле, потворствовать таким вещам! Нужно занять твердую позицию.

– Замолчи, Джордж. – Мистер Лейзенби вытащил из кармана трубку, повертел ее в руках и снова сунул в карман. – Лучше всего, я думаю, будет, – сказал он, возвращаясь к своей навязчивой идее, – если я полечу в Россию. Насколько я понимаю, эти факты русским известны.

– Они знают достаточно, – согласился герр Шписс и, пожав плечами, добавил: – Но согласятся ли они это признать, неизвестно. Вызвать русских на откровенность – всегда дело нелегкое. У них свои проблемы на китайской границе. Возможно, они не особенно верят в то, что это движение приобрело такие масштабы.

– Нет, все-таки я должен отправиться к ним с особой миссией, я должен!

– На твоем месте, Седрик, я бы этого не делал, – донесся тихий голос лорда Олтемаунта, сидевшего, устало откинувшись на спинку кресла. – Ты нужен нам здесь, Седрик. – В голосе его слышался мягкий нажим. – Ты – глава нашего правительства, и ты должен оставаться здесь. У нас есть опытные агенты, наши эмиссары, они справятся с этой миссией.

– Агенты? – с сомнением спросил сэр Джордж Пэкхем. – Что на данном этапе может сделать агентура? Мы должны послушаться – ага, Хоршем, вот вы где, я вас не заметил. Скажите-ка нам, какие у нас имеются агенты и на что они способны?

– У нас есть несколько очень хороших агентов, – спокойно ответил Генри Хоршем. – Они добывают для нас информацию. Герр Шписс тоже сообщил ценную информацию. Информацию, которую раздобыла его собственная агентура. Беда в том – а это всегда было так, и чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к материалам последней войны, – что никто не желает верить агентурным сведениям.

– Конечно же, ум…

– Никто не хочет признавать, что агенты умны! Но, знаете ли, они таки умны. Они очень хорошо обучены, и в девяти из десяти случаев их информация точна. И что же происходит потом? Высшее руководство отказывается им верить и, более того, отказывается предпринимать какие-либо действия на этот счет.

– Но право же, мой дорогой Хоршем, я не могу…

Хоршем обратился к немцу:

– И даже в вашей стране, сэр, неужели не было случая, когда достоверные данные от вашей агентуры не принимались во внимание? Люди не хотят знать правду, если она неприятна, и стараются от нее отмахнуться.

– Вынужден признать, что такое может случиться – и случается. Конечно, нечасто, могу вас заверить, но иногда бывает…

Мистер Лейзенби снова вытащил трубку:

– Давайте не будем отвлекаться на частные проблемы. Сейчас речь идет не о кризисной ситуации в какой-то отдельной стране. Налицо мировой кризис. Должны быть приняты меры на правительственном уровне. Манроу, необходимо подкрепить полицию армией, нужно начать военные действия. Герр Шписс, ваша нация всегда великолепно воевала, и вам известно, что бунт необходимо подавлять вооруженным путем, прежде чем он станет неуправляемым. Я уверен, что вы согласны с таким подходом.

– С подходом – да, но мятежи уже вышли из-под контроля! У бунтовщиков есть винтовки, автоматы, взрывчатка, гранаты, бомбы, отравляющие и прочие газы…

– Но ведь стоит только пригрозить им ядерной войной, и…

– Это вам не школьники, у армии молодежи имеются ученые: молодые биологи, химики, физики. Ввязаться в ядерную войну в Европе… – Герр Шписс покачал головой. – Уже была попытка отравить источник воды в Кёльне возбудителем брюшного тифа.

– Все это просто немыслимо! – Седрик Лейзенби с надеждой оглядел коллег: – Четвинд? Манроу? Блант?

К удивлению Лейзенби, ответил только адмирал:

– Не знаю, при чем тут адмиралтейство, это не совсем наше дело, но я дам тебе совет, Седрик. Если твоя жизнь тебе дорога, возьми свою трубку, прихвати побольше табаку и беги как можно дальше от района любой ядерной войны, которую ты собираешься начать. Улетай в Антарктиду или куда-нибудь еще, куда не скоро доберется радиация. Профессор Экштейн нас предупредил, а он знает, о чем говорит.

На этом совещание прервалось. Канцлер Германии вместе с премьер-министром, сэром Джорджем Пэкхемом, Гордоном Четвиндом и доктором Райхардтом отправились на ленч на Даунинг-стрит.

Адмирал Бланд, полковник Манроу, полковник Пайкавей и Генри Хоршем остались, чтобы обсудить все в несколько более свободных выражениях, чем позволяли себе в присутствии важных персон.

Первые высказывания были довольно бессвязными.

– Слава богу, что они забрали с собой Джорджа Пэкхема, – произнес полковник Пайкавей. – Вечно он волнуется, дергается, удивляется, подозревает… Иногда он действует мне на нервы.

– Адмирал, вам следовало бы поехать с ними, – заметил полковник Манроу. – Вряд ли Гордон Четвинд или Джордж Пэкхем смогут отговорить нашего Седрика от поездки к русским, китайцам, эфиопам, аргентинцам или к кому еще черт его занесет.

– Мне нужно кое-что прощупать, – сердито заявил адмирал. – Съезжу-ка я в деревню навестить старого друга. – С некоторым любопытством он посмотрел на полковника Пайкавея: – Эта история с Гитлером действительно была для вас неожиданностью?

Пайкавей покачал головой:

– Не совсем. Нам были известны слухи о появлении в Южной Америке Адольфа и о том, что там уже много лет развевается флаг со свастикой. Шансы на то, что это правда, – пятьдесят на пятьдесят. Кем бы ни был этот парень – сумасшедшим, самозванцем или настоящим, – он довольно скоро отдал концы. Об этом тоже ходят слухи, болтают разное: он не был таким уж подарком для своих сторонников.

– Вопрос о том, чье тело нашли в бункере, по-прежнему горячо обсуждается, – заметил Блант. – Никакой идентификации проведено не было, об этом позаботились русские.

Он встал, кивнул остальным и направился к двери.

– Наверное, доктор Райхардт знает правду, – задумчиво проговорил Манроу, – хоть и выражался уклончиво.

– А канцлер?

– Разумный мужчина, – проворчал адмирал, обернувшись. – Он вел свою страну, куда считал нужным, и тут вдруг эта молодежь затеяла свои шалости с цивилизованным миром – жаль! – Он кинул проницательный взгляд на полковника Манроу: – Как насчет золотоволосого чуда, сына Гитлера? Вы все о нем знаете?

– Не стоит беспокоиться, – неожиданно ответил полковник Пайкавей.

Адмирал отпустил дверную ручку и вернулся на свое место.

– Все это выдумки. У Гитлера никогда не было сына, – продолжал полковник Пайкавей.

– Но вы же не можете быть в этом уверены!

– Мы уверены. Франц-Иосиф, Юный Зигфрид, идолизированный вождь, – это мошенничество высшей пробы, самый обыкновенный самозванец. Он – сын аргентинского плотника и красивой блондинки немки, она пела в опере вторые партии, от нее-то он и унаследовал свою внешность и звенящий голос. Его выбрали среди множества других и тщательно готовили к роли, которую ему предстоит сыграть. В ранней юности он был профессиональным актером. На ноге у него выжгли клеймо в форме свастики, состряпанная о нем легенда полна романтических подробностей. С ним обращались как с будущим далай-ламой.